Подъехали к дому, поднялись в квартиру Зубова.

В первой комнате на столе в гробу лежала Бригитта.

Зубов спросил шепотом:

— Слушай, а нельзя ее спрятать, а потом увезти?

— Куда?

— Ну, к нам, домой... Понимаешь, я все думал, думал: как это сделать? Может, можно, а?

Лицо Зубова было бледно И Вайс решился на недопустимый поступок: позвонил профессору Штутгофу и попросил его сейчас же приехать.

Едва профессор вошел и увидел Зубова, как его суровое лицо смягчилось. Он сел рядом, внимательно, не перебивая, слушал, что бормочет Зубов, и во всем соглашался с ним. Потом достал шприц и сделал Зубову укол в руку. Тот как будто даже не заметил этого, но постепенно глаза его стали сонными, веки опустились, голова поникла.

Профессор попросил Вайса помочь ему перенести спящего Зубова на диван и сказал:

— Если глубокий сон не поможет и он не сумеет собрать себя в кулак, вам придется увезти его куда-нибудь. А еще лучше — скажите, что он предает нас всех.

Когда утром Вайс повторил Зубову эти слова, тот только молча кивнул в ответ.

И выдержал весь похоронный ритуал, а потом принимал соболезнования родственников и знакомых Бригитты.

Через день Вайс навестил Зубова. Судя по окуркам, разбросанным вокруг стула, он не вставал с места долго, — возможно, всю ночь и часть дня.

Зубов молча поднялся, взял с пола рюкзак, предложил:

— Пошли.

— Куда?

— Я никогда не вернусь сюда, — объявил Зубов.

— Нет, — возразил Вайс, — ты должен жить здесь.

— Зачем?

— Я приказываю. — И Вайс добавил мягче: — Это нужно для нас всех, Алеша. Нужно, понял? И ради Бригитты тоже. Ведь если ты сбежишь из ее дома сейчас, как только она умерла, ты оскорбишь ее память.

— Это верно, — согласился Зубов. — Ты в самую точку попал. Я должен остаться. Верно. Теперь я уже никуда от нее не убегу до самой своей смерти. Ты понимаешь, она знала...

— Что?

— Ну, не все, конечно, но знала, кто я.

— Почему ты думаешь? — спросил Вайс.

— Понимаешь, — торопливо говорил Зубов, — я вроде как не догадывался, а только чувствовал иногда: знает. А вот когда уже совсем подошла смерть, она показала рукой, чтоб я к ней наклонился, и вроде как всем лицом мне улыбнулась и прошептала по-русски: «Хорошо, спасибо, здравствуйте!» Глаза у нее сразу ужасно так расширились — и все. На это у нее последние остатки жизни ушли, чтобы, значит, сказать мне, что она знала. Вот и все. Жила и знала. — Погрозил кулаком перед лицом Вайса. — Да если бы я знал, что она знает, я бы, понимаешь, был самый счастливый на свете человек. А то мучился: вроде я с ней поддельный, — но я же по-настоящему ее любил. Понял?

— Ты собрался на кладбище? — спросил Вайс.

— Да.

— Я пойду с тобой.

— Пойдем, — сказал Зубов. И добавил: — Спасибо тебе.

У могилы Бригитты он спросил:

— Потом можно будет на камне приписку сделать порусски, что она Бригитта Зубова?

— Обязательно, — поддержал его Вайс, — а как же иначе? Она ведь твоя жена...