— Я хочу, чтобы вы пообещали в точности следовать моим инструкциям, дорогая моя. В противном случае придется отменить всю эту затею.
Мадлен некоторое время пребывала в нерешительности, затем в ее глазах мелькнул огонек веселья.
— Конечно же, я обещаю, маэстро.
В ответ на его вопросительный взгляд она заявила невинно:
— Вы не разрешаете мне называть вас «милорд», и я подумала, что «маэстро» вас устроит.
Он не знал, злиться ему или смеяться.
— Сойдет просто «Рейн».
Он достал из кармашка в двери кареты сложенный лист бумаги и протянул ей.
— Фредди по памяти нарисовал план дома вдовы. Изучите его на тот случай, если все-таки вам придется пройти куда-либо дальше гостиной.
— Вы к каждой операции так тщательно готовитесь? — спросила она с любопытством.
— Более или менее. Когда жизнь зависит от мельчайших деталей, приходит понимание необходимости скрупулезного планирования. Но всегда остаются неучтенные факторы, которые могут полностью опрокинуть заготовленную схему, например, простое невезение. Поэтому нужно иметь запасные варианты действий на случай провала. А сейчас изучите план, начиная со спальни, дорогая.
— Интересно, откуда Фредди так хорошо знает именно эту комнату, — пробурчала Мадлен шутливо, прежде чем заняться чертежом.
Рейн наблюдал за ней все время, пока девушка была погружена в это занятие. Глядя, как она непроизвольно терзает свою пухлую нижнюю губу, граф вспомнил, как делал с ней то же самое в тот вечер на балу. Признаться, тогда он почти потерял власть над собой. Хэвиленд зашел намного дальше, чем собирался, но не было никаких сил сопротивляться чарам трепещущей в его объятиях женщины, ее затуманенным страстью глазам, ее обнаженной упоительной груди. Он вспомнил, как ласкал упругие соски пальцами, а потом ртом, жаждущим насытиться ею…
Рейн кое-как подавил в себе жгучее желание наброситься на нее, хотя это было нелегко. Даже сейчас образ Мадлен, раскинувшейся перед ним в бесстыдной наготе, заставил его беспокойно задвигаться на своем сиденье.
Ее отклик на его страстные действия распалял жажду Рейна уложить ее на брачное ложе, а ее отказ выйти за него только укреплял его в намерении склонить Мадлен принять его предложение.
Графа, конечно, слегка удивило ее решительное «нет». Но после некоторого размышления он пришел к выводу, что это даже хорошо, что она не кинулась ему на шею сразу. Рейн любил решать трудные задачи, и женитьба на Мадлен была как раз одной из них.
А до того он вынужден будет страдать от неудовлетворенного вожделения. Это тоже было причиной, по которой он не хотел брать ее с собой: она слишком отвлекала его.
Но тем не менее Рейн был рад, что она поехала с ним. В течение вечера он сможет ненавязчиво поухаживать за Мадлен, не вызывая в ней протеста. Он покажет ей свой лондонский дом, дав ощутить удовольствие и комфорт, которые подарит ей титул графини. Ведь до сих пор в ее жизни ничего этого не было.
И когда они завладеют письмами, он снова обратит все свое внимание на убеждение мисс Эллис стать его женой.
Наблюдать за Мадлен в этот день было само по себе наслаждением. Сперва он повез ее в магазин Хэтчарда, где девушка нашла множество интересующей ее литературы. Особую радость вызвал в ней великолепный учебник французской грамматики, который оказался в продаже, и хозяин изъявил готовность связаться с издателем и заказать три десятка этих книжек для пансиона Фримантл.
Выходя из магазина, Мадлен глубоко вздохнула.
— Как чудесно иметь в своем распоряжении столько книг. Можно каждый день читать что-то новое, год за годом.
— У меня прекрасная библиотека. Она вся к вашим услугам.
Мадлен понимающе взглянула на него.
— Этой приманкой вы продолжаете завлекать меня выйти за вас?
— Отчасти, — улыбнулся Рейн.
— Ваше предложение заманчиво, конечно, но с моим новым жалованьем я смогу записаться в библиотеку.
— Тогда посмотрим, в силах ли я еще чем-нибудь заинтересовать вас…
Продолжая ухаживания, Рейн повез Мадлен в близлежащую кондитерскую, где, невзирая на протесты, заказал для нее три различных сорта мороженого.
— Это настоящий гедонизм, — пробормотала девушка, когда они усаживались за столик возле окна с видом на оживленную улицу. — Я много лет не ела мороженого, а теперь сразу такое изобилие!
Рейн отметил, что разглядывать прохожих за окном ей доставляет не меньше удовольствия, чем есть сладкое. Под внешностью старой девы в Мадлен скрывалось изрядное жизнелюбие.
Он дождался, когда она доест последнюю ложечку лакомства, и подал ей руку.
— Теперь нужно идти, мы не можем опаздывать на суаре.
Мадлен, вставая, озадаченно на него взглянула.
— Я думала, у нас еще больше часа в запасе.
— Прямо сейчас мы туда не отправимся. Сперва нужно заехать в мой лондонский дом, взять кое-какие мелочи.
— Что за мелочи?
— Мы заменим ваш плащ на кое-что другое и немного приукрасим это платье.
— А что не так с моим платьем? — спросила Мадлен, горделиво поднимая подбородок.
Он мельком глянул на ее лиловое креповое одеяние под темно-коричневым плащом.
— С ним все так, — ответил он мягко. — Но чтобы гости мадам Совиль приняли вас за равную, вам нужно выглядеть соответствующе. Аристократы, которые там собираются, придают большую важность изысканности нарядов, из-за того, думаю, что отчаянно цепляются за тот роскошный образ жизни, который вели на родине, прежде чем Революция лишила их состояний и выгнала на чужбину. Кроме того, мне самому нужно сменить этот костюм на специальный, под которым можно будет спрятать пакет с письмами.
Казалось, это объяснение ее удовлетворило. Они отправились в особняк Рейна на Бедфорд-авеню, и по пути Мадлен снова завела разговор о выбранной им профессии.
— Все-таки довольно странно, что отпрыск графского рода стал агентом британской разведки. Как произошло, что вы приобщились к шпионажу?
Рейн улыбнулся воспоминаниям.
— Поверите ли, что моя карьера началась с украденной булки хлеба?
— Неужели? Очень хочу услышать эту историю.
Не находя причин делать из этого тайну, Рейн правдиво поведал ей, как началась его шпионская карьера.
— В детстве, которое я провел в нашем загородном родовом поместье Хэвиленд-парк, мне не к чему было приложить свою кипучую энергию. Но на все лето взрослые уезжали в Лондон, где в это время собирался весь высший свет, а я часто сбегал от своих гувернеров и часами шатался по районам, значительно менее фешенебельным, чем Мейфэр. Однажды, мне тогда было одиннадцать, я встретил оборванца примерно моих лет, которого булочник поймал с поличным на воровстве хлеба. Его бы повесили или отправили на каторгу за такой, как я считал, незначительный проступок, и я отвлек внимание булочника, чтобы парень мог сбежать. Мы с ним быстро сдружились.
Глаза Мадлен светились интересом.
— Полагаю, в вашей семье были не в восторге от такого знакомства.
Рейн кивнул, ухмыльнувшись.
— Мои родственники мало интересовались, как я провожу свой досуг. Но когда они узнали, с какими подонками я якшаюсь, они пришли в ужас. Мой новый дружок обитал в самых неблагополучных трущобах Лондона. Не имея ни дома, ни семьи, он бродяжничал и подворовывал для пропитания. Я был потрясен, узнав, что люди могут жить в таких условиях, и дал ему денег на пищу и более или менее приличное жилье. Он был благодарен за возможность нормально поесть, но оседлая жизнь его совершенно не привлекала. После стольких лет, проведенных на улице, парень сторонился людей как дикий зверек.
— И как же это-привело вас к шпионской деятельности?
— Чтобы удовлетворить мое любопытство и жажду приключений, новый приятель ввел меня в общество опустившихся на самое дно, по своему интересных людей, и научил необходимым при его образе жизни умениям — воровать по мелочам, незаметно проникать в помещения, уходить от преследования — все это для меня было необычно и увлекательно. А я, в свою очередь, обучил его некоторым обязательным в приличном обществе вещам: правильной речи, чтению, стрельбе и фехтованию, верховой езде. В то время это было просто забавой, но позже, через годы, эти умения нам очень пригодились. Потом мы вместе работали в Министерстве иностранных дел и дослужились до высоких чинов.