Когда он проснулся, Евы рядом не было. Он встал, заглянул в ванную комнату, в кухню. Она ушла. От нее остался только аромат духов вокруг постели и примятое одеяло. На часах было полдесятого. Ему захотелось позвонить ей и сказать, что он любит ее. Ева, любимая… любимая… Он напевал про себя, но никакой радости при этом не чувствовал. Он слишком хорошо понимал, какие опасности ждут их впереди.

В девять часов какой-то мальчишка вбежал в комиссариат на улице Бонз-анфан…

– Мосье, мама просит, чтобы вы пришли. Она нашла кого-то мертвого.

В полдень комиссар Борель из судебной полиции опустился на колени у трупа Мелио.

VIII

Ева позвонила около полудня.

– Приходи скорей, я схожу с ума.

Лепра хотел ответить ей, но она повесила трубку. Встревоженный, он стал ловить такси. Ева была из тех, кто теряет голову. Что-то случилось… Может, уже нашли тело? Но его найдут в любом случае. Это испытание неизбежно. Может, комиссар связал смерть Мелио и… Нет, невозможно! Невозможно, и все тут. Вот что надо втолковать Еве.

Лифт был занят, он взбежал по лестнице, задыхаясь, ворвался в квартиру Евы и заключил ее в объятия.

– Ну?!

– Ничего, – сказала Ева. – Мог так не мчаться.

Она отстранилась, холодная, спокойная, далекая.

– Я испугался, – сказал Лепра, – у тебя был такой голос…

– Очень мило с твоей стороны.

Лепра вошел в гостиную.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет.

– У тебя дурное настроение?

– Только не начинай сначала, – прошептала она обессилен но. – По-твоему, это все так весело.

Она села поодаль от него, и он заметил, что она еще в халате, в тапочках на босу ногу, с серым от бессонной ночи лицом. Она пристально смотрела на него.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Я? – спросил Лепра, захваченный врасплох. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Будем ждать.

– Ждать, ждать, – простонала Ева. – Ты вообще понимаешь, что полиция скоро найдет его?

– Во всяком случае не сегодня.

– Нет, сегодня.

Ее ярость внезапно обрушилась на него, словно он был причиной всех несчастий.

– Ты же не думаешь, что Мелио проводил воскресенье в одиночестве. Его без конца приглашали в гости. И наверняка сейчас кто-нибудь ждет его, волнуется, звонит и не может понять, куда он мог запропаститься.

Она смотрела поверх Лепра, в пустоту, и тот, смутившись, отодвинулся, оперся на кресло.

– Через час, – продолжала Ева, – к Мелио постучат, начнут беспокоиться. Откроют дверь… Поставят в известность Бореля… он придет к нему в кабинет, увидит, что в ящиках рылись…

– В любом случае наших отпечатков он не найдет, – возразил Лепра, – мы были в перчатках.

Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и раздраженно одернула халат.

– Я уверен в этом, – сказал Лепра. – Наша единственная ошибка в том, что мы не взяли его бумажник, – можно было бы направить подозрения… по другому руслу.

Она с интересом посмотрела на него.

– А ты бы смог это сделать?

– Не знаю, – признался Лепра. – Я не думал об этом.

– А если бы подумал?

– Если уж защищаться, так до конца… Но уверяю тебя, мы не так уж рисковали бы. Ты ведь знаешь, Мелио общался с разными людьми. С чего вдруг Борель станет нас подозревать?

Ева нетерпеливо пожала плечами.

– Хватит об этом. Пустые разговоры. Просто ты не сможешь помешать Борелю думать то, о чем весь Париж подумает завтра. Сначала странной смертью умирает известный композитор, а потом убивают знаменитого издателя, его друга. Не связаны ли эти факты между собой? Как только об этом подумают, круг подозреваемых резко сузится, не так ли?

Лепра не стал отвечать ей. Факты, факты! Ева так часто употребляет это слово. Оно заслоняет горизонт, пробуждает воображение, подчиняет вас закону реальной жизни. Лепра не любил факты.

– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Мы попадаем в число подозреваемых. Но мы же, черт возьми, не виноваты в смерти Мелио! Так почему мы? Почему нас должны допрашивать?

– Почему? – спросила Ева с отвращением. – Потому что кто-то знает правду и ведет свою игру.

– Кто, кто?! – заорал Лепра.

Он в бессильной ярости пересек комнату и встал перед Евой.

– Кто?

– Я бы дорого заплатила, чтобы узнать это.

Ее голос звучал хрипло, она опустила голову. Лепра погладил ее по волосам со сдержанной нежностью.

– Теперь, – прошептала она, – достаточно малейшей детали – и нам крышка. Мы уже ничего не сможем сделать… Если бы я сказала правду… в Ла Боле… мы бы до этого не дошли… Нас держит наша ложь… Как только начинаешь лгать… – У нее задрожал подбородок.

– Так что?

Она закончила фразу со странной улыбкой, полной отчаяния:

– Становишься сволочью.

Лепра прыжком вскочил на ноги. Несколько раз со всей силой ударил кулаком по ладони.

– Господи! – воскликнул он. – Можно подумать, ты нарочно… Я никогда не видел тебя в такой…

Она подсказала ему:

– В такой панике?

– Да. Ты что, считаешь себя виновной?

– А ты нет?

Лепра смотрел на нее, подбоченившись.

– Телефон тут, рядом, – заметил он. – Давай сдадимся… Но нам никто не поверит. Нам повесят оба дела.

– Ты считаешь, что слишком поздно?..

– Конечно.

– Ладно, – сказала Ева, – я это и хотела от тебя услышать… Ты хотя бы обедал?

– Я? Что?

Она уже направлялась к буфету, к ней разом вернулась вся энергия.

– И он еще строит из себя героя! Накрой лучше на стол!

Они пообедали. Потом погуляли вокруг Люксембургского сада. Мирно поговорили о предстоящем концерте Лепра. Блеш уже занимается рекламой. Ева рассказала о нем пару забавных историй. Может, она уже позабыла о Мелио? Или из порядочности считала, что должна казаться беззаботной? Лепра же не мог отделаться от тревожного предчувствия. Но узник своей роли, он послушно подавал реплики. К вечеру они поднялись к Елисейским полям. Ева встретила друзей, те пригласили их поужинать вместе с ними в модный ресторанчик. Она с радостью согласилась.

– Расслабься, – прошептала она. – Завтра Борель начнет следствие. Надо, чтобы ему сказали, что мы с тобой были в прекрасном настроении.

Лепра усердно выпивал, пока не пришел к убеждению, что комиссара бояться не стоит. Это было так очевидно, что он даже просветлел. Он внимательно прислушивался к сотрапезникам, которые тем временем вели доверительные беседы на английском языке, и решил, что они вполне симпатичные люди. И в зале все были симпатичные. И жизнь в конечном итоге была вполне приемлема. Что касается Евы… тем хуже! Он никогда так и не поймет, любил он ее или ненавидел. Он ненавидел ее, когда она была сильнее, умнее и мужественнее его. Да, в такие моменты он слегка ее ненавидел, потому что она была прекрасна, освещена каким-то внутренним светом, и на лицах всех мужчин вокруг он читал скрытый трепет желания, наполнявший ее счастьем… Как он сглупил в Ла Боле… Но и эту мысль он довел до логического конца. Когда-нибудь Ева уйдет из его жизни, и тогда прошлое будет не в счет. Он стал преступником из-за любви к ней. Достаточно перестать ее любить, и… Неплохо придумано – приятная мысль, и в итоге он даже почувствовал уверенность в себе и нечто похожее на зыбкое тревожное счастье, и слезы чуть не выступили у него на глазах. Бедняжка Ева, в конце концов, обыкновенная женщина, как и все остальные.

Потом они мотались по ночным барам. Расстались поздно. Он уже не отпускал ее руки. Прощание длилось бесконечно. Оба состязались в выражении преданности и любви. Ева взяла Лепра под руку.

– У меня голова идет кругом. Отвезешь меня?

– Кто эти люди? – спросил Лепра.

– Да так, какие-то знакомые. Тот, что повыше, руководит театром в Милане, а маленький, по-моему, производит автомобили. Что же касается девицы… тебе это интересно?

– Нет.

– И мне нет.

Ева прижалась к нему.

– Пришлось делать вид… Все будет занесено в наше дело.

Они возвращались молча. Перед дверью Лепра склонился над рукой Евы.