– Признайтесь, вы привыкли пользоваться моим отсутствием, – продолжал Фожер.

– А вы – входить в мою спальню! Прошу вас, потушите эту мерзость.

Фожер раздавил в пепельнице сигару, словно кулаком стукнул. Лепра схватил пиджак и направился к двери.

– Не уходи, художник, – сказал Фожер. – Я из-за тебя пришел. – Он схватил стул и сел на него верхом. – Теперь говорить буду я. Видите, я не сержусь. Я уже не одну неделю за вами наблюдаю. Я хочу удержать вас от глупости. Вы меня ненавидите. Это видно. Вы вбили себе в голову всякую чушь, например, что вы будете счастливы, если меня не станет.

– Черт знает что! – сказала Ева.

– Я вас вижу насквозь, я вас знаю лучше вас самих. Мне случалось иметь дело с мужчинами, которые считали себя хитрецами, и с женщинами, считавшими себя красотками. А у вас, простите за выражение, переходный возраст. Великая страсть, надо же! Так что, старина Фожер, давай отсюда! Не мешай! Ты нам сбиваешь ритм! Какой у него длинный язык, у твоего Лепра!

– Это еще долго будет продолжаться? – прервала его Ева.

– Подождите! Я просто хочу предупредить вас обоих. Не играйте с огнем! Вы не забыли, малышка Ева, откуда я вас вытащил?

– Я была статисткой. И не стыжусь этого.

– В то время вы этим вовсе не гордились. А ваш протеже еще совсем недавно подвизался в кафе на бульваре Клиши.

– Но вы-то, – вскричал Лепра, – тоже, прямо скажем, не сразу начали…

Фожер обхватил руками спинку стула, его лицо пошло красными пятнами.

– Мне, – сказал он, – никто не был нужен, чтобы пробиться!

Ева смотрела как-то странно на своего мужа. «Она все еще им восхищается, – подумал Лепра. – Боже мой, когда же она выбросит его из головы!»

– Послушайте меня хорошенько, – продолжал Фожер. – Я могу уничтожить вас одним мизинцем. Но думаю, что, трезво все взвесив, вы любви предпочтете успех. Не так ли? Так что будьте послушными детками, расстаньтесь, и кто старое помянет…

– Так вот в чем ваш план… – сказала Ева. – Плевать я хотела на успех.

– Вы – может быть, но не он.

– Вы отвратительны, Фожер.

– Я просто защищаюсь. Если я дам вам свободу, то вскоре обнаружу мышьяк у себя в кофе.

Лепра шагнул вперед.

– Не двигайся, малыш, – посоветовал Фожер. – Я в курсе того, что касается Маскере. Ты уже спишь и видишь, как бы там мелькнуть. Ну скажи… Нет, ты, вроде, не горишь желанием. Это тоже Евина идея. Тебе нужны большие концерты, и сразу. Ты прав. Я могу тебе помочь… прямо сейчас… мне достаточно набрать номер… Поклянись, что больше не увидишься с ней, и дело в шляпе. Ну давай!

Ева молчала, и Лепра понял, что она предоставляет ему сделать выбор, что она пошла на это испытание и даже не без тайного удовольствия. Она обожала такие моменты истины. Она обожала кидать фишки… любовь, разлука, жизнь, смерть… орел или решка. Он мог освободить себя одним словом. Но у него была всего одна секунда. Минутная заминка – и он пропал. Она уволит его, как лакея.

– Встаньте, господин Фожер, – сказал он.

Удивленный Фожер подчинился.

Лепра было достаточно лишь чуть наклониться вперед, и он с размаху влепил ему пощечину.

– А теперь извольте выйти.

Эти слова внезапно выпустили наружу всю непреодолимую ярость, скопившуюся в нем. Он бросился на Фожера, но получил ответный удар, от которого у него перехватило дыхание. Опрокинутые кресла отлетели к столу. В комнате творилось что-то невообразимое. Лепра наносил беспорядочные удары, отмечая про себя несвязные кадры: струйка крови у губ Фожера, разобранная постель, телефон, голос, который раздавался у него в голове: «Она смотрит на тебя… судит тебя… любит тебя…» Сам не зная как, он очутился у камина. Фожер, выставив кулак вперед, ринулся на него, но Лепра успел подумать: «Китайская ваза… нет, слишком легкая… канделябр…»

Раздался страшный шум, и вдруг наступила полнейшая тишина. Лепра смотрел на тело, распростертое на ковре. Собственное дыхание обожгло ему горло. Ева, схватившись руками за голову, уставилась на Фожера. Наконец она сделала шаг вперед и осторожно опустилась на колени. «Он мертв», – прошептала она. Уродливая гримаса исказила лицо Фожера. Лепра был уверен, что Ева права, и от внезапной слабости у него повлажнели ладони. Он опустил канделябр на пол, как драгоценный хрупкий предмет. Ева сделала ему знак не двигаться. Они ждали, что Фожер пошевелится. Ждали чего-нибудь, что положит конец этому невыносимому страху. Но его глаза превратились в тонкую белую полоску под опущенными тяжелыми веками.

– Оказывается, как легко убить человека… – проговорил Лепра.

Ева посмотрела на него, потом дотронулась до иссиня-черного кровоподтека на лбу Фожера. Она встала, подняла канделябр, поставила его на место.

– Ты взял самое тяжелое, – проговорила она.

– У меня не было времени на размышления.

– Знаю.

Она не плакала, но голос ее дрожал и прерывался и был начисто лишен тембра, словно она говорила во сне.

– Я очень сожалею… – начал Лепра.

– Замолчи. Умоляю тебя, молчи.

Ева посмотрела на труп, и ее плечи задрожали. Она сжала кулаки.

– Какого черта вы все меня любите! – прошептала она. – Это я должна была умереть.

Внезапно решившись, она пересекла комнату и сняла телефонную трубку.

– Что ты собираешься делать? – спросил Лепра.

– Звонить в полицию.

– Подожди минутку.

Она посмотрела на него блестящими от слез глазами.

– Минутку, – повторил он. – Не будем спешить. – Он приходил в себя с быстротой, которая поразила его самого. Мысли, все еще лихорадочные, казалось, бежали впереди него, он перескакивал от одной идеи к другой, располагая события по порядку, так, как он их видел, прежде чем нанес удар.

– Кто докажет, что я нападал, а не защищался, – медленно проговорил он. – Твоего свидетельства будет недостаточно.

– Особенно потому, что ударил первым ты.

– Он довел меня. Ты упрекаешь меня в том, что…

– Нет…

– Представь себе, как будут рассуждать полицейские… Легко догадаться, что за этим последует… Не звони, а то мы оба пропали.

– Так что же делать?

– Подожди.

Своими длинными мягкими ладонями он начал медленно растирать себе щеки, лоб, веки.

– Никто не видел, как входил твой муж, – продолжал он. – Он заранее подготовил свой приход. Принял все меры предосторожности… Брунштейн, Флоранс и все люди, бывшие в баре, уверены, что он едет в Париж… Понимаешь, куда я клоню… Завтра они будут свидетельствовать одно и то же… Почему бы нам…

– Рано или поздно все откроется, – устало сказала Ева. Она так и не повесила трубку.

– Мы будем защищаться. Он заставляет нас защищаться. Я не хочу, чтобы ты стала жертвой скандала… по моей вине… Твой муж слишком много выпил, ты сама видела… Он нервничал, и все это заметили. Он прекрасно мог проскочить вираж… вот-вот, то, что надо: он сорвался на вираже…

Ева повесила трубку. На лбу у неё пролегли глубокие морщины, сразу состарившие ее. Лепра подумал, что она выглядит вполне на свой возраст.

– У Ансениса на дороге полно крутых поворотов, – продолжал он. – Я просто положу тело в машину… Я буду там через час-полтора… Сяду на «скорый» в Ансенисе.

– Это высоко? – спросила Ева.

– Метров двадцать, насколько я помню. Там нет даже парапета. Машина разобьется внизу о валуны.

– Жан… Ты меня пугаешь.

– Я?

– Можно подумать, ты все рассчитал заранее.

– Ева, дорогая моя, послушай… Разве я напоил твоего мужа? Я посоветовал ему вернуться? Угрожать, шантажировать нас?

– Нет, но… когда он говорил… у тебя было время подумать… обо всем, что ты мне сейчас объясняешь.

Лепра подошел к Еве, снял телефонную трубку.

– Лучше позвонить в полицию, – сказал он.

Она взяла его за запястье, опустила руку с трубкой на рычаг.

– Прости меня. Ты знаешь, какая я… Ты прав… Для него все кончено, это уже ничего не изменит, а мы…

Она приникла к нему, и он почувствовал, как ее руки обвили его и начали сжимать, сжимать в каком-то исступлении. Так она плакала – на свой манер.