— Сядете за самосуд, все сядете, — бормотал он и переводил молящие взгляды с одного на другого. — Она правду говорит, не отмоетесь. Без приговора…

— Приговор, — провозгласил Давыдов. — Высшая мера…

— Нет такого наказания за эту статью! Смертную казнь отменили… — заверещал Седой.

Давыдов усмехнулся.

— Тогда пусть будет высшая мера не наказания, а социальной защиты. Мы просто защищаемся. Перевоспитывать и наказывать тебя нам некогда.

Старик мрачно кивнул.

— Утверждается, — прохрипел Петр и поднял «беретту». — Привести в исполнение.

Серия выстрелов оборвала визг приговоренного.

Давыдов испытующе посмотрел на девушку. Та спокойно, не отводя глаз, выдержала его взгляд.

— Неси бинты, — скомандовал Яков Степанович. — Надо Петра в дом…

— Не надо, — прохрипел раненый. — Мне все равно каюк. По цвету крови видно. Нас же этому учили…

— Неси бинт! — рявкнул дед. — А ты погоди сдаваться, на тот свет всегда успеешь.

Моряк наклонился над раненым и осторожно стал расстегивать его рубашку. Она насквозь промокла от крови. Увидев рану, Давыдов отвернулся. В Петра выстрелили в упор из помпового ружья. Весь заряд картечи пришелся ему в живот. Шансов не было. Анатолий отошел в сторону и, чтобы как-то отвлечься, стал обшаривать карманы бандитов. У главаря нашел удостоверение.

— Старший лейтенант ФСБ Рыков Сергей Павлович. Ваш? — Давыдов поднес «корочки» к лицу Прокофьева.

— Нет. Какой там наш? Ты им на руки глянь, сплошные татуировки. Рыков — один из тех, кого ты на берегу хоронил.

— Значит, это они ваших положили?

— Похоже на то. Теперь хоть как-то концы с концами сходятся, становится понятно, откуда взялась роба с номерами. И катер у них наш. Посмотри, у них еще должны быть документы…

Давыдов нашел удостоверение на имя лейтенанта Остапова и снова показал раненому. Тот кивнул.

— Теперь точно все сходится. Они. Шестая группа.

Давыдов подошел к катеру и стал его рассматривать.

— Анатолий, подойди, — попросил спецназовец слабеющим голосом.

Давыдов склонился над Прокофьевым.

— Тебе отсюда нужно уходить.

— Доставим тебя в госпиталь…

— Слушай внимательно, — перебил его умирающий. — Там знают, кто ты.

— Где?

— Мое начальство, они знают, кто ты и откуда. Тебя будут пасти… На юг тебе нельзя, возле твоей части тебя ждут. Там ты не прорвешься, ищи другой путь. И еще, на катере был радиомаяк. Если наши успели его включить перед смертью, сейчас сюда… приедут контролеры. И если они узнают, что ты здесь был… Тебя легко выследят. Пойди посмотри под приборной доской…

Давыдов бросился в катер. Расшвыривая наваленное на палубе барахло, пробрался в рубку и встал на колени, пытаясь заглянуть под приборную доску. Рядом с каким-то переключателем горел оранжевый светодиод. Давыдов щелкнул тумблером. Огонек погас.

— Ну что? — прохрипел Петр, когда капитан вернулся.

— Они знают, — процедил Давыдов.

— Ты его выключил?

Анатолий кивнул.

— Включи и отправь катер отсюда к чертовой матери! Вместе с этими. Быстро!

Прокофьев сказал это таким голосом, что Давыдов и старик бегом бросились выполнять распоряжение. Перетащив тела на катер, посадили их на скамейки у бортов. Убитого выстрелом в голову пришлось затолкать в рубку. Оружие преступников тоже отнесли на катер. Яков Степанович сгонял в дом, вернулся и легко, будто не чувствовал боли в простреленной руке, спрыгнул в катер.

— Теперь не мешай, — заявил он Давыдову. — Тут работа для моряка, а не для летчика.

— Я не летчик.

— Все одно, лезь на причал! Без тебя управлюсь. Возьми в бане ведро, замой тут все. — Старик отвязал швартовы своей лодки и прицепил ее к катеру. — Ждите меня, скоро вернусь. Не паникуйте и Петра берегите. Алена — врач, знает, что делать. Я скоро.

И катер с лодкой на буксире отошел от причала, оставляя за собой широкую вспененную дугу. Журавлев держал курс на юг. Укрепив штурвал в нужном положении, он пробрался на корму и откинул крышку двигательного отсека. С конструкцией двигателя и системой подачи топлива бывший моряк освоился минут через десять…

Давыдов сидел у постели умирающего. Лицо Прокофьева покрылось крупными каплями пота. От ужасной боли он кусал губы, но еще пытался шутить. Женьку в комнату не пускали. Дождавшись, пока девушка выйдет, чтобы привести себя в порядок, спецназовец поманил Анатолия. Капитан, ловя звуки слабеющего голоса, склонился над ним.

— Те шприцы, что ты у нас отобрал, где?

— Какие?

— С черными колпачками.

— У меня в «дипломате», а что?

— Принеси.

Давыдов принес.

— Дай мне, — потребовал раненый.

Что-то в его взгляде заставило Давыдова насторожиться.

— А что это?

— Сладкий сон. Слышал?

Давыдов понял. В шприцах-тюбиках был какой-то наркотик, наверное, для самоликвидации.

— Не дам.

— Не дури, капитан! Будь мужиком. Мне теперь уже ничто не поможет, даже если бы хоть один шанс был, как жить дальше? А у меня этого шанса нет. Так ради чего ты хочешь заставить меня мучаться? Дай! После всего, что ты для меня сделал, это моя последняя просьба. Знаешь, как больно? Горит все внутри. Хоть бы сознание потерять.

Давыдов снял со шприца полиэтиленовую пленку и протянул его умирающему. Тот попытался нацелиться иглой в вену, но не смог — и выронил шприц из ослабевших рук.

— Пальцы не слушаются, — Петр облизал сухие губы. — Анатолий…

— Ну нет… — отшатнулся Давыдов.

— Я тебя прошу… Будь до конца…

— Нет! — закричал капитан. — Нет! Я не могу! Этого я не могу, не проси, не буду…

— Пожалуйста…

— Нет…

На шум прибежала девушка. Посмотрела на них и догадалась, о чем идет речь. Все молчали.

— Ребята, я вас прошу! Один укол! Пожалуйста… Где вы? Я вас уже не вижу…

По щекам умирающего катились слезы.

— Если б вы только знали… Умирать в сознании…

— Я не могу, — прошептал Давыдов.

— Не надо, не плачь, — сказала Алена и подошла к раненому. — Я здесь, рядом. Я сделаю все, о чем ты просишь. — Давыдов отвернулся к стене. — Слизняк! — бросила девушка. — Все вы, мужики, такие, как прижмет, раскисаете…

Девушка закатала Петру рукав, выдавила из шприца воздух и ввела спецназовцу наркотик. Через минуту тот почти спокойно сказал:

— Давайте прощаться…

Давыдов подошел и осторожно взял его руку.

— Были бы мы на одной стороне, — прохрипел раненый. — Ты хорошо воюешь… Алена! Жалко… Все случилось так поздно… Слишком поздно… В сон клонит…

Девушка стояла рядом.

— Спи. Не бойся, я рядом.

Прокофьев улыбнулся. Он так и умер, улыбаясь…

Старик вернулся в четыре. Увидев лица встречающих, сразу понял, что случилось. Давыдов помог привязать лодку. Потом все молча пошли в дом. Не проронив ни слова, девушка накрыла на стол. Пустой шприц Давыдов выбросил. По молчаливому соглашению с Аленой они не стали объяснять Якову, как умер Прокофьев. Молча стучали ложками. Говорить было не о чем, да и не хотелось.

— Нужно его похоронить, — наконец выдавил Давыдов.

— Прямо здесь? — Девушка в упор посмотрела на Анатолия. — Это называется просто зарыть. Или у вас как-то иначе?

— Называйте как угодно, иного выхода нет.

— Даже родным не сообщив?

— Мне он о своих родных ничего не говорил. Его начальство, конечно, будет вам очень благодарно за предоставленную информацию. И от этой великой благодарности похоронит вас где-нибудь рядом! — взорвался Давыдов. — Ты что, не понимаешь, что происходит? Единственное, что вы можете сделать, это сделать вид, что ни меня, ни его здесь не было. Не было нас здесь! Никогда!

— А этих троих я тоже должна забыть?

— Этого я не говорил, — осекся Давыдов. — Да и… К нам, ко мне… — Он беспомощно развел руки и взглянул на моряка.

— Он прав. — Дед хлопнул ладонью по столу.

Девушка вскочила и, подавив рыдания, выскочила из комнаты.