Несколько дней у мореходов ушло на перегрузку грузов с транспорта на корабли. Затем оставшиеся в живых матросы провиантира покинули его, и транспорт был подожжён. Долго ещё вдалеке был виден столб дыма от догоравшего судна. Словно траурным факелом провожал уходящих моряков открытый ими великий мыс. Кто знает, посетило ли тогда храброго начальника экспедиции чувство неизбежности ещё одной встречи с открытой им скалой, и встречи роковой.
Всё у португальцев было впервые в этих забытых Богом водах: первые открытия и первые неудачи, первые жертвы и первая потеря судна… Вскоре корабли шли уже знакомой дорогой вдоль западного берега Африки. Где-то неподалёку от острова Принсипи увидели плот с людьми. То были остатки команды португальского судна во главе со старым знакомцем Диаша Дуарти Пишеком Пирейрой, потерпевшего крушение в тамошних водах. Измождённые моряки жадно пили затхлую бочковую воду, благодарили Бога и Диаша за спасение.
Меж тем среди матросов множились болезни. Теперь едва ли треть команды могла работать с парусами. Люди буквально ползали по палубе. Поэтому, подойдя к невольничьим берегам Гвинейского залива, устью реки Риу-ду-Рижгати, купили нескольких рабов для тяжёлых работ. Затем потрёпанная флотилия взяла курс к не так давно основанному на Золотом берегу самим же Диашем форту Сан-Жоржи-де-Мина. Это была хоть и самая дальняя, но всё же португальская территория. Все не скрывали слёз радости. Теперь-то они останутся в живых!
В Мине Диаш дал командам отдохнуть, а затем, наполнив трюмы скупленным у туземцев казённым золотом, окончательно взял курс к берегам метрополии. И вот наконец надрывный крик вперёдсмотрящего: «Земля! Это Португалия!» Сгрудившись на палубах, моряки обнимались, невзирая на чины и должности. Все испытания для них были позади. Медленно втянувшись в устье реки Тежу, два избитых морем судна поднялись по ней до столичного пригорода Риштеллу, где и бросили окончательно якоря, извещая о своём прибытии пушечной пальбой.
Шёл декабрь 1488 года, со времени отплытия Бартоломеу Диаша прошло ровно 16 месяцев и 17 дней. Итогом же этого беспримерного морского похода стало описание 370 лиг дотоле неизведанного африканского побережья, а главной победой — открытие крайней южной точки Африканского континента — мыса Доброй Надежды.
Впечатление от итогов экспедиции в Португалии было огромное. Все понимали, что Диаш сделал решительный шаг на пути к достижению Индии. Начальник экспедиции был незамедлительно зван к королю Жуану. Принят мореплаватель был со всевозможной любезностью. Обняв за плечи Диаша, король посадил его рядом с собой в кресло и несколько часов подряд слушал рассказ о перипетиях плавания. За спинами беседовавших молча толпились изнывавшие от скуки и усталости вельможи.
Драматургия исторических параллелей столь совершенна, что романистам порой не стоит обременять себя даже каким-то вымыслом, ибо действительность представляет собой самый захватывающий и законченный из всех возможных сюжетов. Поразительно, но именно в те дни, когда в лиссабонском дворце вовсю чествовали Бартоломеу Диаша, у его порога стоял жалкий проситель — никому не известный Христофор Колумб, пытавшийся наняться на португальскую службу. Увы, время для своего прибытия он выбрал самое неподходящее. Колумб пытался уверить короля и португальское купечество, что сможет достигнуть Индии, следуя не вдоль африканского побережья, а, наоборот, идя строго на запад через море Мрака по каким-то одному ему ведомым картам. Кто знает, как сложилась бы судьба великого мореплавателя, если бы корабли Бартоломеу Диаша к этому времени ещё не достигли португальских берегов. Но теперь никто и не думал даже слушать какого-то сумасшедшего итальянца. Какой запад? Какое море Мрака? После стольких трудов наконец-то найден путь в Индию и до её достижения остался лишь один решительный бросок. Так, сам того не ведая, Бартоломеу Диаш, совершив своё открытие, отодвинул на несколько лет великое открытие Колумба.
Как известно, ничего не добившись при дворе португальском, Колумб отправился ко двору испанскому. Там уже, конечно, знали об успехе Диаша, а потому, понимая, что Испания проигрывает соседям гонку к индийским пределам, испанский король дал Колумбу просимые им корабли. Впереди было открытие Америки. Но всё это у Колумба ещё впереди, а пока он, огорчённый и подавленный неудачей в Лиссабоне, размашисто пишет на полях своего географического атласа: «В декабре текущего 1488 года Бартоломеу Диаш, командующий тремя каравеллами, которые король Португалии послал в Гвинею для открытия земель, высадился в Лиссабоне. Он доложил, что достиг мыса, который он назвал мысом Доброй Надежды. Он описал своё путешествие и отметил его, лига за лигой, на морской карте, с тем чтобы положить её пред очи упомянутого короля. Я присутствовал при всём этом».
Ну а чем занялся, придя из плавания, Бартоломеу Диаш? Никаких точных данных на этот счёт исторические хроники не содержат. Вот уже полтысячелетия не стихают споры, почему Диаш не был поставлен во главе следующей экспедиции в Индию. Почему осторожный и рассудительный Жуан II предпочёл ему своего бывшего пажа Васко да Гаму? Может быть, решающим здесь было то обстоятельство, что Диаш не сумел ни убедить, ни заставить свои экипажи плыть дальше мыса Доброй Надежды; королю был сейчас нужен более решительный, безжалостный и вероломный начальник экспедиции, чем опытный, но не воинственный. Тем более что главное Диаш сделал — обогнул Африку с юга и определил точный путь в Индию. Теперь оставалось, следуя его картам, триумфально завершить начатое, а для этого скромный и незнатный шкипер не годился. Может быть, виной тому какие-то неведомые нам интриги, которые всегда плетутся вокруг монарших тронов. Может быть, и сам Диаш где-то и как-то испортил свои отношения с королём. А может быть, виной тому рассказы матросов Диаша о страшном духе бурь Адамасторе, с которым они встретились в неведомых южных водах и о жуткой клятве Диаша, которую он дал во время шторма, а потому и был уже обречён Богом отныне вечно плавать у мыса Бурь. Впрочем, могло быть и так, что наслышанный о якобы накликанном Диашем проклятии, король просто не захотел рисковать своей новой экспедицией и препоручил её другому человеку. Да и кто теперь об этом может точно сказать: никаких документов на этот счёт не сохранилось. Исторические источники хранят на сей счёт единодушное молчание.
Да и так ли нам важно сейчас, почему? Главное, что несправедливость свершилась, и Бартоломеу Диаш был отодвинут в сторону, чтобы уступить место другому, которому предстояло пожать все лавры первооткрывателя вожделенных новых земель.
Знаменитый фантаст и летописец географических открытий Жюль Верн писал об этом так: «Все ожидали, что во главе будет поставлен испытанный и прославленный мореход Бартоломеу Диаш, которому, казалось бы, самой судьбой было предназначено завершить начатое им дело, но король распорядился иначе. Выбор его остановился на молодом придворном по имени Васко да Гама».
А таинственный мыс Торментоза, охраняемый страшным и кровожадным Адамастором, уже входил в морской эпос. Первым его воспел знаменитый Луис Камоэнс — поэт и моряк, сам испытавший все ужасы бурь в Южной Атлантике. В его наиболее известной поэме «Лузиады», состоящей из десяти песен, мы находим яркое описание встречи Васко да Гамы с духом бурь, обитавшим у мыса и вселявшим панический ужас в сердца португальских мореходов:
«Вдруг ночью, когда мы бодрствовали на палубе, густое облако, поднявшись над нашими головами, скрыло от нас звёзды. Это была какая-то тень, страшный и мрачный призрак, один вид которого способен привести в трепет самых неустрашимых. В то же время слух наш поразил страшный шум, напоминающий грохот, который производят волны, налетающие на скалы, хотя небо и море не указывали на близость урагана.
…В воздух вытянулся призрак необыкновенной величины, безобразие лица его соответствовало громадности роста. Знаменитый колосс Родосский, считающийся одним из семи чудес света, высотой не мог сравниться с этим грозным привидением. Его отвратительная внешность, казалось, была одушевлена невидимой силой, мерзость, грубость, жестокость были разлиты во всём его существе. Черты лица его какие-то унылые и мрачные, голова печально опущена на грудь, борода густая, длинная, всклокоченная, глаза свергают, точно из тёмного рва исходит синевато-багровое, скорее кровавое, чем сверкающее, пламя. Цвет его лица бледный, землистый, волосы курчавые, губы черноватые и зубы желтые… Он испускает оглушительный рёв, который, казалось, исходит из глубочайших морских бездн. Волосы наши приподнялись на головах, его вид и голос леденили кровь в наших жилах».