— Bonjour,дорогая, — миниатюрная Эмили Лонгпре расцеловала Руфь в обе щеки. Даже зимой, когда закутанные в шерсть и меха квебекцы напоминали персонажей комиксов, Эм ухитрялась оставаться элегантной и грациозной. Ее выкрашенные в приятный светло-каштановый цвет волосы были уложены в красивую прическу. Неброская одежда и почти незаметный макияж тоже были безупречными. В свои восемьдесят два она была одной из матриархов Трех Сосен.
— Ты видела это? — Оливье протянул Кларе книжку, с обложки которой на нее смотрело злое, холодное лицо Сиси.
Be Calm.
Клара перевела взгляд на Матушку Би. Теперь она понимала, почему та в таком состоянии.
— Вы только послушайте! — Габри начал вслух читать аннотацию на обложке. — Госпожа де Пуатье официально объявила о том, что фэн-шуй — это старо.
— Естественно, это старо. Фэн-шуй — древнее китайское учение, — сказала Кей.
— Эта восходящая звезда на небосклоне моды, — продолжал читать Габри, — предлагает нам гораздо более богатую и выразительную философию дизайна, которая призвана изменить не только наши дома, но и наши души. Она наполнит новым смыслом каждую минуту нашей жизни, каждое наше движение, каждый вздох. Становитесь на путь познания Li Bien,путь света.
— Что такое Li Bien? — спросил Оливье, не обращаясь ни к кому конкретно.
Кларе показалось, что Матушка открыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но передумала. Ей стало интересно.
— Мне кажется, что Матушка что-то знает.
— Кто, я? Нет, дорогая, я ничего не знаю. А почему ты так решила?
— Я просто подумала, что как руководитель центра йоги и медитации ты должна была слышать о Li Bien, — продолжала мягко настаивать Клара.
— Я знакома со всеми путями духовного совершенствования, — с достоинством сказала Матушка, и Клара подумала, что это все же явное преувеличение. — Но о таком слышу впервые. — Намек был совершенно прозрачным.
— И все же, — вмешался в их разговор Габри, — это очень странное совпадение, тебе не кажется?
— Какое совпадение? — невинно поинтересовалась Матушка. Выражение ее лица было ясным и безмятежным, но напряженная поза выдавала волнение.
— То, что Сиси назвала свою книгу «Обретите покой». Кажется, именно так называется твой медитационный центр?
Все молчали.
— Я что-то не то сказал? — озираясь по сторонам, спросил Габри, хотя уже сам понял, что сел в лужу.
— Это просто совпадение, — раздался спокойный, ровный голос Эмили. — А возможно, своеобразная дань тебе, та belle. — Она обернулась к Матушке и положила свою изящную кисть на пухлую руку подруги. — Ведь эта женщина уже почти год живет в бывшем доме Хедли, и наверняка именно твой духовный труд вдохновил ее на написание этой книги. Этим названием она просто хотела выразить свое почтение к тебе.
— И наверняка все ее рассуждения еще дерьмовее твоих, — цинично заметила Кей. — Пусть это послужит тебе утешением. Честно говоря, я не думала, что такое возможно, — добавила она, оборачиваясь к Руфи, которая смотрела на нее с откровенным восхищением. Кей Томпсон всегда была ее кумиром.
— Симпатичная прическа, — сказал Оливье, обращаясь к Кларе. Он явно пытался разрядить напряжение.
— Спасибо. — Клара взъерошила волосы, отчего они встали дыбом.
— Ты была права, — Оливье повернулся к Мирне. — Она действительно похожа на перепуганного солдата-пехотинца времен битвы при Вимах [16]. Не каждый решится сделать себе на голове такое. Очень смело, очень по-современному. Отдаю честь твоей отваге, дорогая.
Прищурившись, Клара метнула на Мирну убийственный взгляд, но та лишь улыбнулась еще шире.
— К черту Папу! — сказала Кей.
Стул снова стоял неровно, и Сиси поправила его. Она стояла одетая в пустом гостиничном номере. Саул ушел, даже не попытавшись поцеловать ее на прощание.
Сиси была рада его уходу. Теперь наконец-то она могла это сделать.
С экземпляром «Обретите покой» в руках Сиси подошла к окну и, медленно подняв руки, прижала книгу к груди так крепко, как будто та была неотъемлемой частью, которой ей недоставало всю жизнь.
Запрокинув голову, она ждала. Неужели в этом году знакомое видение не посетит ее? Но нет. Нижняя губа Сиси задрожала, ресницы затрепетали, а к горлу подступил комок, который тут же начал шипеть и пениться, как глоток шампанского. А потом пришли холодные слезы, которые ледяными струйками стекали по ее щекам прямо в рот, который теперь был широко открыт в беззвучном крике. Сиси обрушилась в глубокую темную пропасть, на дне которой оказалась знакомая комната. Было Рождество.
Ее мать стояла рядом с давно засохшей, неукрашенной сосной, установленной в углу пустой темной комнаты, пол которой был усеян острыми иголками. На голых ветках висел один-единственный шар, и теперь ее мать резким движением сорвала его. Сиси слышала шелест, с которым иголки дождем осыпались на пол, и видела, как шар летит прямо на нее. Она не собиралась ловить его и вытянула руки лишь для того, чтобы защитить лицо, но шар не отскочил от ее ладоней, а прилип к ним, словно он всегда был именно там. Мать в истерике каталась по полу, доводя Сиси до отчаяния. Ей хотелось остановить ее, закрыть ей рот и во что бы то ни стало успокоить, прежде чем соседи вызовут полицию и мать снова заберут от нее, оставив Сиси одну, в окружении совершенно чужих ей людей..
Но Сиси не сдвинулась с места. Она замерла, глядя на шар в своих руках. Теплый на ощупь, он светился изнутри. На нем был незамысловатый рисунок. Три высокие сосны со сгибающимися под снегом ветвями стояли рядом, как члены одной семьи. Под ними была надпись, сделанная рукой ее матери: Noël.
Сиси погрузилась в атмосферу тишины и покоя, которую излучал шар, и растворилась в ней. Но, должно быть, она стояла так слишком долго. Громкий стук в дверь вырвал ее из мира трех сосен и вернул к жуткой реальности. Из-за двери доносился властный мужской голос:
— Что у вас происходит? Немедленно откройте!
И Сиси подчинилась. Хотя с тех пор она больше никогда, ни разу не впустила никого ни в свой мир, ни в свою душу.
Проходя мимо «Рица», Кри остановилась напротив стеклянных дверей, пытаясь рассмотреть холл роскошного отеля. Швейцар не обратил на нее ни малейшего внимания и не пригласил зайти внутрь. Она пошла дальше, медленно переставляя ноги в покрытых снежной кашей ботинках. Прикрепленные к рукавам вязаные варежки, отяжелевшие от налипшего на них снега, болтались, оттягивая руки вниз.
Но Кри было все равно. Она устало брела по темным, заснеженным, многолюдным улицам. Прохожие задевали ее, и Кри чувствовала на себе их брезгливые взгляды, как будто вид толстого, неуклюжего ребенка оскорблял их.
Тем не менее Кри продолжала упрямо идти вперед, хотя к этому времени ее промокшие ноги совершенно замерзли. Она была обута явно не по погоде, но когда перед ее уходом из дому отец робко намекнул, что неплохо бы надеть на ноги что-нибудь более теплое, Кри проигнорировала его.
Точно так же, как его всегда игнорировала ее мать. Точно так же, как его игнорировал весь мир.
У магазина «Monde de la musique» [17]она снова остановилась. На ярком плакате Бритни Спирс танцевала на залитом жарким солнцем пляже в окружении подпевающих ей улыбающихся людей.
Кри долго стояла перед витриной, не ощущая онемевших от холода рук и ног. Не ощущая вообще ничего.
— Что ты сказала? — спросила Клара.
— К черту Папу! — четко и громко повторила Кей. Матушка Би сделала вид, что ничего не слышала. В отличие от Эмили, которая шагнула к подруге, как будто приготовившись подхватить ее, если та вдруг потеряет сознание.
— Мне девяносто два года, и за свою жизнь я поняла все, — сказала Кей. — Кроме одной вещи, — добавила она после небольшой паузы.