— Пора спать, — она нашла в темноте его ладонь и уже не отпускала её.

Укрывшись в комнате, в которой неумолчно журчал живой поток воды, они словно заново узнали друг друга. И потом ледяной ручей охладил их разгоряченные тела.

Глава 8: Пустыня и горы

1.

На следующий день Иситтала собрала военный совет. В просторном, богато украшенном зале одного из зданий Золотых Садов собралось тридцать или сорок пожилых файа с суровыми лицами — владыки долины Лангпари — и среди них юноша чувствовал себя очень неловко. Став кем-то вроде фаворита королевы, он присутствовал здесь как доказательство того, что она вправе делать всё, что ей придет в голову. Роль, что и говори, невеселая — но здесь не было никаких определенных ролей, не было формальной власти, не было никого, кому бы подчинялись все. Каждый заведовал той областью, в которой лучше всего разбирался — и такой строй как нельзя больше устраивал Элари. Иситтала занималась защитой оазиса от нападения извне — так она себя поставила и никто с ней не спорил. Мало кто сомневался, что сурами придут и сюда, — а сил в долине Лангпари катастрофически не хватало. Вся ее "военная мощь" состояла из 129 солдат в форте, 48 девушек из Кумы — женской армии файа, которые охраняли ядерный арсенал, и сорока военных моряков на сторожевом корабле. У всех были винтовки, но с тяжелым оружием дела обстояли куда хуже: весь его запас состоял из дюжины пехотных и восьми тяжелых пулеметов, двух минометов и дюжины гранатометов, а для двух старых шестидюймовок в форте осталось всего 195 снарядов.

Не слишком доверяя старым и чужим описаниям будущего театра боевых действий, Иситтала решила сама съездить на запад, в пустыню, на разведку. Элари с радостью согласился участвовать в ней. Вчера вечером ему открылся другой, незнакомый облик его мира — и с тех пор ему не сиделось на месте.

Как назло, этот день выдался пасмурным и низкие клочковатые тучи закрыли всё небо над долиной, от хребта до хребта. Они стелились по подножиям гор и лишь фиолетово-темные осыпи выступали снизу из-под серой клубящейся массы. Но вечером мгла облаков на западе разошлась, открыв волшебную игру красок.

Всё вокруг ещё казалось четким и обычным, как днем. Восточный хребет утопал в глубокой фиолетовой дымке, лишь его нижние уступы сияли над долиной чистым литым золотом. Оно приливом поднималось всё выше, — и вот уже весь хребет казался золотым, лишь склоны западных гор остались фиолетовыми — ещё темнее и мрачнее от контраста.

Элари и Иситтала стояли на крыше реактора, держась за руки, и смотрели на необычный закат. Небо постепенно темнело и восточный хребет тонул в сумраке, — лишь его вершины еще сияли необычайно ярким и чистым золотом. Три краски покрывали все вокруг — золотая, синяя и фиолетовая. Когда солнце зашло, из-за западных гор взвились в зенит алые языки огня — вертикальные космы и столбы туч сияли настоящим пламенем. Страшная, мутная и мрачная багровая завеса закрыла полнеба и стояла в густеющих сумерках. Потом всё угасло и на западе поднялась странная фиолетовая мгла. Вслед за ней пришла ночь.

2.

Они поехали вчетвером — он, Иситтала, Иккин и Санам, его девушка — рослая, со связанными в тяжелый хвост волосами и диким взглядом широко расставленных глаз. С собой они взяли запас воды и продуктов на несколько дней и всего одну винтовку — с оружием в Лангпари действительно обстояло неважно.

Выехав в хмурый, дождливый полдень на "Эрине", — небольшом фургоне-вездеходе, очень удобно оборудованном для жилья, — они долго ковыляли по разбитой и чрезвычайно извилистой дороге, поднимавшейся по склону западного хребта, между громадных деревьев. Поначалу им ещё попадались поляны, усеянные желтыми и белыми цветами, потом густые хмурые кроны сомкнулись над ними. Длинный подъем привел их в узкую боковую долину. Дорога, покрытая ярким охристо-желтым песком, вилась по свежей зеленой траве вдоль темной стены леса, где в тени уже поблескивал пятнами заледеневший снег.

До перевала они добрались уже вечером. Этот выход из Лангпари тоже был укреплен — от скалы до скалы тянулась древняя каменная стена в два человеческих роста, с пятью или шестью низкими обомшелыми башнями. Такими же древними были и массивные деревянные ворота. Всё это охраняло два с небольшим десятка крепких юношей в коротких теплых куртках из темно-серого меха, вооруженных короткими мечами, копьями и луками, — но за стеной Элари заметил несколько рядов вполне современных проволочных заграждений.

За перевалом открылась долина, похожая на Лангпари, но только совершенно безжизненная: между темными оплывами осыпей простерлась огромная открытая равнина, светло-коричневая и поразительно ровная. Над ней висели тяжелые розовато-серые облака, но дождь уже кончился и небо начинало проясняться: в разрывах туч сияла снежная вершина священной для файа горы Малау.

Они спустились вниз по крутой и извилистой дороге, с такой скоростью, что у Элари то и дело захватывало дух. Цепляясь за сидение, он внимательно смотрел в окно, за которым редкие кусты вновь сменились деревьями. Толстые, неимоверно перекрученные стволы поднимали вверх частые ветки густых широких крон. Деревья были совершенно одинаковой высоты — метра по четыре — и лепились к скалам с равными промежутками, создавая странное впечатление посаженной в заброшенном ущелье аллеи.

Юноша с удивлением заметил, что они едут по рассевшейся и заросшей каменной мостовой. Когда-то, очень давно, здесь и впрямь было нечто вроде бульвара — по его краям виднелось сгнившие скамейки и фонари с шаровидными лампами. Что самое странное, некоторые из них источали тусклый, даже в предзакатных сумерках, сине-серебристый свет, таинственно сочившийся из-за сплетения черных ветвей. Вероятно, файа иногда ещё навещали это место и грустили среди остатков древнего мещанского уюта.

Скалы перед ними вновь сблизились. Долину замыкали утесы из песчаника, покрытые пузырчатой коркой железистого натека. Их нависающие выступы были усажены щетками туго закрученных стекловидных сосулек. Песчаный перешеек между скалами стал жемчужно-серым из-за множества мелких кусочков столь же мутного стекла. Из песка торчали обожженые стволы окаменевших деревьев. Поверх них, дико сплетаясь, лежали чисто-серые мертвые стволы, зловеще щерясь джунглями острых, как рога, сучьев. Эта баррикада была шириной в несколько метров и лишь слева, у скалы, оставался узкий проход.

— Что здесь было? — удивленно спросил Элари.

Иситтала ответила не сразу. Она провожала опаленные скалы взглядом, пока машина не миновала их.

— Это осталось со времен Тромской битвы, — наконец сказала она. — Тогда войска колонистов попытались войти в долину. Мы остановили их, хотя для этого нам пришлось взорвать здесь ядерный заряд. Взрыв получился очень слабым — всего тонн сто — но радиация была такой, что пятьдесят лет никто не ездил этим путем.

Элари поёжился.

— А… сейчас?

Иситтала отвернула голову.

— Сейчас здесь, под этими скалами, можно заниматься любовью. Всё это было очень, очень давно…

Они вновь замолчали. За скальными воротами стены ущелья понизились и широко разошлись в стороны. Впереди, в слабой дымке дали, встала крутая, серая и зазубренная стена хребта Анса — центральную его часть составлял массив Малау.

Дорога, всё такая же извилистая, пошла вниз по дну не очень обширной долины. Деревьев тут уже не было — только поросшие травой кочки. На ходу "Эрин" сильно трясло, но отроги хребта Этц-Лангпари, защищавшего долину с запада, постепенно уходили назад.

По равнине Иситтала проехала немного — преградившая им путь плоская глинистая котловина растянулась на десятки миль. На её идеально ровном дне не росло и былинки. Ближе к горам вновь начиналась черная щебенка и по ней они двинулись на юг.

Проникавшие между плоскими увалами языки глины подавались под колесами, как масло, и Элари попытался представить, каково пробираться по такой котловине во время дождя. Эти огромные, вязкие во влажную погоду пространства были грозными природными ловушками — и торчавшие из глины кости неосторожных копытных служили хорошим напоминанием об этом.