– Тоже химия, – произнес он наконец, причем интонация явно выдавала его беспокойство.

– У тебя с этим какие-то проблемы? – спросила Полли.

– Да нет, вовсе нет.

Разумеется, никаких проблем у него не было. Да и какие проблемы могут быть у него с удобрением?

– Кроме разве что того, – добавил он, – что это вовсе не та пасторальная органическая утопия, о которой так любили говорить и ты, и твои лагерные подружки, не правда ли? Я тогда думал, что вы предпочитаете натуральные удобрения.

– Да, разумеется, но в однокомнатной квартире трудно держать животное, Джек. Обычно я выбрасывала дерьмо из окна, но соседи жаловались.

Джек уселся в освобожденное им кресло. Когда он это сделал, зазвонил его мобильный телефон. Полли подпрыгнула от неожиданности. На мгновение ей показалось, что вернулся Клоп.

Но это было глупо. Клоп вряд ли мог раздобыть номер телефона Джека.

28

– Прости меня, – сказал Джек. – Мне нужно поговорить.

Взгляд Полли недвусмысленно выражал недовольство.

– Да? – сказал Джек в трубку.

Звонил Шульц, вечный второй номер после генерала Кента. В продолжение всех этих лет карьера Шульца все еще, как тень, следовала за карьерой Джека. Джеку казалось поразительным, как такой человек, как Шульц, мог стать генералом, однако всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. И разумеется, он никому никогда не давал повода на него обижаться. Будучи человеком, не способным принимать решения, он тем не менее никогда никого не задирал и не нарушал ничьего спокойствия, что было важным условием продвижения по службе в мирное время. Казалось, Шульц просто пассивно плыл по течению, пристроившись в фарватер других, более сильных людей. Джек молил Бога, чтобы Шульцу – ради сохранения жизни солдат в настоящих сражениях – никогда не довелось командовать войсками.

– Надеюсь, я вас не потревожил, генерал, – сказал Шульц.

– Господи, Шульц, разумеется, черт тебя подери, ты меня потревожил. Сейчас середина ночи! Я сплю! – рявкнул Джек в телефон.

Бодрствуя на дежурстве где-то глубоко в недрах американского посольства, генерал Шульц с удовольствием указал бы в ответ генералу Кенту, что некоторые люди вообще не имели счастливой возможности лечь сегодня ночью в постель, но промолчал. Джек его успел слишком напугать. Он просто извинился и объяснил, что вынужден был позвонить, потому что их расписание на следующий день изменилось.

– Это из-за Брюссельского саммита по странам бывшего Варшавского договора, – объяснил Шульц.

Джек меньше всего был склонен обсуждать эту тему, то есть планируемое продвижение НАТО к самым границам России. Он считал эту идею опасным сумасшествием. Несмотря на то, что он уже и так высоко поднялся по служебной лестнице, он рассчитывал в будущем подняться еще выше, и ему совершенно не светило унаследовать вместе с новой должностью управление изуродованным, лишенным реальных сил оборонительным альянсом, за который ему к тому же придется нести полную ответственность. Если через год или два окажется, что НАТО слишком разрослось и не способно защищать и контролировать свои собственные границы, то от этого пострадает именно его, Джека, карьера, а вовсе не какого-то там экс-президента. А он совсем не хотел заканчивать свою карьеру таким позорным образом.

– Просто клинический случай! – снова рявкнул Джек в телефон. – У нас оборонительный альянс, который в течение полувека вполне сносно справлялся со своими обязанностями, то есть с защитой западной демократии, и теперь, по прихоти какого-то там жирного, ленивого яппи, который случайно стал президентом, мы приглашаем присоединиться к нам всякого встречного и поперечного, кто ни попросится по эту сторону Урала! По существу, мы даже не сможем гарантировать их безопасность! А даже если и сможем, то не захотим! Половина из этих стран все равно закончит диктаторскими режимами!

Полли опустилась на кровать. Понять все происходящее у нее уже не хватало сил. В ее маленькой квартирке ни с того ни с сего ночью появился человек, который заправляет делами западного ядерного альянса! А ведь она, черт возьми, была борцом за мир!

В американском посольстве генерал Шульц тоже чувствовал себя не очень уютно: он боялся, что Джек слишком смело разговаривает по сотовому телефону, который прослушать ничего не стоит. Мнение Джека опасным образом не совпадало с мнением президента, который был, между прочим, их верховным главнокомандующим.

– Генерал Кент, как вам известно, заместитель государственного секретаря считает…

– Заместитель государственного секретаря всего лишь нанятая на временную работу женщина! Ее карьера – триумф до омерзения агрессивного женского лобби! Она получила свое место потому, что президент хочет показать, что в его Америке не только мужские особи могут достичь высоких постов!

Сидя на кровати, Полли громко кашлянула. Теперь она вынуждена выслушивать всякие сексистские оскорбления в адрес женщин. Джек молча сделал ей знак рукой, как бы говоря, что извиняется за свои слова и скоро закончит неприятный для нее разговор. Полли в ответ только скроила гримасу.

Шульц тоже состроил гримасу на другом конце связи. Он лишь хотел сделать как лучше.

– Генерал, как вы знаете, заместитель государственного секретаря приняла ваше предложение, чтобы русские тоже приехали на саммит.

Ну, это было уже кое-что. В конце концов, именно с русскими, а точнее, с их опасно нестабильной армией столкнется Джек и это новое НАТО.

– Но как оказывается, – продолжал Шульц, – один из адмиралов русского флота должен уже к вечеру вернуться на свое Черное море. Мне кажется, он боится, что, если опоздает, его оставят без ужина. Или что его проржавевший флагман без него пойдет ко дну.

Шульц явно пытался пошутить, но его шутка не очень понравилась Джеку.

– Очень смешно, Шульц. Я тут смеюсь очень громко. Я вообще люблю, чтобы среди ночи меня будили всякие комики.

На самом деле Джек вовсе не находил, что плачевное состояние вооруженных сил бывшего Советского Союза должно становиться поводом для шуток. То обстоятельство, что вторые по величине в мире ядерные силы оказались теперь в руках промерзших, голодных и озлобленных людей, которые в одночасье лишились всякого статуса и чувства собственного достоинства, внушало Джеку непритворный ужас.

– Прошу прощения, – попытался загладить впечатление от своей шутки Шульц. – Ночь выдалась слишком длинной. Идет детальная разработка посадки объекта на минном поле. Как вы думаете, кто получит приоритет: немцы или французы?

– Конечно, немцы. Французы, где их ни посади, все равно найдут повод для обиды. Так уж лучше сразу дать им такой повод, чтобы им было на что жаловаться.

– Да, но тем не менее русские хотят перенести саммит на полдень по брюссельскому времени, – сказал Шульц. – Это значит, что здесь, в Британии, будет одиннадцать часов.

– Чертовы евросы! – проворчал Джек. – Собираются ввести единую валюту и не могут синхронизировать свои часы!

– Мы должны вылететь из Брайз-Нортона самое позднее в десять. Я могу распорядиться, чтобы за вами прислали машину в восемь?

– Я жду вас в отеле.

Джек убрал свой телефон.

Полли чувствовала себя глубоко задетой. Она не могла особо радоваться тому, что от нее отрекаются, и в такой небрежной форме. Если Джек все еще стыдился или стеснялся ее, зачем он тогда сюда явился? Он не имеет права сидеть здесь, в ее кресле, в ее доме, и при этом делать вид, что говорит из отеля. На нее снова нахлынули все ее старые и горькие воспоминания. Воспоминания об их отношениях – тайных и вороватых отношениях, от которых постоянно надо было отрекаться и прятаться, как будто в ней было что-то, чего надо было стыдиться. Ради этих отношений ей приходилось тайком ускользать из лагеря и подолгу просиживать на автобусной остановке в ожидании, когда появится машина Джека. Иногда ей приходилось ждать по целому часу. Снова и снова он заставлял ее клясться в том, что она никому не рассказывала об их любовной связи. Ей даже не разрешалось звонить или писать Джеку напрямик. Все ее послания должны были сохранять полную анонимность адресата и направлялись на безликий абонентский ящик. «Автобусная остановка. Шесть вечера».