Он снова взглянул на часы. Не прошло и четверти часа, как он тут терзается. Рыбак вытащил из реки что-то блестящее, извивающееся. Лепра спустился вниз по ступенькам и, пройдя по набережной, подошел к нему. Рыбак вытирал руки носовым платком и насвистывал мелодию Фожера.

– Садитесь, мадам, прошу вас.

Комиссар Борель обошел свой стол и оперся на спинку кресла. Ева тут же поняла, что он за тип: умный, немного самоуверенный, красивый. Но зубы неровные, в общем ничего себе, но вид чиновника. Неплохо бы сдать его брюки в чистку… Она улыбнулась, чуть наклонив голову, глядя ему прямо в глаза, но тревога не покидала ее.

– Я очень рад видеть вас здесь, мне просто повезло. Я бесконечно восхищаюсь вами.

– Вы пригласили меня для того, чтобы иметь возможность в частном порядке высказать свое восхищение?

Комиссар полуприкрыл глаза и поднял руку, на которой блестел перстень с печаткой.

– Конечно, нет. Но я, как и все… Я начинаю грезить, когда слышу ваши песни. И вот сегодня вы здесь, передо мной…

– Во плоти и крови, – закончила Ева.

– Вот именно! Так что я вкушаю величайшее счастье, если позволите…

Он пытался шутить, но это выходило у него неестественно. Глаза Евы не повеселели. Они были слишком зеленые, как стекло при электрическом свете.

– Меня потрясла смерть господина Фожера, – продолжал Борель.

– Мой муж не страдал от излишней осторожности.

– Я знаю.

Борель сел и похлопал рукой по папке.

– У меня здесь копия рапорта. Впрочем, надо еще проверить, действительно ли причиной всему – неосторожность… Он немного выпил, ехал быстро, но ведь так поступают многие автомобилисты, особенно в летнее время… Это большая потеря для нас… Вдвойне. Я случайно узнал… что вы собираетесь покинуть сцену.

– Вы прекрасно осведомлены!

Борель шутливо поклонился.

– Это входит в мои обязанности, мадам! Но можно вам задать один вопрос? Вы действительно считаете, что ваш муж погиб случайно?

Ева была готова к нападению. И тем не менее с трудом выдержала взгляд комиссара.

– Боже мой, – сказала она, – мне и в голову не приходило, что… Вы что-то обнаружили?

– Нет, мы ничего не обнаружили. Несчастный случай, тут нет сомнения.

Он открыл папку, задумался. Ева думала о Лепра. Бедный мальчик! Вот для кого начнется кошмар. Никогда он не поймет, почему она призналась. Сейчас она скажет всю правду. У этого полицейского есть доказательства, что Морис… нет, она не позволит застать себя врасплох, поймать на лжи, не позволит презирать себя.

– У господина Фожера, наверное, были враги, как и у всех нас, – начал Борель. – Вы не замечали ничего необычного в последнее время? Вам не казалось, что ваш муж чем-то озабочен? Он ничего не говорил вам, что могло бы…

– Ничего.

– Странно. У вас были хорошие отношения?

– Нет.

– Вот так так! Откровенно, по крайней мере, – Борель удивленно покачал головой.

Он вытащил из папки письмо и перечитал его. Ева сидела слишком далеко, чтобы узнать почерк, но почувствовала, что это конец. Фожер сдержал слово.

– У меня есть любовник, – сказала она. – Я думаю, ничего нового я вам не сообщаю. И раз уж вы хотите знать все…

Борель протянул ей письмо.

– Сначала прочтите это. Я не должен был бы вам его давать, но я рассчитываю на ваше молчание.

Письмо писал не Фожер. Эти округлые, тонко выведенные буквы… где она уже видела их?

«Все друзья Мориса Фожера неприятно удивлены бездействием полиции. Следователь пришел к заключению, что это – несчастный случай, что само по себе нелепо. Фожер прекрасно водил машину. Кроме того, он обычно ездил окружным путем именно для того, чтобы избежать виражей Ансениса…»

Ева закинула ногу на ногу и положила письмо на колени. Взгляд Бореля помогал ей хранить спокойствие, она дочитает письмо до конца и ничем себя не выдаст.

«…Так что в гибели Фожера не все ясно. Почему он свернул с объездного пути?.. Потому что хотел покончить с собой. Он замаскировал самоубийство под несчастный случай просто из порядочности, чтобы не дать повода для сплетен. Но если этот человек, так любивший жизнь, покончил с собой, значит, его на это толкнули…»

И вдруг Ева узнала почерк Флоранс. Дома она пороется в секретере… Там наверняка найдутся старые открытки, отправленные из Дании и Швеции, когда Флоранс еще не превратилась в… Нет, это ее почерк, даже не измененный, вульгарный почерк простушки.

«…A тот, кто толкает человека к самоубийству, – преступник. Полиции не вредно бы задуматься о роли, которую сыграла в этой истории Ева Фожер. Мое имя вам ничего не скажет. Главное для меня – потребовать правосудия».

Ева сложила письмо.

– Мы такие письма десятками получаем, – словно извиняясь, сказал Борель. – Маньяки, ревнивцы, одержимые. И тем не менее…

– Тем не менее? – спросила Ева.

– Ну, как вам сказать, это наша рутина – мы обязаны проверить.

– Вы считаете, что я несу ответственность за смерть своего мужа?

– Ну что вы, дорогая. В вашем случае… ну, во-первых, я уступил своему желанию с вами познакомиться… и потом, прежде всего я собирался вас предостеречь… Очевидно, кто-то желает вам зла. Вам не приходит в голову, кто бы это мог быть?

Ева с отвращением положила письмо на стол.

– О! – сказала она. – Конечно. Но тут вы ничем не можете мне помочь.

– Ну почему, если кто-то пытается вам докучать, преследовать вас…

– Спасибо, – сказала Ева, – вы очень любезны, но я сама справлюсь.

Борель одобрительно кивнул.

– В любом случае, теперь вы предупреждены. Обязательно дайте мне знать, если кто-нибудь захочет устроить скандал… Вы, конечно, не знаете, действительно ли ваш муж предпочитал объездной путь, как это сказано в письме?

– Понятия не имею. Я в Ла Боль всегда ездила поездом.

– Вообще-то, – сказал Борель, – самоубийство или несчастный случай – это ничего не меняет.

Он проводил Еву до лестницы. Ева не торопясь спустилась в вестибюль. Она была уже там, но могла поклясться, что Борель по-прежнему не спускает с нее взгляда. Потом, поняв, что он ушел, она бросилась бежать к арке. Лепра сидел на противоположном тротуаре, опираясь на парапет.

– Вот видишь, – сказала она, – меня не арестовали.

– Ты все рассказала?

– Нет, это не имеет смысла. Я бы с удовольствием выпила чаю.

Устроившись на диванчике в маленьком бистро, Ева улыбнулась и, словно спохватившись, заказала белое вино.

– Как простолюдинка, – усмехнулась она.

– Рассказывай.

– Все очень просто. В двух словах: комиссар получил анонимное письмо. Я узнала почерк Флоранс.

– Недурно.

– Флоранс обвиняет меня в том, что я толкнула Фожера на самоубийство.

– Ничего не понимаю, – сказал Лепра.

– Я тоже. Вернее, в первый момент не поняла. Я думала… впрочем, ладно. Флоранс ничего не знает. Она просто пытается досадить мне. Может быть, надеется, что слухи попадут в газеты…

– И из-за этого он тебя вызвал?

– Да… но еще и по другому поводу. Флоранс в своем письме замечает, что обычно Фожер ездил окружным путем, именно для того, чтобы избежать виражей.

– Понятно…

– Этот комиссар не так глуп. Он ничего не знает. Ничего не подозревает. Но эта история с объездом его беспокоит. Твое здоровье, Жанчик. Мы можем чокнуться.

Она чокнулась с ним и с удовольствием выпила кларет. Лепра недоверчиво отпил из своего бокала.

– Так что ты думаешь об этом?

– Что мы можем какое-то время жить спокойно.

– Но ведь пластинки посылает не Флоранс! Если бы она знала правду, она уж не упустила бы своего счастья и все бы рассказала комиссару. Во всяком случае, была бы конкретнее.

– Ты прав, я об этом не думала. Я так удивилась.

– С другой стороны, это письмо кое-что проясняет. Если мы отметаем Флоранс, остается Мелио.

Она осушила свой бокал.

– Дай мне сигарету. Сейчас полшестого… Давай-ка я ему позвоню.

– Мелио?

– Да.