Морским уставом Петра Великого в 1721 году было велено отличать суеверие религиозное от простого заблуждения и поверья. За первое определялась смертная казнь, последнее обыкновенно влекло за собою публичное церковное покаяние. Однако, как часто бывает на Руси, закон — это одно, а жизнь, тем более на водных хлябях, совсем иное. А потому на российских кораблях, как и раньше, соблюдали все старые морские обычаи, разве что делали это без лишней огласки.

На российском флоте главными колдунами и носителями древних языческих морских обычаев в XVIII–XIX столетиях считались финны. Моряки верили в их мистическую силу, их даже немного побаивались, а потому старались лишний раз не задирать. Объяснение этому надо искать в том, что мальчик-финн с раннего детства работал на лайбах, испытывая на себе грубые суеверия взрослых.

Вот только некоторые из них. Присутствие при закладке корабля девственниц, особенно рыжих, — плохая примета. Первый гвоздь в киль корабля нужно забивать через подкову. Гвоздь желательно должен быть золотым (или золотой монеткой). Кораблю с килем из брусьев ясеня, рябины, кизила будет сопутствовать благополучное плавание. Корабль с килем из краденого дерева сгорит во время первого же выхода в море, если кража будет обнаружена. Если кража не будет раскрыта, то корабль ночью будет идти быстрее, чем днём. Преждевременное оглашение имени корабля крайне нежелательно. Нельзя менять имя корабля. Пассажиры — юристы (защищающие интересы судовладельцев) и служители культа — могут привести к бедам в плавании. Покойник на корабле — к несчастью. Необходимо уложить его, коли уж он появился, поперёк диаметральной плоскости корабля, а по прибытии в порт незамедлительно отправить на берег. И только после отправки тела покойного можно было сходить на берег. Моряк с разноцветными глазами — к несчастью, зато кривоногий — к удаче! Рождение на борту ребёнка — к удаче. Швабра или ведро, уроненные за борт, — к неудаче. Передача корабельного флага между ступеньками трапа — к неудаче. Несчастье ожидает тех, кто использует вещи утонувших моряков или приносит на борт цветы перед выходом в море. Плюнуть на палубе — преступление.

Вообще в своих обычаях и суевериях наши моряки всегда сочетали как европейские, так и восточные и свои самобытные обычаи. Но это, как говорится, свойственно вообще нашей евроазиатской океанской державе.

В настоящее время морские обычаи соблюдаются, может быть, уже не так строго, как раньше, но то, что и сегодня на настоящем корабле, где капитан и боцман с уважением относятся и к своему кораблю, и к океану, освящённые временем правила поведения соблюдаются, это уж точно!

Относясь с должным уважением ко всем таинственным проявлениям морской стихии, моряки, разумеется, особое внимание всегда уделяли возможности предсказать ближайшие изменения погоды. Интерес здесь был совсем не праздный, наоборот, зачастую от этого зависела жизнь и смерть. Постоянная опасность и ожидание беды приучили их выискивать малейшую возможность для предугадывания надвигающейся опасности. Морские приметы составляют отдельный и особый пласт всемирного мореходного фольклора.

Одним из объектов пристального внимания моряков всегда были облака. Это только на первый взгляд облака ничего не говорят. Для опытного морехода прошлого они говорили, наоборот, очень и очень много. Например, если летом облака двигались навстречу друг другу, это означало скорую ненастную погоду, если плыли против ветра — к дождю, движутся быстро в одну сторону — к жаре и штилю, медленно — опять к дождю. Если утром облака рассеивались, а небо затягивалось пеленой высоких облаков, следовало готовиться к шквалу. Редкие облака значили скорое наступление ясной, но холодной погоды, большое белое облако на зимнем небосклоне неминуемо несло снежные заряды. Сплошная низкая облачность серого цвета заставляла готовиться к затяжному ненастью, а появление волнистых, похожих на гребни волн, облаков предвещало наступление ненастья в считанные минуты. Если облака появлялись с норд-оста — это означало хорошую ясную погоду как минимум на несколько дней вперёд. Большие облака же с зюйда гарантировали проливной дождь.

Если небо покрывалось множеством скрученных «мелких барашков», это означало приближение шквальных ветров. В том случае если перистые и кучевые облака появлялись в большом количестве, это означало скорое ненастье, а если они начинали разрастаться вверх и темнеть — к шторму. Моряки на этот счёт даже сложили соответствующую поговорку:

Всегда у моряков считалось хорошей приметой исчезновение облаков к вечеру. Это гарантировало хорошую погоду на следующий день. Если же облака к вечеру, наоборот, начинали сгущаться, следовало быть готовым к самому плохому.

Помимо облаков следовало весьма внимательно следить и за переменой ветра. Так, в зимнее время зюйдовый ветер нёс потепление, но тот же зюйдовый ветер летом нёс холод. Усиление ветра к ночи неминуемо оборачивалось ухудшением погоды. К ненастной погоде, как правило, вели и устойчивые норд-вестовые ветра. Если в шторм зюйд-вестовые и вестовые ветра меняли своё направление на нордовое и норд-остовое, это значило скорое окончание шторма. Появление резко выраженных бризов (ветров, дующих днём от воды к суше, а ночью — наоборот) означало установление хорошей погоды. Исчезновение же бризов заставляло готовиться к шторму. Если после сильного шквала начинался сильный ливень, это значило скорое окончание бури.

К разряду таких поверий должны быть отнесены и поговорки:

Раскаты грома тоже необходимо было слушать очень внимательно. Если гром гремел непрерывно три-четыре раза или его раскаты слышались весьма долго — это значило затяжной дождь; если же гром вообще гремел непрерывно, то за ним следовал уже не дождь, а град. Глухой гром означал нудный моросящий дождь и свежую волну до 3–4 баллов, зато раскатистый — ливень и 5–6 балльную волну.

Что касается молнии, то за ней тоже стоило понаблюдать. Если летом молния не слишком много значила, то зимой наверняка предвещала сильный и затяжной шторм. Если же молния блистала без грома, можно было перевести дух, ибо впереди неминуемо было скорое улучшение погоды.

Утренняя радуга над морем не сулила ничего хорошего, зато вечерняя — обязательно прояснение погоды. Так же следовало отличать радугу на нордовых и зюйдовых румбах, ведущую к ухудшению погоды, и радугу вестовых и остовых румбов, погоду непременно улучшающую.

Летние туманы гарантировали штиль и маловетрие, а зимние — потепление. Если же туман вечером или ночью поднимался от волн в небо, погода должна была обязательно улучшиться.

Разумеется, не были обойдены вниманием и обитатели морей. Они тоже помогали наблюдательным мореходам в оценке грядущей погоды. Так, медузы, имея особое «инфраухо», хорошо чувствуют малейшие инфразвуковые колебания, предвещающие шторм. Поэтому за несколько часов до наступления шторма все медузы непременно и дружно уходят в глубину.

Если на исходе зимы чайки сбились в большую стаю и скопом ходят по льду, значит, скоро этот лёд сойдёт. Если летом чайки летают стаями и кричат — будет ненастье, а зимой это же поведение означает скорый снегопад. Если чайки садятся на воду и плавают — будет хорошая погода, но если, наоборот, собираются под берегом, не желая удаляться в открытое море, — жди ненастья. Если же чайки вообще выбрались на берег, причём и там не летают, а лишь разгуливают по прибрежному песку — будет шторм, и весьма сильный. Об этом даже есть поговорка: