Изменить стиль страницы

— Володя… Идите сюда. — Епифанов наклонился над погребальной камерой. — Остальные постойте подальше.

Голос Виталия Ильича исключал всякое непослушание. И были причины, потому что в раскопе, прямо в погребальной яме, лежала словно бы груда старого тряпья. В грозу в яму натекло много воды, тряпки частью ушли в жидкий грунт. Из тряпок торчали голова и кисть левой руки; правая рука ушла в песок.

— Надо поднять… Посмотреть…

— Ни в коем случае! Менты с нас головы снимут, они всегда требуют, чтобы труп до их приезда не трогали.

— А я бы поднял… Видите ли, Володя, мне очень уж не хотелось тогда подходить к раскопу. Интуиция разыгралась, и, как видите, были для того основания, Так давайте все-таки посмотрим, как там поживает наш с вами знакомый покойничек.

— Убедительно…

Володя спрыгнул в яму, потянул закоченевший труп за плечи. Труп подался с чавкающим звуком, с трудом вышел из мокрого грунта. Отвращения не было; Володя тащил словно бы бревно или мешок. Передавая тело Епифанову, Володя узнал — это была одна из граций! Та, которая в мешковатой кофте и в мужских штанах. Кто-то достаточно сильный переломил ей шею, и голова болталась, как у тряпочной куклы.

— Видите?! — Епифанов чуть ли не обрадовался. — У меня были причины не соваться к раскопу, когда я остался один!

— Да уж… Но ничего мы про нашего друга не узнаем — тут все замыло.

— Действительно! У меня-то была надежда — проверить, нарушены ли слои в погребении.

— То есть не выходил ли он на поверхность? — деловито уточнил Володя и сам удивился, как у него поворачивается язык.

— Именно… Интересно, а чего она полезла?

На этот вопрос, как ни странно, они получили ответ — по данным следствия, люди в деревне были убеждены: экспедиция в курганах ищет золото. Туман рассеялся, экспедиция еще не появилась — как же тут не проверить насчет золота?!

— Но у вас вроде бы был волк… А тут сломана шея… Не волка это работа, Виталий Ильич.

— А я и не думаю, что именно волка. Тот, кто может принять облик волка, может принять и совсем другой облик.

— Тьфу ты! Знаете, я вот говорю, а сам удивляюсь — у нас не разговор ученых, а беседы каких-то средневековых мистиков…

— А я вас с самого начала предупреждал! Ну как — нет следов повреждения покрытия?

Но и при первом осмотре, и потом, когда опять приехала милиция, увезла труп, все осмотрела вокруг и разрешила копать… И потом, когда вскрыли до конца погребение, не нашлось никаких следов загробных приключений покойника. Странность была разве в том, что погребение грабили два раза, и всякий раз грабители не доводили дела до конца.

— Как тут ограбишь его? — задумчиво произносил Епифанов. — Волки, туманы, болота…

Но получалось: не погребенный устраивал грабителям всю эту веселую жизнь. Погребенный мирно спал своим последним сном в окружении нескольких бронзовых вещей и сосудов с погребальной пищей. Мирно спал с вырезанной печенкой, отрезанной головой, кистями рук и ступнями ног. И с костяным человечком на шее. Это не он, это кто-то другой очень активно мешал раскопать погребение этого человека.

ГЛАВА 19

Осиновый кол

Ночь на 16 мая

— Мало нам всякого в погребении… Волк этот, туман, даже ваших деревенских перепугали до полусмерти… Что это значит, ты понимаешь?!

— Понимаю, и получше тебя, милый.

Людмила лежала на спине; пальцы ее руки переплелись с пальцами руки Володи. А слушала она очень внимательно.

— Волк этот… которого застрелить невозможно… Или возможно?

— Из пистолета — невозможно, он просто глотает пули.

— А я было подумал, этот волк Епифанову мерещился, он стрелял в пустое место.

— Если бы в пустое место, рассуди сам, тогда бы он видел, куда пуля ушла — в ствол или в землю. Нет-нет, он просто глотает пули, я же тебе объясняю.

— «Глотает пули»… То есть не застрелишь его никак, и притом он существо материальное? В смысле, — заторопился Володя, — в смысле, зверь, имеющий плоть? Как и обычный волк?

— Не беспокойся, милый; что такое «материальное существо», я понимаю. Тот, кто встретился твоему начальнику, вполне материален. Как… ну, как обычный волк и как человек; и перервать глотку он вполне даже может. Пару лет назад я тут кое-что такое видела… Но убить его пулей и правда нельзя, пули его не берут. Вот железом его убить можно, если железо держит человеческая рука — нож, топор, вилы, копье… что угодно. Он не случайно появился.

— Кто «он»? Не говори ты загадками!

— Подожди, милый… Я тебе потом все объясню. Так что ты там рассказывал про волка? И про туман?

— Ну вот, этот волк… И туман… И потом кто-то вокруг болота ходил, ходил перед ребятами, не выпускал их из болота. Или это им все-таки привиделось?

— И ничего им не привиделось. Ты все правильно описал: компас кто-то специально испортил, загнал людей в болото и не дал исправить то, что он сделал. Это еще пустяки, что он натворил… Ты лучше скажи, многие ли в лагере сломались? Многие теперь хотят уехать?

— Немногие. Хотят уехать Маргарита и Сергей; всё шумят, мол, это не экспедиция, а «какие-то бега и скачки», «бестолковщина», что так работать нельзя. Придется Елену отправить… Эту рослую темную девочку… Ты ее помнишь?

— Не привыкла на собственной заднице сидеть, — грубо прервала Людмила, и Володя удивился, какая у нее жесткая, нехорошая улыбка. Он и не знал, что у Люды может быть такая. — Привыкла девочка кушать только такие пироги, на которые не она зарабатывает и которые не она печет, вот и все. И ты о ней не жалей, нечего…

Полежали молча, каждый подумал о своем.

— Ну вот, двое уедут, увезут третью. Зато трое парней удивительно закалились во всем этом деле: Витя себя совсем по-другому чувствует; про Михаила и говорить нечего — герой! (Здесь Людмила одобрительно кивнула.) И что самое интересное, наш Толян совершенно другим стал. Я уже подумывал — не отправить ли его домой, чтоб под ногами не путался? А он вдруг даже в местную больничку отказался лечь. Мол, все и так в полном порядке, пусть обработают ногу, а я дальше долежу в лагере. И представь, на третий день уже вовсю работал…

— Интересно, а когда они ночью с этой… с Леной остались в степи, он как себя вел?

— В смысле, приставал ли он к Лене? Вроде нет, ему не до того тогда было.

— Не говори гадостей, милый. Мне интересно, брал ли он командование на себя.

— Еще как брал… Когда мы приехали, у них там уже и костер был, Толян даже за водой сходил, чуть ли не за километр.

— Ну вот… У него потом нога гноилась, а эта гладкая нахалка сидела себе и смотрела в пространство, увлеклась своими переживаниями, стервочка. «Сломалась!» Ладно, не будем об этом. Володя, ты просил помочь немного… Я только боюсь — ты, чего доброго, мне попросту не поверишь, вот что…

— Я, Люда, в таких делах когда-то участвовал, что это ты мне не поверишь… И здесь тоже — следы эти на восточном берегу озера, у кургана, я своими глазами видел. И Андрей со мной был, тоже видел; так что у меня уж точно не галлюцинации.

Людмила кивнула, и Володя продолжал рассказывать:

— Она, по-моему, психологически сломалась. Не привыкла…

Люда серьезно кивнула.

— И этот волк — не волк… Туман, существо… в общем, много чего здесь такого, что приходится понимать всерьез. И если ты мне объяснишь, что происходит, я тебе буду очень благодарен.

— Всего не объясню… Ты уже ведь понял, что вам мешает тот, кто лежит на восточном берегу?

Настала пора Володе кивать головой.

— Я не понимаю только двух вещей… Ну, во-первых, почему он к нам прицепился? Почему волкодлаку так не нужна наша работа?

— Этот, с восточного берега… Он разъярился оттого, что не хочет приезда сюда других людей. Любых людей, а уж тем более людей ученых, которые поймут, кто он, поймут его тайны… Но ведь не все ваши проблемы с ним связаны. Влезли вы туда, куда не надо… Не откроют вам так просто то, что вам не положено. Неужели ты не понимаешь, глупый? Есть… кроме этого… с восточного берега… Кроме него есть и другое существо. Оно имеет власть, оно могущественно… И тот, на восточном берегу, служит куда более сильному. Может быть, вовсе не ему, это его хозяину нужно, чтобы вы не знали, кто именно лежит в каком кургане… Но, Володя, ты говорил, что не понимаешь двух вещей, а назвал только одну…