Но поворотный момент в жизни Эдит наступил в один теплый день в начале лета четыре года спустя. Ее сестры девяти и тринадцати лет играли в большом саду, она слышала, как они тихо препирались, но когда выглянула из окна, то увидела их сидящими на полянке, склонив друг к другу почти белые головы, так близко, что волосы одной касались лица другой. На подносе рядом с ними стояли три стакана (два пустых, один полный) и кувшин с вкуснейшим малиновым соком маминого приготовления; кувшин блестел, и сок на солнце сверкал, как драгоценный камень, как холодный рубин. Мама звала ее на свежий воздух: «Так хорошо на солнышке, Эдит. Иди к своим сестрам, Эдит!» Но она отказалась. Ей хотелось побыть в доме и почитать. Мама топнула (правда, не сильно, потому что была из хорошей семьи и жила в хорошем районе) и сказала что-то насчет того, что Эдит упряма и своенравна; почему это она собирается сидеть в полутемной комнате и читать,когда могла бы посидеть на полянке вместе со своими сестрами и выпить сока? Может быть, она ревнует? Но Эдит совсем не ревновала, может, она и была упрямой, но Эдит хотела побыть в доме. Свою комнату, тишину и книгу она предпочитала солнцу, соку, голосам и смеху сестер.

Мама, насколько позволяло ее воспитание, дала понять, что Эдит, по ее мнению, почти безнадежна, и больше в тот день в ее комнату не заходила. Эдит несколько часов сидела и читала в восхитительной тишине, до тех самых пор, пока не дочитала книгу до конца. («Была бы еще книжка стоящая», — донеслись до Эдит слова мамы, разговаривающей с отцом. И Эдит знала, что мама была бы более уступчивой, если бы Эдит читала не огромный труд о насекомых, изданный Норвежским энтомологическим обществом, с большим количеством текста и почти без картинок, а какую-нибудь другую книгу).

Эдит догадалась: маме кажется, что она наказывает ее. Во второй половине дня мама поняла, что должна была подняться и выгнать Эдит на улицу. Эдит осознала: мама чувствует себя виноватой в том, что позволила ей сидеть у себя в комнате. Эдит знала: мама не может представить себе, что дочь хочет сидеть в комнате и читать книгу.

Когда она снова выглянула в окно, солнце уже садилось; она не видела своих сестер, но малиновый сок там, в саду, по-прежнему сверкал красным, кувшин был снова полон, и Эдит догадалась, что об этом позаботилась мама. И в это время, когда она смотрела на поблескивающий сок, она отчетливо поняла, что никогда не будет такой, как другие, и можно даже не пытаться. От этой мысли ей стало легче.

Именно здесь могла бы начаться история Эдит Ринкель, если бы мы не решили начать ее в обычный майский день. Потому что тот летний день в детстве Эдит был очень важным в ее жизни. Именно тогда она перестала бороться за то, чтобы стать не такой, какой была создана, и начала осознавать собственное отличие от других. Только один-единственный раз Эдит Ринкель сделала выбор неосознанно. Это было, когда она, двадцатипятилетняя, только что получившая степень магистра лингвистики, улыбаясь, шла, положив свою руку на руку отца, к алтарю, где Эдит ждал историк Бьернар, старше ее на два года.

Но более показательный для ее истории, более типичный для ее характера случай произошел ровно четыре года спустя, когда были подписаны бумаги о разводе. Эдит сразу же переехала в общежитие, где и проживала до того года, когда ей исполнилось тридцать пять и она купила квартиру на улице Йеитмирсвейен, где и живет до сих пор. А сейчас она уже дама, которой где-то около пятидесяти.

Дело не в том, что ей не нравилось быть замужем или она не любила своего мужа, дело в том, что она не моглабыть замужем. Семейная жизнь плохо сочеталась с ее жизнью, с тем, как она должна былаи хотелажить. Эдит Ринкель была самодостаточной. Иными словами, она не нуждалась в других, у нее не было ни потребности в муже, ни места для него в жизни.

Эдит Ринкель с детства очень любила поесть. У нее был хороший аппетит (мама много раз обвиняла ее в безмерной прожорливости), и поэтому со временем она приобрела пышные формы, но это только подчеркивало достоинства ее фигуры и сводило с ума мужчин. Но во время замужества она перестала наслаждаться едой и быстро похудела на два размера. Со временем Эдит стала хуже спать и утратила радость от сексуальной жизни. Развод был единственным выходом, и с того дня, когда она переехала в темную и узкую комнату в общежитии, к ней вернулись сначала аппетит, а потом и пышность форм. Она стала спать как убитая и вскоре взяла в любовники подходящего мужчину, которого, так же как и ее, мало интересовали эмоциональные отношения или сколько-нибудь длительные чувства.

Эдит никому не позволит сбить себя с толку и не допустит других к тому, что считает сферой своей компетенции. Эта женщина испытывает большое неудобство, если не обладает полным контролем над ситуацией. Но для успеха в сексуальной жизни необходимо уметь отдаваться, сознательно отключая контроль. И это равновесие между контролем и отсутствием контроля Эдит соблюдает виртуозно. Только в самом начале своей сексуальной жизни и в замужестве у Эдит не получалось отдаваться. Она не достигала оргазма, она не могла спать — ведь это значило потерять контроль над собой и отдаться: отдаться сну, после которого неизвестно, проснешься ты или нет, и при котором бал правит подсознание; или отдаться наслаждению, позволив другому человеку увидеть тебя в состоянии расслабленности, забыть о беспокойстве по поводу того, как ты выглядишь, находясь в порыве желания, отмести всю стыдливость, приобретенную в детстве. Но вскоре после развода ей снова стало это удаваться. И таким образом она могла продолжать карьеру.

Через пару лет после того, как Эдит ушла от мужа, она защитила диссертацию (на тему «Диахроническое исследование предлогов в западногерманских языках») и в тридцать один год была принята на постоянную работу на должность доцента кафедры классических и мертвых языков. На протяжении нескольких лет она была на факультете самым молодым из ныне здравствующих профессоров. Эдит купила квартиру на улице Йеитмирсвейен, ведь это хорошее вложение денег. Естественно, мысль о том, чтобы создать себе уютный дом, никогда не приходила в голову Эдит Ринкель.

Полу только что исполнилось тридцать три года. Около девяти месяцев назад он начал работать во временной должности на кафедре футуристической лингвистики. Он, как уже говорилось, счастливый человек. Да, в настоящий момент он очень доволен жизнью. Он только что расстался с Сири, зубным врачом, с которой встречался последние два месяца. Ему принадлежит половина выкрашенного в зеленый цвет дома на улице Нильса Абеля, ведущей от внешней границы университетской территории к гуманитарному факультету. В его квартире есть гостиная и три спальни, а это больше места, чем ему нужно. Дом недавно отремонтирован, большую часть ремонта на добровольной основе по выходным сделали друзья детства и однокашники Пола. Единственное, что можно сказать про дом, это что он выполнен в мужественном стиле, но возлюбленные Пола добавили в обстановку нечто женское. Одна за другой, они привносили что-то свое в его хозяйство: мягкие подушки и пледы, картинки на стенах, даже пару подсвечников для плавающих свечей на краю ванной (хотя они уже покрылись пылью).

Да, у Пола все прекрасно. Процент по ипотеке все еще низок, кредит за учебу выплачен (при помощи щедрой матери — факт, о котором Мортен не устает ему напоминать: «Вот поросенок, тебе повезло с мамой, ты ее не заслуживаешь»). Он получил как раз ту работу — научную должность в Университете Осло, — о которой мечтал. Теперь осталось только сделать так, чтобы эта работа стала постоянной.

Пока линия жизни Пола шла ровно и высоко. И с того момента, как он увидел Нанну в дверях кафедры футуристической лингвистики, линия устремилась прямо вверх, задрожала от возбуждения. Пол влюбился. В тот самый момент, в том самом месте. Он не просто увлечен, пленен или очарован. Он серьезно, глубоко и безгранично влюблен. Возможно, впервые. В жизни Пола было много женщин. Они легко на него западают. Он, как говорится, прекрасно выглядит. Пол образован, обладает широким кругозором и шармом. У него необычайно красивый голос, глубокий и звучный (могучий, как обычно говорит его мама, но она испытывает пристрастие к романтическим эпитетам). Если он хочет произвести на женщину впечатление, то начинает тянуть гласные, так что звуки зависают в воздухе и трепещут, прежде чем проникают в женские уши. Обычно он говорит спокойно, даже неспешно, но начинает частить, если чем-то увлечен или на чем-то настаивает. Пол знает, как воздействует на противоположный пол, но он еще немного смущается, и иногда его одолевает юношеская неуверенность. Наглость и смущение — в этой последовательности и в соотношении 5:1 — делают Пола совершенно неотразимым. В результате — целый ряд краткосрочных отношений. (Друзья Пола, а особенно лучший друг Мортен, называют постоянно растущее количество экс-подружек «курочками Пола»).