* Дэн Барбер — шеф-повар и владелец нескольких ресторанов; Марио Баталии — повар, ведущий телешоу и писатель; Марта Стюарт — телеведущая программы о кулинарии и домашнем дизайне, издательница журнала.

У Фрэнка был собственный инкубатор, но ему нужны были еще какие-то службы, особенно хорошая бойня. Повсеместное исчезновение не только инкубаторов, но и боен, асфальтированных стоянок для трейлеров, зернохранилищ и других служб, которые нужны фермерам, стало почти непреодолимым препятствием для роста предприятий на основе традиционного сельского хозяйства. И дело вовсе не в том, что покупатель пренебрегает мясом животных, выращенных в подобных хозяйствах, просто сами фермеры не могут его производить без восстановления разрушенной сельской инфраструктуры.

Написав примерно половину этой книги, я позвонил Фрэнку, как периодически это делал, чтобы задать пару вопросов о птице (как это принято в среде птицеводов). Я ожидал, как всегда, услышать его мягкий, неизменно терпеливый голос, подразумевающий, что все хорошо. Но нет. В его голосе слышалась паника. Ему удалось найти всего одну бойню, где готовы были забивать его птиц по тем’ стандартам, которые он считал приемлемыми (хотя не идеальными). Бойня работала уже сто лет, но теперь ее купила и закрыла промышленная компания. Обратился он к ней не из прихоти: в регионе буквально не осталось другой фабрики, которая могла бы справиться с забоем его птиц к Дню благодарения. Перед Фрэнком неожиданно замаячила не только перспектива громадных экономических потерь, но, что еще страшнее, вероятность (с одобрения Министерства сельского хозяйства) забоя всех его птиц вне фабрики, а это означало, что они не продадутся и буквально сгниют.

Бойня с заколоченными ставнями — не редкое явление. Разрушение основной инфраструктуры, которая поддерживала мелких птицеводов, происходит в Америке повсеместно. С одной стороны, это результат нормального процесса, когда корпорации преследуют выгоду, обеспечивая себе доступ к тем источникам, к которым не могут добраться конкуренты. Очевидно, что на это брошены немалые деньги: миллиарды долларов, которые поглотит горстка мегакорпораций, но которых вполне хватило бы на сотни тысяч мелких фермеров. Однако вопрос в том, разорятся ли фермеры, подобные Фрэнку, или начнут клевать по зернышку на рынке, находящемся на 99 % под контролем (и не только финансовым) промышленных ферм. На кону будущее того этического наследия, которое с большими трудами строили поколения до нас. Ставка — все, что сделано во имя «американского фермера» и «американских сельских ценностей», — и призыв к этим идеалам невероятно важен. Миллиарды долларов из правительственных фондов предназначены для сельского хозяйства; государственная сельскохозяйственная политика, которая отвечает за пейзаж, воздух и воду в нашей стране; и международная политика, которая влияет на мировые проблемы — от голода до изменения климата — все это во имя наших фермеров и тех ценностей, которые ими руководят. Однако фермеров больше нет; их заменили корпорации. И эти корпорации не просто магнаты бизнеса (которые способны на совестливые поступки). Это громадные компании с юридическими обязательствами максимально увеличивать прибыльность. Ради продаж и публичного имиджа они поддерживают миф о том, что они — Фрэнк Риз, хотя стараются изо всех сил, чтобы реальный Фрэнк Риз вымер.

Альтернатива, которую можно предложить, чтобы мелкие фермеры и их друзья (защитники устойчивого хозяйства и благоденствия животных) стали настоящими владельцами этого наследия. Немногие будут по-настоящему фермерствовать, но как сказал Уэнделл Берри, мы все занимаемся фермерством по доверенности. Кому мы отдадим наши голоса? В предшествующем сценарии мы отдали наши необъятные нравственные и финансовые силы небольшой горстке людей, которые во имя невероятных личных выгод частично контролируют сельскохозяйственную бюрократию, похожую на бездушный механизм. В последнем сценарии мы вверим наши голоса не только подлинным фермерам, но и тысячам специалистов, чья жизнь посвящена гражданской, а не корпоративной выгоде, например, таким, как доктор Аарон Гросс, основатель Farm Forward, организации, которая защищает устойчивое развитие фермерства и животных с ферм и составляет карты новых путей к прочной системе, отражающей многообразие ценностей.

Промышленная ферма преуспела, разделив людей и их еду, устранив фермеров и управляя сельским хозяйством с помощью корпоративных директив. Но что будет, если такие фермеры, как Фрэнк, и такие его давние союзники, как Американская организация по сохранению пород домашнего скота, объединят усилия с более молодыми организациями, такими как Farm Forward, которые влились в ряды энергичных разборчивых всеядных и защитников вегетарианства: студентов, ученых и специалистов; родителей, художников и религиозных лидеров; юристов, шеф-поваров, бизнесменов и фермеров? Что будет, если Фрэнк, который в одиночку бьется как рыба об лед, чтобы сохранить бойню, объединится в союз с другими силами, которые дадут ему возможность вложить максимум энергии в использование как самых лучших современных технологий, так и традиций сельского хозяйства, чтобы создать более гуманную, надежную — и демократическую — фермерскую систему?

Я — веган, который строит бойни

Я веган уже более половины своей жизни, и хотя к веганству меня подтолкнуло многое, среди прочего проблемы экологии, попечение о личном и общественном здоровье, главной была все-таки проблема животных. Вот почему люди, которые хорошо меня знают, не могут взять в толк, почему я вдруг занялся разработкой проектов для скотобоен.

Я был ярым сторонником растительных диет любого толка и продолжаю утверждать, что употребление как можно меньшего количества продуктов животного происхождения, а в идеале — полный отказ от них, — это важнейшая и самая действенная часть решения проблемы. Но мое понимание приоритетов в системе ценностей защитников прав животных изменилось. Когда-то я считал веганство передовым, актуальным, контркультурным вызовом. Теперь мне ясно, что ценности, которые привели меня к веганской диете, родом из прошлого моей семьи, времени мелких ферм.

Если вы знать не знаете о промышленном фермерстве и унаследовали что-то вроде традиционных представлений об этике животноводства, вам трудно будет не прийти в ужас от того, во что оно превратилось. При этом я не имею в виду какую-то пасторальную этику. Я говорю об этике ранчо, которая допускает кастрацию, клеймение и убийство самых слабых детенышей в помете, допускает, что в один прекрасный день вы перережете горло животным, которые, вероятно, привыкли к вам как к человеку, приносящему им еду. И в традиционных культурах было немало жестокости. Но было, тем не менее, и сострадание, о чем сегодня вспоминают все меньше, поскольку не видят в этом необходимости. Понятие «хорошая ферма» перевернулось с ног на голову. Вместо толкового разговора об уходе за животными, об их благоденствии, все чаще слышишь от фермеров заученную формулу: «Никто не начинает заниматься этим бизнесом из ненависти к животным». Любопытное заявление. Из него как бы само собой следует: мол, эти милые люди стали животноводами, потому что любят животных, они только и делают, что заботятся о них. Не стану утверждать, что тут все гладко, но кое-какая правда в этом есть. Это заявление как бы прячет в себе извинение, не высказывая его вслух. В конце концов, зачем декларировать, что они не ненавидят животных?»

Печально, но люди, сегодня занимающиеся животноводством, все больше отличаются от носителей традиционной сельской культуры. Многие представители городских организаций по защите животных, понимают они это или нет, строго говоря, непременно должны быть носителями таких традиционных ценностей, как уважение к соседям, открытостъ, самоуправление и, конечно же, уважение к животным, которые попали к ним в руки. Однако мир так изменился, что признание одних и тех же ценностей больше не служит основанием для одинаковых выводов

Я питал немало надежд на то, что возникнет больше ранчо, где. домашний скот будет кормиться травой, я уповал на новый энергичный порыв пока еще существующих мелких семейных свиноферм, но что касается промышленного птицеводства, тут у меня никаких надежд не было. И вдруг я встретил Фрэнка Риза и увидел его потрясающую ферму. Фрэнк с горсткой фермеров, которым он раздал часть своих птиц — единственные, кто может, опираясь на генетику, предложить достойную альтернативу промышленным птицефермам. Это именно то, что нам нужно.