Любит Прасковья Ивановна, также по старой привычке, иногда печь булки и пироги, которые всегда посылает в подарок матушке игумений и другим. Но в разговоре о семейной жизни часто уподобляет ее приготовлению кушаний. «А ты знаешь, — скажет она, — как надо варить суп? Сперва очистить коренья, вскипятить воду, потом поставить на плиту, наблюдать за всем этим, по временам охлаждать, отставлять кастрюльку, а то подогревать…» — и пойдет скороговоркой объяснять, как необходимо женатым людям соблюдать нравственную чистоту, охлаждать горячность характера и подогревать холодность и не спеша, с умом и сердцем устраивать свою жизнь.

Прасковья Ивановна редко ходит теперь в церковь, лишь посылает своих сожительниц к каждой службе [23]. Молится она своими словами, как малое дитя, но знает наизусть и некоторые молитвы. Любовь у нее к Богу и святым своеобразная; так, она [24] кладет к ним любимые свои вещи, украшает их цветами. Богородицу она часто называет «Маменькой за стеклышком». Если она упрекает людей за проступки, то часто выражается так: «Зачем обижаешь Маменьку!» — то есть Царицу Небесную. Но когда Прасковья Ивановна идет в церковь, то еще накануне особенно омывается и приготовляется к такой радости. В храме становится у двери или на крыльце, чинно, с благоговением и трепетом. Приобщается она сравнительно редко и очень любит Саровского духовника. Иногда всю службу в церкви стоит на коленях. Она вообще любит все делать не в определенное время, а по внушению сердца; так, иногда вдруг становится как вкопанная перед образом и молится или станет где ни попало на колени, в поле, в горнице или среди улицы, и усердно, со слезами молится. Бывает, что и ночью вскакивает вдруг, скажет себе: «Молись!» Другой раз в церковь войдет и начнет тушить свечи и лампады у образов или не позволяет зажигать в келье лампадки. С иконами, Господом, Богоматерью и святыми она разговаривает по-своему. Испрашивая на каждый шаг и действие благословение у Господа, она иногда громко разговаривает и тут же громко отвечает себе: «Надо мне идти? Или погодить? Иди, иди скорей, глупенькая!» — и пойдет. «Еще молиться? Или кончить? Николай Чудотворец, батюшка, хорошо ли прошу? Не хорошо, говоришь? Уйти мне? Уходи, уходи, скорей, маменька!» «Ушибла я пальчик, маменька! Полечить, что ли? Не надо? Сам заживет!» и т. д. Действительно кажется, что блаженная Паша разговаривает с невидимым для нас миром. Поднося гостинцы к Божией Матери, лепечет: «Матушка! Царица Небесная! Какой младенец-то у Тебя — Батюшка! На, на, на, вот возьми, покушай, наш дорогой!» Обыкновенно она говорит про себя в третьем лице: «Иди, Прасковья! Нет, не ходи! Беги, Прасковья, беги!»

Любит Прасковья Ивановна также посещать окрестные деревни и села; иногда она ночует у крестьян, к несказанной их радости.

Случаев прозорливости Прасковьи Ивановны невозможно собрать и описать. Положительно, она знает каждую мысль обращающегося к ней человека и всего чаще отвечает на мысли, чем на вопросы. В дни, беспокойные для нее, несомненно вследствие борьбы ее с врагом человечества, она без умолку говорит, но невозможно ничего понять, ломает вещи, посуду, точно борется с духами, волнуется; кричит, бранится и бывает вся вне себя. Так, однажды она встала с утра вся расстроенная и растревоженная, после полудня к ней подошла приезжая госпожа, поздоровалась и хотела побеседовать, но Прасковья Ивановна закричала, замахала руками: «Уйди, уйди! Неужели не видишь, вон диавол! Топором голову отрубили, топором голову отрубили!» Посетительница перепугалась, отошла, ничего не понимая, но вскоре ударили в колокол, оповещая, что сейчас скончалась в больнице монахиня во время припадка падучей болезни; тогда стали понятны слова блаженной Паши.

Крестьянская девица из села Рузина, по имени Ксения, пришла к Прасковье Ивановне просить благословения на переезд в монастырь. «Братья мне келью поставят!» — сказала она. Но на эти слова как вскочит блаженная и закричит: «Что ты говоришь, девка! Надо прежде в Петербург сходить да всем господам сперва послужить, тогда даст мне Царь денег, я тебе какую поставлю!» Через некоторое время братья Ксении стали делиться, и она опять смутилась своею участью; приходит она к Прасковье Ивановне и говорит: «Вот братья делиться хотят, а ты не благословляешь! Как хотите, а уж не послушаю я вас и поставлю келью!» Блаженная Паша опять вскочила, растревоженная ее словами, и сказала: «Экая ты, дочка, глупая! Ну, можно ли! Ведь ты не знаешь, сколько младенец-то превыше нас!» Сказав это, блаженная легла и вытянулась. Ушла бедная Ксения, ничего не поняв, но осенью умерла ее сноха, и осталась на ее руках девочка, круглая сиротка.

Однажды, бегая по селу Аламасову, блаженная Паша зашла к священнику, у которого был в то время по делам дьячок их. Подошла она к дьячку и стала ему говорить: «Господин! Прошу тебя, возьми или приищи хорошую кормилицу или няньку какую, потому тебе надо, никак нельзя, уж я тебя прошу, возьми кормилицу-то!..» Священник, услыхав эти слова, огорчился, вообразив, что беременная жена умрет родами. Прожил он в большом страхе, пока Бог не послал ему ребенка совершенно благополучно, но дьячок лишился своей жены, которая, несмотря на силы, здоровье и молодость, скончалась от родов.

Крестьянин соседней деревни ездил однажды Саровским! лесом за монастырской известкой и встретил юродивую! Пашу, шедшую, несмотря на мороз, босою, в одной рубашке. Продав известку, ему предложили взять несколько лишних пудов без денег; он подумал да и взял по искушению. Едет он обратно домой, а ему опять встречается блаженная Паша. Поравнявшись с ним, она и говорит: «Аль богаче от этого будешь, что беса-то слушаешь! А ты лучше-ка живи той правдой, которой жил!..»

Дивной Дивеевской обители и ее досточтимой игумений Марии пришлось еще пережить немалые беды. В 189o году 21 января сгорела трапеза, в 1891 году 3 октября сгорели дома священников и диаконов, и в 1893 году был голод, отразившийся окончательно непосильно на средствах монастыря. Пережила игумения Мария и эти беды, даже вновь выстроила каменную прекрасную трапезу, каменные дома для священнослужителей, но как и чем? Несомненно, чудесами! Для пропитания 9oo сестер требуется прикупать до 15000 пудов хлеба; своя же запашка кормит обитель всего два месяца в году. Пространство, занимаемое монастырем, так велико, что преосвященный Иоанникий, нынешний Киевский митрополит, говорил, смотря на обитель: «Это область, а не монастырь!» Число построек, мостов, заборов и проч. настолько значительно, что требуется ежегодно большой ремонт, и все это делается, исправляется, поддерживается без средств и капиталов. Как не признать, что эта громадная обитель живет чудесами батюшки о. Серафима!

Кто не имеет истинного представления о средствах Серафимо-Дивеевского монастыря, тот, войдя в него и любуясь собором, трапезой, мастерскими, несомненно, решит, что это богатый монастырь, но если бы посетители спросили, как строился собор, сколько лет, кто писал образа и картины, а главное, как живут сестры обители, какова их трапеза и проч., чрез что познается истина, то они, наверное, удивились бы всему виденному и познанному. Собор строился из собственного кирпича с 1849 по 1875 год, картины писали сами, монашествующие, живут сестры на свои собственные средства в далеко неприглядных деревянных домиках в нужде, и некоторые в большой бедности, питаются самой скудной, грубой пищей, которую только и в состоянии им предложить монастырь за неимением капиталов и по многолюдству в обители, как, например, пустые щи и огурцы, а каша бывает только по праздникам. Обитель о. Серафима существует с 1825 года, и только теперь окончили постройку каменной колокольни. Этот бросающийся в глаза контраст, это несоответствие большого красивого собора, прекрасной трапезы и превосходных мастерских, не исключая живописной и фотографии, с жилыми деревянными помещениями, с нуждою и бедностью сестер, со скудною их пищей и свидетельствует, что в Серафимо-Дивеевском монастыре, основанном такими великими подвижниками, как о. Серафим и мать Александра, и избранном Себе в земной удел Царицею Небесною, живет истина, правда, любовь ко Господу и Его Пречистой Матери, здесь сохранилась в прежней силе и в полном значении слова духовность! Посещающие и познающие эту редкую ныне сторону Серафимовой обители стремятся скорее вернуться туда и искренно благодарят Богоматерь, произнося: «Спаси их Господи!»