— Не совсем так. Даже совсем не так, — отзывается прибывший казак невозмутимо.

— А как? — спрашивает майор.

— Сейчас руководству диаспоры втолковывается простая вещь. Либо диаспора сдается и перестает быть административной единицей. Все остаются живы, но мы их расселим по разным местам. Чтобы не жили компактной махаллей. Либо — при отказе — давим грубой силой. Надоели их вольные выходки. Честно признаться — наши претензии они игнорировали. А мы не можем игнорировать то, что они тут себя хозяевами почувствовали. Дорого обходится.

— Огнеметом и игнорированием получается лучше, чем просто игнорированием. А мы не всех будем штыками в светлое будущее загонять. Некоторых погоним в противоположном направлении — к свободе. Так я вас понял? — спрашивает майор.

— Совершенно верно — как — то не по-военному, но веско отвечает казак.

— Тогда задача ясна. Особенно, если помнить, что кто умеет в меру убивать, точно что-то вроде праведника — говорит майор.

— Может быть убивать и не придется — успокоительно рокочет казак, закуривая сигаретку. Мне в эту минуту кажется, что он вроде как и не хотел закуривать и пару секунд боролся сам с собой, но вот — закурил, и с одной стороны ему неприятно, что это он сделал, а с другой — курево опять позволяет ему встать на привычные рельсы. Так себя обычно ведут последователи Марка Твена. Тот тоже постоянно бросал курить. Раз двести бросал.

— А что за диаспора тут? Узбеки, таджики, азербайджанцы? — спрашивает деловито майор. Понятное дело, не зря спрашивает. Я уже давно убедился, что у каждой национальности есть свои сильные и слабые стороны и если знаешь, с кем имеешь дело, то получается это дело проще.

— Тут немного посложнее ситуация — как таковых мононациональных диаспор здесь нет. Здесь, как это ни странно — имарат. Во весь рост, только маленький еще, — задумчиво говорит казак.

— Это еще как? — удивляется Серега.

— Салафиты, — говорит казак так, словно нам это слово все разъяснит до конца.

— А, мусульмане! — киваю я. Казак и майор хмыкают, словно я сморозил серьезную чушь. Ильяс негромко говорит у меня за спиной:

— Ваххабиты настолько же мусульмане, насколько сатанисты — христиане. Хотя разумеется, чигао между христианами и сатанистами небольшое.

Последнее Ильяс произносит максимально ядовито. Видно, что я ляпнул нечто, сильно обидевшее нашего снайпера. К моему удивлению обычно не упускающий возможности любым способом поддеть Ильяса Енот ничего не говорит, не изображает ничего ни мимикой, ни звуками. Даже странно, словно воды в рот набрал. Ладно, потом спрошу, чтоб впросак не попадать.

— И как тут это срослось? — спрашивает Брысь.

— Обыкновенно. Мы сперва проглядели, не до того было — поясняет казак, а майор кивает. Ну, понятно. Чуточку не до религиозных дел, когда зомби вокруг, не до жиру, быть бы живу. Казак продолжает:

— В общем — сложно было. Тут складов достаточно много, потому разные люди. И серьезные и очень серьезные и вовсе такие, что свет туши. Не Питер, но тоже городок не маленький, да и вокруг поселков всяких хватает. Поначалу каждый сам за себя, зенитчики разве пытались патрули посылать, но это скоро кончилось — и потому, что к ним в расположение народу понабежало и потому, что потери были серьезные. Это мы сейчас поняли, что патрули в нескольких случаев не зомби поели, а совсем наоборот, а тогда не сообразили. Кое-где эта чума вообще взрывом рванула — вон как в Мариенбурге, там поселок цыганский, понятно наркоманы все время, там же и дохнут.

— И что, посмертно туда тянутся? — с интересом спрашиваю я. Про зомби уже хорошо известно, что они выбирают для себя странные маршруты, но как правило — туда, где они бывали нередко. Пока никак не объяснить скопище мертвяков на дворцовой площади — в то время как на площади сенатской их очень немного. Но вот магазины продуктовые — те да, в осаде почти сразу оказались. Может быть правда из-за запаха испортившегося мяса из этих магазинов?

— Ну а как же! — даже удивляется казак.

— Ясно. Надо будет после задания докладную написать в Некролабораторию, — поясняю я казаку свой интрес. Тот кивает головой, явно слыхал про научные разработки, методички Кабанова постаралась распространить достаточно широко, тем более, что плагиата и нарушения копирайта вроде как бояться не надо. Но, соответственно и сбор информации организован, стараются лабораторские все изменения брать на учет.

— Понятно. К слову нарки после смерти стараются к наркоте быть поближе, чуют что ли ее, как собаки — дополняет казак. Я запоминаю. То, что сильная мотивация посмертно у зомби не раз проявлялась мне уже многие говорили — даже мой американский пациент об этом толковал. По его словам попался ему в Америке морф, бывший раньше грабителем банка, так вот сдохнув, бандит проделал долгий путь и рыл землю точно в том месте, где еще до ареста успел закопать чемодан с украденными деньгами и пистолетом. С чего эта нежить явилась за совершенно ненужными ей деньгами — толком не понятно. Я, честно говоря, не шибко поверил, а вот Валентина Ивановна ничуть не усомнилась в рассказе. Мне-то кажется, что родительские чувства или там родственные вообще должны бы быть сильнее голой меркантильщины, но нет — вот за деньгами морф может явиться, а родных своих щадить и не подумает, сожрет за милую душу. Хотя черт их разберет, может где и есть зомби вегетарианцы или там гуманисты. Нам они пока не попадались, эти гипотетические зомбовеганы.

— В общем Мариенбург сейчас тухлое место, вначале там черте что творилось, стрельбы было густо, но видно не задалось, пожаров было больше, чем в целом по другим районам, сейчас туда предпочитаем пока не соваться. Скопление зомби пока не самое важное. Вот живые хлопот больше приносят. И таких поблизости очага два — поселок Кабралово и поселок Коммунар.

— Всю жизнь мечтал с коммунарами сразиться, — патетически заявляет Енот.

— Мечты сбываются, — в тон ему отвечает Ильяс. И говорит он хотя обычным своим голосом, с барственными нотками, но глаза у него сейчас иные, я такие глаза у него видал к счастью только несколько раз и после этого понял, что наверное именно с таким взглядом вырезают противника поголовно. Как толкиновские эльфы вырезали орков. Или — чтоб не заниматься дурными фантазиями — как люди тысячекратно резали друг друга целыми племенами и народами. По принципу "не оставляя на семя". Хотя должен признаться, так же смотрел наш снайпер и когда давным давно — в самом начале Беды, когда еще наш бронетранспортер, хоть и был многократно мыт и даже не водой, а «Кока-колой», а все-таки ощутимо пованивал прежними постояльцами, мы в городе — в совершенно уже замогиленном районе, где живых не видели уже пару недель, внезапно засекли отчаянно бегущих за нами старика и ребенка лет семи-восьми. Серега к слову и засек. Дальше все было очень как-то быстро и суетливо. Вовка с хрустом развернулся, круша острым рылом «Найденыша» попавшиеся в резком развороте под горячую руку брошенные машины, Ильяс распахнул бортовую дверь, а Серега короткими очередями зададанил из башни по тем, кого бегущая пара живых встрепенула. Многих встрепенула, надо отметить, не только сонных, но и шустеров было самое малое трое — Серый потом сказал. Я успел увидеть в проем бортовой двери, словно в диковинном телевизоре, что дитенок споткнулся и упал, и на него тут же насело три или четыре мертвяка, а старик не оглядываясь на упавшего, засеменил еще поспешнее к спасительному люку, словно визг сзади подстегнул его. А Ильяс захлопнул у старика перед носом дверь и рявкнул Вовке: "Трогай!

И Вовка беспрекословно рванул с места. Я только рот от удивления открыл, вот тут на меня Ильяс и перевел взгляд. Именно такой, как сейчас. До крайности неприятный. Мутаборовский какой-то, прямо скажу.

— На кой нам такие, что своих бросают? — очень мертвым голосом ответил снайпер на вопрос, который я и задать не успел.

— Но он же ничего бы не успел! — чтобы отделаться от этого взгляда, ответил тогда я совсем ошалевшим голосом.