По другой легенде, прибыв на подчиненную точку с проверкой, Дед отворил дверь «уазика» и одновременно с постановкой ноги на землю проронил: «Офицерам — казарменное положение, роте — готовность номер один». Отбой всего этого дела состоялся лишь по окончании проверки, когда за поворотом лесной дороги скрылись огни комбатовского автомобиля.
Будный попал в часть недавно и всех ее особенностей еще не знал. Мрачное молчание командира вызывало у лейтенанта паническую уверенность, что он в чем-то оплошал и делает все новые ошибки. Следящий за его муками Андреев уже с трудом удерживался от смеха.
Если не придавать особого значения свойствам характера Деда, надо сказать, что он был командиром от Бога. Часть так долго считалась лучшей в дивизии, что все к этому привыкли. Расчеты дежурили слаженно, солдаты были всегда накормлены, офицеры знали свое дело. Дед умел добиваться порядка в службе и быту.
В зале боевого управления царил полумрак. Дед молчал, Будный страдал, а начальник штаба майор Силинкович контролировал работу расчетов на рабочих местах и выдачу информации «наверх» — в полк. Вообще «по готовности» боевой работой управляет командир, но Дед великодушно дал НШ возможность «потренироваться». А тому и в голову не пришло бы напомнить командиру о его доле «общественно полезной нагрузки». Впрочем, все шло обычным порядком и настоящих причин для треволнений не возникало. Уже только одна рота следила за стаей, да и то по данным вынесенного радиолокационного поста. Скоро цель должна была вообще уйти из зоны ответственности батальона.
Очередной доклад ротного дежурного по пункту управления внес «элемент новизны» в благодушное состояние НШ. Принявшему донесение Силинковичу напомнила о себе застарелая язва.
— Товарищ подполковник, — по уставному обратился он к комбату, — Сосновый, по данным Северного поста, дает малоразмерную в составе цели, тип не установлен.
Дед, он же командир отдельного радиотехнического батальона подполковник Кайманов, взял управление на себя. Доложив о новых обстоятельствах в полк, он занялся уточнением информации. Кайманов вдавил кнопку вызова в пульт связи, и телефонист в Сосновом подпрыгнул на своем рабочем месте. Комбат все делал обстоятельно, даже посылка вызова у него всегда была характерная: при плохом настроении — не меньше тридцати секунд, при хорошем — секунд десять.
— Олсуфьева, — бросил Дед в трубку и, дождавшись ответа, спросил: — Ну, что еще за новости у тебя?
— Северный пост выдал малоразмерную в составе цели, по которой мы работаем, — осторожно доложил ротный.
— Характеристики, тип, курс уже уточнили? — Так бесстрастно ронять слова могла разве что статуя Будды, если бы обрела дар речи. — Цель сейчас в районе поста, пускай возьмут бинокль и визуально установят, что это такое.
Ротный Северного Олсуфьев начинал «терять лицо»:
— Докладываю по данным «Тамары»: их фланговый пост эспээл[11] в автомате выдал на наш центральный данные о малоразмерной, а сами мы ничего, кроме стаи, не видим, и с постом связи нет…
Дед «созрел». Маска отрешенности исчезла.
— Как же вы принимаете данные?
— Они идут в автомате на центральный в режиме передачи данных, а сам Северный не отвечает ни по телефону, ни по радио. Я ж еще на прошлой неделе вас просил связиста туда послать, — заюлил Олсуфьев.
— Своего посылай, у тебя потеря управления, а не у меня. И сколько же это с постом нет связи?
— Да чуть больше часа, мой ездил на прошлой неделе, все равно толку нет, — гнул свою линию ротный.
— Что-о? У вас целый час нет связи с точкой, и вы ничего не делаете?
— Почему не делаем? Мы же в «готовности» и по радио их вызываем.
Лицо было потеряно, возможно, вместе с летним отпуском.
С точки зрения Деда с таким же успехом ротный попробовал бы докричаться до поста, сложив ладони рупором. Сопя от досады, Кайманов доложил о результатах беседы в полк. Хотя точки подчинялись батальону только в плане несения дежурства, Дед считал себя в ответе за все происходящее в его «кусте». Разбираться все равно больше некому, на просторах Севера нет ни одного начальника с такими, как у него, возможностями и полномочиями. Дед приступил к делу: повернулся к окну с видом на приемный центр, толкнул прозрачную пластиковую створку и немигающе уставился на начальника отделения связи Толика Давыдова.
— Лейтенант, у тебя есть радио данные на Северный пост?
— Чьи, наши или Соснового?
— Любые, попробуйте их вызвать… — Командир захлопнул окно и приготовился ждать.
Давыдов служил в батальоне второй год и успел акклиматизироваться. Когда-то именно Дед оставил у себя в батальоне зеленого лейтенанта, предназначенного вовсе не для батальона, а для одной из точек. Какие соображения повлияли на выбор Деда, осталось его тайной. В людях комбат ошибался редко. Толик окончил авиационное училище электроники в Харькове и среди других юных выпускников выделялся только летной формой. Когда молодежь представлялась для прохождения службы, Дед прошел вдоль шеренги, пристально посмотрел в глаза каждому и ничего не сказал. Потом все разъехались по точкам, лишь Давыдов остался. По сути батальон тоже был точкой, но сюда стекалась вся информация с периферии, поэтому он был главным пунктом управления. Из таких же точно соседних батальонов сведения уходили в полк и выше.
О своем выборе Кайманову до сих пор не приходилось жалеть, связист справлялся с обязанностями. Мало-помалу он освоился и навел порядок в своем хозяйстве. Теперь полковые сборы связистов проводили на базе батальона, и это лишний раз льстило Дедову самолюбию. Поскольку Давыдов оказался парнем с головой и разбирался в обеспечении полетов, на него возложили все связанное с пунктом наведения истребительной авиации. Главный армейский принцип: вали на того, кто везет.
Иногда Дед посылал своего связиста помогать точкам, исключительно в порядке личного одолжения ротным начальникам. В такие командировки он отпускал лейтенанта неохотно, мало ли что может случиться у себя, а связь — это управление… Правда, начальник связи дивизии мог по своему усмотрению отправлять «вашего летчика по нашим пээнам»[12] и делал это, не особенно считаясь с мнением комбата.
Давыдов порылся в своем блокноте, нашел частоты приема и передачи Северного поста. Затем позвонил на передающий центр:
— Миша, настрой на резервной «сто сороковой» дорожку… — и продиктовал значение частоты.
Мишка Кудрявых — ныне младший сержант, а в прошлом — студент МВТУ имени Баумана — в свою очередь поинтересовался, долго им еще сидеть всем центром не жравши.
— Ага, ща-ас приду и расскажу. Нет, лучше ты оперативному позвони и спроси, — посоветовал Давыдов очень доброжелательным голосом. — За него сейчас начштаба работает. Он просто горит желанием выдать тебе объяснения насчет обеда. Давай-ка лучше дорожку, и желательно побыстрее. Волшебное слово — бегом!
Расчеты несколько минут настраивали приемник и передатчик на приемном и передающем центрах. Потом полчаса на все лады вызывали Северный пост. Тот молчал, из динамиков исходило ровное шипение, иногда прерываемое какими-то разрядами. Потом цель вообще пропала. Олсуфьев доложил, что на ВИКО[13] местных РЛС[14] малоразмерной цели тоже нет, и снова попросил направить батальонного связиста на Северный пост. Номинально Олсуфьев был сам себе начальник и Кайманову подчинялся только в оперативном отношении — по линии боевого дежурства. О своей «незалежности» ротный обычно, не стесняясь, напоминал на всех полковых сборах и совещаниях. Правда, когда пахло жареным, непременно обращался в батальон за помощью.
Дед вскипел, зная, что за срыв работы по «готовности» обеспечена взбучка. Ротный страховался, делясь долей ответственности с вышестоящим пунктом управления. Меньше всего Дед любил получать нагоняй по чужой вине, а насчет прислать кого-нибудь повкалывать на Северном, так подобные просьбы от Олсуфьева поступали еженедельно, и отсутствие батальонных спецов на посту в момент нарушения связи ротного не извиняло. Мирная беседа продолжалась, комбат не желал уступать инициативу собеседнику: