В этот день Давыдов решил остаться в лагере. Идти было некуда, он уже ходил в лес на север и вдоль берега на запад и восток, а на юге было озеро. Вооружившись пистолетом и ставшим незаменимым прибором, он отправился на утес. На обратном пути капитан надумал набрать голубики. У подножия утеса росла малина, ягод не было, но несколько раз у границ малинника Анатолий натыкался на медвежьи следы. Сегодня он снова увидел свежий след, значит, косолапый не ушел, просто обходил людей стороной. На утесе Давыдов сидел не дольше обычного. Горизонт был пуст. Над безбрежной водной равниной клубились облака. Он собрался было спускаться, но обратил внимание на одно из них. Странное облако черточкой тянулось вдоль горизонта. Давыдов не помнил, какие облака какую погоду предвещают. В голову не приходили даже основные типы в их классификации. Когда-то это старательно вдалбливали ему в голову, но человек имеет обыкновение забывать то, что не требуется в повседневной жизни. Облако перемещалось как-то уж слишком быстро. Капитан включил прибор и поднес видоискатель к глазам. Утопил кнопку максимального увеличения, и облако вытянулось через весь экран. Давыдов повел объектив по траектории движения облака и чуть не заорал от радости. Продолговатое облако наконец-то стало тем, чем являлось на самом деле. Это был размытый инверсионный след! А тянулся след за каким-то самолетом. Расстояние до него было весьма приличным, но Давыдов был готов побиться об заклад, что это «Ан-26». Капитан зажег припасенную бересту, ткнул ею в кучу дров, и сухой хворост весело затрещал. Убедившись, что пламя не погаснет, он рванул на берег. Австралийский кенгуру мог бы позавидовать прыжкам капитана. Оглашая окрестности радостными воплями, Давыдов влетел в салон самолета. Задыхаясь, плюхнулся на пол у ложа пилота.

— Леха, включайся, у горизонта какой-то борт идет! Курсом, скорее всего, на северо-запад, параллельно берегу.

Летчик не стал дожидаться вторичного приглашения и сразу поспешил в кабину. Он раз за разом повторял сигнал бедствия и свои позывные. В ответ — молчание. В окошко было видно, что самолет удаляется. Лебедев в отчаянии сорвал с головы наушники и швырнул их на пол.

— Не слышит, нас никто не слышит! Наверное, аккумуляторы совсем сели. У, чертово железо! — Алексей пнул рифленый кожух станции.

Давыдов задумался. Догадка молнией сверкнула в мозгу.

— Ты их на каком канале вызываешь?

— На каком, на каком? На том, на котором положено, на ПСС.

— Этот борт сейчас должен с диспетчером работать, с которым вы связывались перед взрывом, ведь так? Если он нас не ищет на канале ПСС, то он и не может услышать? Верно?

— Черт! Ну конечно же, — сразу догадался летчик. — Это же просто. Он повернул ручку переключателя каналов радиостанции. Зажужжал, защелкал привод настройки. В наушниках раздался голос. Сигнал был сильный, качество приема отменное. Трассовый борт запрашивал эшелон у диспетчера.

— Давай, давай же, — суетливо зашептал Давыдов, — а то уйдет.

— Погоди, — осадил его Лебедев. — Дай послушаю, какие у него позывные. — Наконец Алексей прижал ларингофоны к горлу. Давыдов вывернул один наушник телефоном наружу и прильнул к нему ухом.

— 23 678, я 74 211. Полюс. Повторяю, Полюс, — торопливо произнес Лебедев, еще боясь поверить в происходящее. Голос в наушниках замолчал.

— Слышит! Черт возьми, он нас слышит!

Пилот трассового ответил после секундного замешательства.

— Ребята, кончайте дурить, эта частота занята. Вы мне мешаете и угрожаете безопасности полетов.

— Он нас за хулиганов принимает! — Леха был готов зарыдать. — Неужто вот так просто уйдет?

— Повтори! Скажи, что нас ищут, про этот треклятый комплекс скажи! Скажи ему, если он сейчас же не доложит о нас диспетчеру, я его собью к чертовой матери! — взъярился Давыдов.

— Слышь, ты, на борту, нас уже неделю ищут, мы пропавший транспортный, у которого был взрыв на борту! Какие тут шутки! Имеем одного трехсотого и четырех двухсотых! Аккумуляторы садятся! С минуты на минуту останемся без связи. Прием!

Голос в наушниках попросил повторить. Лебедев повторил. Услышал, как пилот запрашивает землю о потерпевших аварию самолетах.

— Поверил, ей-богу, поверил, — напрягся летчик и заговорил, вновь прижав ларингофоны к шее: — Я 74 211, совершил вынужденную. На берег озера. Повторяю…

Ответы диспетчера Давыдов и Лебедев не слышали, в эфире была только станция трассового. Ничего не поделаешь, таковы условия распространения волн на УКВ. Давыдов метнулся к окну, раздуваемый поднявшимся ветром костер на утесе полыхал вовсю. Погода стремительно менялась.

— Про огонь, про огонь ему скажи!

Летчик кивнул.

— Обозначил свое местоположение костром.

— Скажи, сейчас из ракетницы стрельну! — крикнул Давыдов, бросаясь к выходу.

Ярко-красная звездочка вспыхнула высоко над головой.

— Он засек направление, просит дать еще ракету, когда будет поближе. Идет к нам.

Самолет рос в размерах, наконец его уже можно было различить невооруженным взглядом. Анатолий не ошибся, это действительно был «Ан-26». Машина снизилась и шла к ним. Давыдов высунул руку в выбитый иллюминатор и пальнул из ракетницы.

— Они нас видят, — крикнул Лебедев.

— Спроси их, где мы находимся, — попросил летчика Давыдов. — Интересно все-таки, куда нас занесло?

Лебедев спросил, выслушал ответ и крикнул капитану:

— Пятьдесят километров в сторону от восточного коридора к Мурманской трассе! Проведи перпендикуляр к маяку Тюлений, на пересечении с берегом мы и лежим.

Давыдов развернул карту и свистнул — они находились совсем не там, где он предполагал. По всему выходило, что он не просто уронил самолет, а пролетел намного дальше к востоку.

— Ну все, гуляем. — Алексей полез за бутылкой со спиртом. — Открывай последнюю банку консервов.

— А когда спасатели будут? — поинтересовался Давыдов.

— А я знаю? Со мной такое впервые, прежде мы всегда сами на базу прилетали.

По случаю спасения устроили пир. Давыдов открыл консервы, развел огонь и поставил греться чай. Спирт пили, как положено в авиации: каждый сам себе наливает и разводит, как сочтет нужным. Никаких упреков и наездов, вроде: «Ты меня уважаешь?» Это у летунов не принято, каждый сам знает свою норму и сам должен вовремя остановиться. На радостях обменялись адресами. Авиаполк, в котором служил Лебедев, стоял где-то в районе Кеми. Во время службы на Севере Давыдов был в тех местах проездом. Потом пели и снова пили. Закончили ужин травлей баек.

Оглушительный раскат грома внес элемент романтики. По дюралю фюзеляжа забарабанили капли дождя. Теперь налетевшая непогода была не страшна. О них знали, и к ним уже спешила помощь. Ветер стал задувать в выбитый иллюминатор, и Давыдов заткнул его летной курткой. Поднимался шторм. До сих пор стояла тихая погода, и они совсем забыли о том, что шторм на таком большом озере сродни морскому. Небо потемнело, низкие тучи то и дело освещали сполохи молний. Поначалу Давыдов засекал время от вспышки молнии до удара грома — определял расстояние до грозы. Буря шла прямо на них. Теперь сверкало и гремело почти одновременно. Beтер бросал пену в стекла иллюминаторов. Стало ясно, что в такую погоду никакие спасатели не прибудут. Оставалось только ложиться спать. Давыдов подошел к грузовому люку и выглянул наружу. Гигантские валы бились о берег. Анатолий порадовался своей предусмотрительности — не оставил пеналы с ракетами на берегу, а оттащил их повыше на площадку, примерно на середину склона. Буря усиливалась, волны гулко били по фюзеляжу, направление ветра изменилось, и вода стала заплескивать через открытый люк внутрь. Чертыхаясь, Давыдов стал строить у люка дамбу из мешков с вещевым имуществом.

Первое движение корпуса самолета они почувствовали поздним вечером. Должно быть, из-под фюзеляжа вымыло песок и самолет стал сползать с переката, на который Давыдов совершил посадку. Начался крен на нос. Волны все били и били по фюзеляжу. Самолет раскачивался, и под брюхом машины скрипел песок. С грохотом сорвало аппарель. Корпус вздрогнул и еще больше наклонился. Гроза и дождь закончились, но шторм не утих. Напротив, ветер завыл еще сильней и пронзительней. К полуночи самолет пополз. Нос машины развернуло к берегу и стащило с косы. Волны стали перехлестывать через крышу кабины, из щелей форточек начала сочиться вода. Оставаться на борту стало опасно. Пол накренился так, что передвигаться по салону можно было лишь, хватаясь руками за сиденья. Плотина из промокших мешков рухнула, и потоки воды хлынули в кабину. Быстро протрезвевшие Давыдов и Лебедев стали готовиться к эвакуации. Анатолий собрал все документы в «дипломат», туда же бросил уже безопасную мину и ТТ. Прибор для управления стрельбой комплекса он решил унести в его штатной упаковке. Футляр был герметичным. Изрезав сеть для крепления грузов, Давыдов, соорудил лямки к футляру, как у спасательного круга. «Дипломат» обернул куском полиэтилена и положил в брезентовый мешок. Затянув горловину мешка концом веревки, получил еще одно плавсредство. Второй коней веревки привязал у среза грузового люка. Первым в воду предстояло лезть Давыдову. Он решил плыть в одежде и обуви. Так меньше шансов быстро переохладиться, и ноги будут хоть как-то защищены от камней. Конечно, плыть таким образом тяжело, но капитан надеялся на плавучесть свертка с «дипломатом», да и расстояние до берега было плевым — метров тридцать. Главную угрозу представляли волны и прибрежные валуны.