—Да ведь это моя маленькая внучка Мирриам! Она так выросла, что совсем не удивительно, что вы ее не узнали.

Обе женщины посмотрели друг на друга и громко рассмеялись.

Айван совершенно не запомнил окончание этого вечера. Когда люди снова собрались у бар-бекю, неочищенными остались всего несколько мешков кукурузы. Мирриам не делала никаких движений, чтобы присоединиться к своей бабушке по другую сторону барбекю. Айван был исполнен надежд, но и нетерпения. Сумеет ли она остаться рядом с ним на виду у всех? Девочка не разделяла его нервозности и, казалось, не понимала всей деликатности их положения. Она подобрала пустые тарелки и направилась на кухню.

—Ты куда?

—Никуда — на кухню.

—Ну да… А ты вернешься?

—Если ты хочешь.

—Если ты хочешь.

—Нет, только если ты.

—Ну ладно… — начал было Айван, но она уже исчезла.

Вдруг Айван почувствовал себя невероятно одиноким и пожалел о том, что не сказал ей, как сильно он хочет, чтобы она вернулась назад. Он был уверен, что девочка сядет рядом со своей бабушкой и он больше не сумеет сегодня поговорить с ней. В подавленном настроении он сел очищать початки, размышляя над тем, как это человек способен за столь короткий промежуток времени почувствовать себя так хорошо и так плохо. Он почти не прислушивался к разговорам, которые на сей раз касались жутких ночных духов, даппи, появлявшихся в разных обличьях: старый Хидж — злобный вампир, который сбрасывал свою кожу и высасывал души из спящих, пока они не высыхали и не умирали или не становились зомби, бездушными механизмами, лишенными воли и желаний. Чтобы погубить старого Хиджа, надо было отыскать место, где он оставил свою кожу, как следует посолить ее и поперчить, чтобы вернувшийся Хидж не смог забраться в нее обратно, и тогда с первыми солнечными лучами к нему придет смерть. Подобные разговоры ничуть не улучшили его настроения. Сейчас женщина рассказывала, как она встретилась с жутким катящимся шаром, особенно зловредной разновидностью даппи — огненным шаром, который катился по земле под звяканье цепей и среди адских клубов дыма.

—Айван, дай руку.

Негромкий хрипловатый голос донесся до него из-за спины.

—Что?

Это была Мирриам с кокосом, наполненным ашам.

—Нашла на кухне, — сказала она робко. — Ты испугался?

—Испугался?

—Нет — я знал, что это ты, — соврал он и, случайно коснувшись ее лица, испачкал его кукурузной крошкой.

Счастье Айвана было полным. Мирриам сидела рядом с ним, слушала разговор и там, где надо — хихикала, а где надо — дрожала от страха. Он же притворялся бесстрашным слушателем. Дети, которых начал уже одолевать сон, потянулись поближе к маминым юбкам, чтобы, спрятавшись там в тепле и безопасности, продолжать слушать страшные истории и расширять глаза от удовольствия, которое доставляет ужас, если он не опасен.

Ритм работы стал хаотическим, осталось всего несколько мешков, но никто не торопился закончить работу. Силу «Джо Луиса» можно было заметить по неразборчивым голосам и непристойным шуткам некоторых мужчин. Повеяло прохладой. Айван и Мирриам говорили без умолку. Айван рассказывал ей про океан и про кафе мисс Иды. Мирриам была поражена, но о последнем высказалась неодобрительно.

Со своей удобной наблюдательной позиции Маас Натти по-прежнему возглавлял собравшихся, но ром и возраст делали свое: его то и дело клонило ко сну. Окружающие дипломатично делали вид, будто этого не замечают. Порой старик приходил в себя и бормотал фразы на разных языках, вывезенные из путешествий в молодые годы. Фразы на испанском соседствовали с девизом Маркуса Гарви «Восстань могучая раса и соверши, что в силах твоих». Каждое его высказывание сопровождалось восхищенным шепотом — разговор на иностранном языке всегда почитался признаком мудрости. Маас Натти жил когда-то в местечке под названием Алибами, откуда вынес вполне определенные и непоколебимые мысли о природе и наклонностях белых людей, а также несколько заклинаний на непонятном языке, отчасти напоминавшем английский. Никто не мог понять их смысл, потому что Маас Натти как-то по-особому интонировал носовые звуки. В том случае, когда он пускал в ход «мерканский язык», все знали, что старик «готов» и ему пора идти спать.

Внезапно Маас Натти выпрямился и, оглядев всех присутствующих, овладел вниманием каждого.

— Скользкая дорога — крутые дела, — предостерег он. — Победитель не уходит, а уходящий не побеждает.

Он сопроводил свои слова многозначительным кивком головы и огляделся по сторонам в надежде, что кто-нибудь подхватит и продолжит его изречения. После чего мирно отошел ко сну.

Люди бережно отнесли старика в дом, погасили лампы и стали расходиться. Они уходили по несколько человек в разные стороны и несли перед собой факелы, сделанные из резиновых автомобильных покрышек — не только для освещения, но и потому, что едкий запах жженой резины отпугивал — как насекомых, так и даппи и злых духов.

Глава 2. Версия большого мальчика

Айван проснулся с первыми лучами солнца. Из угла комнаты доносилось хриплое дыхание бабушки. Было еще темно, чтобы видеть ее, но в молчаливой темноте ее дыхание казалось особенно тяжелым и прерывистым. Он полежал в постели несколько минут и прислушался к звукам утра — щебету птиц и горластым крикам петуха, эхом отдающимся в долине. Сегодня был очень важный день. Айван быстро оделся и вышел наружу. Мисс Аманда по-прежнему не просыпалась, чему он был только рад. Он терпеть не мог ее взгляд с каким-то молчаливым обвинением, который она стала бросать на него после того, как однажды он принес дешевый транзисторный приемник, а большая часть денег из его жестяной коробки из-под печенья исчезла. Б конце концов, деньги были подарены мальчику Маас Натти, и он вправе распоряжаться ими по собственному усмотрению. Правда, он не спросил ее согласия, но ведь он ничего не украл!

Айван торопливо нарубил кукурузы для домашней птицы, нарвал травы для коз, покормил свиней. Воды в корыте почти не было, поэтому он сходил за ведром и отправился с ним к водонапорной колонке у дороги. Он выполнял свою работу резво и машинально, ни о чем не задумываясь и даже не полюбовавшись на своих животных, которых мисс Аманда подарила ему два года назад. На кухне он не стал садиться за стол, а быстро сделал бутерброд, посыпал его солью с перцем и, завернув вместе с приемником и небольшим ножом в тряпку, положил в жестяное ведерко. Он взял рогатку и проверил на ней резинку — нет ли где трещины, из-за которой она может в ответственный момент порваться. Резинку пришлось сменить, после чего, набив карманы круглыми камешками, он вышел из дому. Мальчик пошел по склону горы в сторону растущих на ней деревьев, двигаясь все время вверх и вверх. Вскоре он остановился и огляделся. Отсюда был виден бабушкин дом, лепившийся к горному выступу, зеленая долина, сбегавшая от неба далеко к морю, которое сверкало сквозь утренний туман изумительной пепельной голубизной. Небо было чистым и безоблачным, утро — невероятно ясным и свежим, воздух — таким прозрачным, что говорили, будто бы в такие дни с горных вершин видно Кубу. Среди роскошных зарослей зелени Айван чувствовал себя счастливым и свободным, и в этой тишине малейший звук разносился по долинам чистой и прозрачной нотой. Айван пожалел, что не может включить приемник и послушать бойкую болтовню ди-джеев и музыку, которую называют ска. Это была главная проблема, возникшая между ним и бабушкой. Он перестал ходить в школу и теперь занимался только тем, что ухаживал за животными, работал на маленьком участке, который ему подарил Маас Натти, и проводил время в кафе, слушая безбожную музыку греха, которую так не любила мисс Аманда. Она не особенно переживала по поводу школы, потому что, хотя и была грамотна настолько, что сама читала Библию и, как всякая крестьянка, уважала школьные знания, боялась, что перебор с образованием сыграет с внуком злую шутку и отвратит его от земли.