— Они не должны были тебя выписывать, пока все не заросло! Не имели права!

— Пожалуйста, не волнуйся. Завтра я пойду на перевязку. Врач предупреждал, что еще какое-то время при нагрузке шов может кровить. Это нормально.

— Значит, тебе пока нельзя было напрягаться!

— Я больше не буду, моя фея. Договорились? Все хорошо?

Я вздохнула. Луи поцеловал меня. Мы пристегнули ремни и поехали с чужого двора. Собака сонно зевнула, посмотрела на воробьев, перевернулась на своей песочной куче и, видимо вспомнив про обязанности, нехотя гавкнула машине вслед. Было занятно наблюдать за ней в зеркальце заднего обзора.

— Любишь собак? — спросил Луи. — Да? Я тоже.

— Слушай, а ведь у Нестора полно цветов! Наверное, надо было их полить.

— Пока солнце, все равно поливать нельзя. Можем съездить на закате или когда стемнеет.

— Лучше я позвоню его домработнице. Она польет.

— Прекрасно. Одной проблемой меньше.

— Ты случайно не насчет спальни?

Он повел бровью, притормаживая перед светофором.

— Извини, Луи, я не буду больше даже шутить на эту тему, пока у тебя все как следует не заживет.

— Да нет же. Просто я подумал, что раз у тебя проблема насчет Мелани за дверью, то можно было бы под этим предлогом съездить туда перед сном. А когда ты сказала про домработницу, обрадовался, что этой проблемы больше нет. Поэтому твой вопрос про спальню застал меня врасплох.

— Луи, это слишком сложно! — Мне сделалось смешно. — Я не умею читать мысли и даже таких попыток не предпринимаю!

— Умеешь, Надин, не спорь, — совершенно серьезно сказал он. — Конечно, не обязательно, чтобы получалось всегда. Но иначе ты бы не смогла стать для Мелани мамой. Если честно, то это было бы трагедией для меня.

— Ты знаешь, что Элис рассказала мне все?

— Я это понял, Надин, хотя она мне ничего не передавала. Она ведь иногда забегала ко мне по утрам.

— Ты очень обижен, что я не делала так?

— Не будем возвращаться к этому. Мы уже обсудили. Тебе нужно было время. Мне тоже. Вот, теперь оно началось. — Он быстро посмотрел на меня и улыбнулся. — Мы еще пока плоховато понимаем друг друга, но, по-моему, все идет хорошо?

— Да, — благодарно сказала я. — Все хорошо.

Глава 25,

в которой мы с Мелани отправились к Нестору

Вчерашний вечер и радость от возвращения папы домой были несколько омрачены для нее тем, что «мамин друг» попал в больницу. Я не придала значения, что Луи по телефону рассказал об этом Элис как поклоннице его таланта, а та объяснила Мелани нашу задержку именно данным обстоятельством. Мелани принялась расспрашивать нас о подробностях. Сильное впечатление произвели на нее пострадавшие в автокатастрофе руки «маминого друга».

— Помнишь, папочка, у тебя тоже были перевязаны руки и ты не мог писать? А мамин друг — писатель, для него это самое главное. Мамочка, пойдем к нему завтра? У меня красивый почерк, твой друг сможет мне диктовать. И потом, ему просто в больнице одиноко, тебе же было одиноко, правда, папочка?

К «маминому другу писателю» Мелани испытывала симпатию — в отличие от него. Естественно, Мелани вовсе не подозревала об этом, напротив, всегда передавала привет, когда «мамочка» отправлялась с «другом» на общественное мероприятие, а потом приносила ей презенты от него — сласти, фрукты, цветные карандаши, альбомы дорогой бумаги. Конечно, все это покупала я сама, чтобы скрасить свои периодические отлучки — я ведь получила гонорар за «Капли». Зря я так делала, пожалела я, Луи наверняка неприятно, что его дочь выказывает заботу о «мамином друге». Но Луи сочувственно покивал.

— Одиноко, конечно. Обязательно надо навестить. Я вас утром отвезу.

— Ему будет приятно поболтать с маленькой девочкой, — добавила Элис и подмигнула мне.

Вот уж месть так месть, подумала я. Не слишком ли жестоко? Я заявилась с Луи, теперь — продемонстрирую Мелани, дескать, завидуй, дорогой: у меня — все хорошо, это у тебя — все плохо! Ничего, переживет. И присутствие Мелани избавит меня от лишних расспросов. Нестор страшно любопытный, обязательно начнет приставать: кто, да почему, да что? А так все ясно: вот мой мужчина, вот моя дочка. Извините, мсье Мориньяк, у меня новая жизнь и семья — вам там нет места.

Элис посидела с нами совсем недолго и ушла, заверив Луи, что никому не сообщит пока о его возвращении. Мелани мечтательно произнесла, что хорошо бы нам втроем погулять по бульварам. Я знала, это ее давняя мечта — гулять по бульварам с папой и мамой, но я видела, что Луи слишком устал, и поэтому предложила ей показать папе новые рисунки и одежду для кукол.

— Папа ведь еще не знает, что ты теперь кутюрье, — сказала я. — А завтра мы обязательно погуляем.

— Ого! Кутюрье! Да я вижу, у вас секреты от меня!

— Что ты, папочка, это сюрприз! Мама научила меня шить!

Они оживленно болтали в комнате Мелани, не закрывая дверь, иногда о чем-нибудь громко спрашивали меня. Я мыла посуду, убиралась в кухне, и мне было ужасно приятно слышать их голоса. Потом мы все вместе посмотрели детскую передачу, и можно было бы посмотреть еще и новости. Но впускать в наш маленький тихий мир бурные события мира внешнего — все эти дебаты политических лидеров, ситуацию на бирже, наводнения и землетрясения, военные действия и полицейскую хронику — вовсе не хотелось. Новости спорта? Прогноз погоды? Без этих знаний тоже можно обойтись вполне, мы ведь не собираемся штурмовать Эверест или начинать посевную, достаточно просто прихватить с собой зонт, выходя из дому.

Луи выключил телевизор и отправился укладывать спать Мелани. Я готовила постель для нас и опять через раскрытую дверь радостно слушала, как он читает ей историю в стихах. Про Тристана и Изольду, между прочим. И ловила себя на мысли о том, что вовсе не испытываю никакой неловкости от предстоящей ночи, что все именно так и должно быть: вот папа и мама, вот в соседней комнате их дочка. И «жаворонковый», подстроенный под ребенка жизненный ритм. И что это уже было со мной; и будет, и что я умру, если лишусь Мелани и Луи. А Нестора мне вовсе не жалко, рядом с ним я была лишь его тенью — декоративной «имиджевой» женой, — что бы там этот эгоист ни говорил о своей любви, он не давал мне той полноты жизни, которую я испытываю рядом с ними.

Луи закончил чтение, и они о чем-то тихо шептались. Это было ужасно уютно! Я улыбнулась своим мыслям, выключила верхний свет, зажгла ночник и пошла в ванную.

Когда я вернулась, в квартире было тихо, все так же горел ночник, но наша постель была пуста. Я на цыпочках подкралась к двери Мелани и заглянула. Они спали, обнявшись. Мелани — под одеялом, ее папа — примостился на самом краю. Я принесла плед, укрыла Луи. И не смогла уйти сразу. Я стояла, слушала их дыхание и любовалась.

…Бескрайнее поле. Спелые колосья достают мне до груди. Я не разбираюсь в сельском хозяйстве и поэтому не могу сказать, что это за злак. Набегает теплый ветерок, и поле красиво волнуется золотистыми волнами. Небо ослепительно синее, редкие размытые облачка, почти прозрачные, как легкие пенки. За полем вдалеке видны верхушки леса. Мне нужно попасть в этот лес и как можно скорее, от этого зависит что-то очень-очень важное! Но спешить не хочется — вдруг я больше никогда не увижу такой роскошной сказочной нивы? Я дышу полной грудью и глажу ладонями колосья. Они упругие и живые…

Я открыла глаза, Луи лежал рядом и, облокотившись на локоть, смотрел на меня. За окнами светало.

— Спи, — сказала я. — Почему ты не спишь? Еще так рано.

Его губы сложились в виноватую улыбку, изогнув усы и полосочку под ними.

— Ты ведь больше никогда не потеряешься, правда?

— Нет, конечно. — Мне захотелось потрогать эту полосочку пальцем, но тогда пришлось бы шевелить рукой. — Поцелуй меня.

Он наклонил голову, легко тронул губами мой лоб у кромки волос и погладил рукой по щеке.

— Спи, моя любимая фея.

От его прикосновений по моему телу потекло томное тепло. Я закрыла глаза, сладко потянулась и, подползая к нему, прошептала: