Детские и юношеские годы, даже очень трудные, остаются навсегда в памяти людей. И это вполне объяснимо. Юные люди еще не обременены семьями, в их душах еще не накопилась нервная усталость прошедших лет, порождающая равнодушие, и первые впечатления от увиденного и услышанного, узнаваемость нового, интересного в окружающей их жизни, как яркий праздник, снятый на кинопленку, поселяются в их сознании, и чем дольше не исчезают из него, тем моложе душой остается человек даже в солидном возрасте.

Подобное случилось с Савелием Крамаровым и другими его сверстниками. Известный режиссер театра и кино Марк Захаров с большой теплотой вспоминал в телеинтервью об американском фильме «Судьба солдата в Америке», увиденном в детстве. Вообще-то в Америке этот фильм называется по-другому — «Ревущие двадцатые». А у нас его назвали иначе, и не случайно, чтобы советские люди, посмотрев его, убедились, насколько неудачной бывает судьба солдата в империалистической стране, тем более такой авторитетной в западном мире, как Америка. И на мой взгляд, вполне закономерной была творческая встреча Леонида Гайдая и Савелия Крамарова в кинофильме «Двенадцать стульев». Опять забегая вперед и нарушая последовательность в описании жизни героя книги, скажу, что Леонид Гайдай приглашал для съемок в основном кинозвезд. Не избежал этой счастливой участи и Савелий Крамаров. И как я думаю, Леонид Гайдай искал для роли незадачливого шахматиста из Васюков, обманутого Остапом Бендером, не только популярного актера, но и своего сверстника, чье детство, по существу, было малопривлекательным, где, кроме футбола и кино, не было других развлечений, когда господствовала серость в искусстве, науке и других сферах бытия. Только, конечно, человек, выросший из этого времени и понявший, что у него, по существу, украли детство, которое было у людей в демократических странах, не прошедших запреты всего нового и прогрессивного, к примеру генетики и кибернетики, правдивых фильмов и спектаклей, джаза вообще, как такового» походов на «космополитов», якобы преклоняющихся перед достижениями Запада, а на самом деле пытающихся помочь народу войти в число цивилизованных, мог быстрее снять розовые очки, напяленные ему на глаза и лакирующие весьма серую и убогую действительность. И когда Савелий Крамаров, в роли шахматиста из Васюков, играющего в сеансе одновременной игры с фальшивым гроссмейстером, яростно и с искренней обидой в голосе восклицал: «Здесь стояла моя ладья!»» то даже незадачливый зритель понимал, что у этого человека, по существу, украли значительно больше, чем шахматную фигуру, его обманывали столь часто и грубо, что он, пользуясь случаем, выражает свое возмущение, свое идущее из глубины души негодование обманом и готов расправиться с лжегроссмейстером, символизирующим для него все зло в нашем обществе, но, как нередко случалось в жизни, жуликоватый наглец уходит от наказания, а честный человек попадает впросак, оказывается в смешном и грустноватом положении, Свою роль в этом фильме Савелий Крамаров считал одной из самых лучших в кинокарьере. Я уверен, что Савелий был благодарен режиссеру и за то, что он сделал его героя слепым на один глаз, надел на него черную повязку, исключив элемент косоглазия, которое, по мнению недоброжелателей Савелия, вызывало смеху зрителей и приносило ему успех. Кстати, позднее, выправив зрение, артист играл не менее смешно и ярко, чем до этого. Разумеется, юный Савелий смотрел неоднократно «Судьбу солдата в Америке», фильм, ныне ставший классическим в мировом кинематографе. И прежде всего юношу поражал герой фильма — солдат, вернувшийся с Первой мировой войны и выбравший опасную профессию бутлегера — человека, торговавшего спиртным во времена сухого закона. В наших фильмах все было понятно: кто — хороший человек и кто — плохой. Хороший вызывал симпатию, становился примером в жизни, а плохой осуждался и служил примером того, как не следует вести себя в нашем самом передовом на планете обществе. Савелий со временем поймет, что именно потому, что отрицательные герои Петра Алейникова вызывали не только смех, но и симпатии зрителей, этого артиста перестали снимать в кино. А тогда Савелия удивило, что с течением фильма он начинает сопереживать, все больше и больше, по существу отрицательному герою, решившему выбиться из нищеты, нарушая закон — кстати, потом отмененный в Америке, потому что он не достигал цели. Савелий радовался за героя, когда он совершал удачные сделки, искренне переживал его неудачную любовь к красивой девушке, которая пела в принадлежащем ему ресторане, но отдала сердце его юристу. Песенка героини сопровождалась в фильме титрами с ее переводом на русский язык, и в ней были слова, которые запали в душу Савелия: «Есть у тучки светлая изнанка» — так начиналась песенка. Фильм посмотрела мама и однажды дома, неожиданно для Савелия, пропела эти слова, и он понял, что за тучами, сгустившимися над мамой и ним, есть свет, солнце, и когда-нибудь тучи обернутся для них светлой изнанкой. Это наступит тогда, когда вернется домой отец и восстановится в полном составе их семья. Конец фильма вызвал у Савелия целую гамму переживаний, от которой к горлу подступали слезы. Герой фильма, не раз рисковавший жизнью в своей опасной бутлегерской деятельности, но не раз помогавший друзьям, даже юристу, по сути отбившему у него любимую девушку, был коварно предан человеком, которого он считал другом, с кем разделял успех, и в результате разорился, а потом погиб в перестрелке с полицейскими. Женщина, любившая героя без взаимности, но считавшая, что именно она, не столь юная и прекрасная, как певица из ресторана, но верная герою душой, нужна ему, плакала над умирающим любимым, незаурядным человеком, смелым и отважным, но с ранимым сердцем ребенка, зато неунывающим, только крепко сжимающим губы при неудаче. Савелий после этого фильма выходил из кинозала с покрасневшими веками и думал, что не так проста жизнь, как представляется в большинстве наших фильмов, и, чтобы добиться в ней успеха, даже просто выжить, надо быть сильным человеком, сильным духовно и физически.

И еще подумал Савелий, что герой этого фильма злостно нарушил закон, впрочем, как и другие отрицательные герои американских фильмов, все они были преступниками, но никто не называл их «врагами народа», не бросал им в лицо столь жуткое обвинение и не карал их родных, даже не притеснял.

Из наших военных фильмов ему больше других нравились «Два бойца». И Саша с Уралмаша в характерном и очень достоверном исполнении блестящего артиста Бориса Андреева, и, конечно, неподражаемый Марк Бернес, который запомнился Савелию еще по фильму «Истребители» своей внешне неброской, но трогающей душу игрой. А в «Двух бойцах» он чем-то походил на героя «Судьбы солдата в Америке». Савелий интуитивно почувствовал это, но не сразу понял — в чем. В неунывающем характере — догадался Савелий, и его поразило, что люди из разных стран, с разной идеологией и принципами жизни, могут в чем-то быть похожими друг на друга. Такое открытие поразило сознание Савелия, и чем больше он смотрел американских фильмов, тем сильнее убеждался в верности своей мысли, на первый взгляд несуразной и даже опрометчивой.

В биографической кинокартине о верховном судье Америки Уоррене, начавшем свою карьеру с честнейших поступков, защищающем невиновных людей, вопреки ожиданию властей и давлению их на него, Савелию представился отец, по словам матери, приличнейший человек и честнейший адвокат, всеми аулами защищавший незаконно арестованных и вызывавший этим недовольство начальства. Савелий несколько раз ходил на фильм «Сенатор», где герой — сенатор от одного из американских штатов — грустил, сталкиваясь с несправедливостью жизни, и в такие минуты, чтобы отвлечься от уныния, брал в руки саксофон, из которого выливалась сначала невеселая мелодия, переходившая в бодрую и задорную. А мама в такие моменты читала стихи своей любимой поэтессы, почему-то напечатанные не в книге, а мамой, на машинке, на обычных листках бумаги.

Савелий благодарил судьбу за то, что она свела его с доброй и бескорыстной тетей Дусей, без нее он никогда не увидел бы столько интересных фильмов, без которых его жизнь оказалась бы пустой и невзрачной. Он любил фильмы об актерах, людях искусства. Наш фильм «Антон Иванович сердится» смотрел каждый раз, когда его возвращали на экраны. Савелию была интересна жизнь главных героев, но более всех привлекал его внимание неудачливый и смешной композитор Керосинов. Савелий из титров фильма узнал фамилию артиста, играющего композитора, и запомнил ее навсегда — Сергей Мартинсон. Не похожий ни на кого из своих коллег, ни внешне, ни по оригинальности игры, умеющий и петь, и танцевать, и смешить с грустью в душе, так, что вдруг становилось жаль его героя, обычно человека нелепого и даже глуповатого, неудачливого в жизни и от этого вызывающего сочувствие.