— Что вы имеете в виду?

Но тут появился граф — массивная, напыщенная, плешивая личность, одетая в смокинг с бесчисленными украшениями на лацканах; он курил толстую, дорогущую на вид сигару. Его лицо словно состояло из одних складок: жирные, дряблые щеки, многочисленные подбородки; темные, как изюминки в сдобной булке, глаза неопределенного цвета — возможно, карие, хотя издали об этом было трудно судить. Лоснящиеся губы — алые, полные губы, типичные для гедониста [19], обжоры и скрытого извращенца. Я не утверждаю, что граф действительно принадлежал к ним, просто, судя по внешнему виду, мог бы. Он вытирал щеки затейливо вышитым носовым платком и, несмотря на холод, казался красным и разгоряченным. Наверное, в доме было жарко?

— Ага! — крикнул он, засовывая платок в карман и быстро потирая руки. На его пальцах, похожих на сосиски, я заметил несколько тяжелых сверкающих колец. — Значит, вы наконец-то здесь! Я уже начал беспокоиться. Все в порядке, вы в безопасности? Слава Богу, вам не встретились волки и маньяки с ножами!

Малкович посмотрел на меня и самодовольно ухмыльнулся.

— Мы в полном порядке, — ответил доктор Фрейд, как будто во всем происходящем не было ничего плохого. Однако все было отнюдь не в порядке: я не знал, кто я такой, не помнил, куда направляюсь, Малкович лишился поезда, путешествие доктора Фрейда оказалось неожиданно прерванным странными событиями, из чего следовало, что он не попадет на свой важнейший конгресс по диморфным заболеваниям — черт побери, неужели этого недостаточно?!

Граф Вильгельм протянул руку с изысканным маникюром.

— Доктор Зигмунд Фрейд, — доктор Фрейд взял ее в свои сухие, испещренные коричневыми пятнами пальцы. — А это Малкович.

— Превосходно! Думаю, я читал ваше «Толкование сновидений», доктор. Конечно, только в переводе, но, должен с радостью сообщить, сладострастный дух полностью сохранен. Естественно, не другую книгу другого Фрейда! Ха-ха!

Затем, повернувшись ко мне, граф с лучезарной улыбкой произнес:

— Ну а вы, мой дорогой молодой человек, конечно же, можете не представляться!

— Нет?

— Конечно, нет!

— Хендрик, — осторожно сказал я.

— Да, да, конечно же! Но что же я, все говорю и говорю, держа вас на холоде? Пожалуйста, мои достопочтенные гости, добро пожаловать в мой дом!

Похоже, графа совершенно не смутил тот факт, что у нас не было багажа, хотя я заметил, как он пару раз с любопытством покосился на мою юбку. Через внушительные двери он провел нас в прихожую, а за нами следовало перешептывающееся стадо слуг. Пол устилали черно-белые мраморные ромбы, с верхних этажей спускалась огромная лестница; полдюжины отполированных дубовых дверей с латунными и хрустальными ручками, по-видимому, вели во внутренние комнаты — наверное, и в библиотеку? В таком месте должна быть библиотека. А также комната для курения, столовая и гостиная, элегантно украшенные в меру дорогим антиквариатом.

Я, как только мог незаметно, огляделся по сторонам — и, к своему огромному удивлению, обнаружил, что стены шестиугольной прихожей увешаны головами не оленей, не медведей и даже не лис, а коров. Коров?

— Я вижу, вы любуетесь моими трофеями, — заметил граф.

— Ну… да. Думаю, за ними нетрудно охотиться.

— Тут вы ошибаетесь! На самом деле, некоторые из этих коров могут впадать в ужасную свирепость, особенно если знают, что к ним подкрадываются. Их мычание страшно, словно вопли пропащих душ. Скажу вам, у меня от него всегда мурашки по коже!

— Правда?

— За последний сезон мы лишились нескольких наших лучших молодых людей — их убили впавшие в неистовство, разъяренные коровы. Одному почти оторвали голову, а бедный Густав остался без значительно части своего свадебного оборудования, но выжил.

— Выжил?

— Да! Поэтому я и сказал бедный Густав. Как нормальному мужчине жить дальше после этого, а? Так сказать, ни лечь, ни встать! Ха-ха!

Граф — определенно не из благородного рода, решил для себя я — потряс головой и повеселевшим голосом продолжил:

— Но позвольте! Пройдем в кабинет! Думаю, Димкинс уже разжег там огонь.

— Святые небеса! — с тревогой прошептал доктор Фрейд. — Он что, арсонист [20]?

— Нет, вовсе нет! Я имел в виду, что он развел огонь в кабинете для нас, и мы сможем побеседовать в тепле.

— А! Я знал человека с весьма интересным случаем личностной одержимости, который не мог устоять перед поджогом табачных торговцев.

— Лавок или владельцев?

— Обычно и тех, и других. Для него это, видите ли, выглядело совершенно логичным. Когда я предположил, что, следуя его рассуждениям, надо засовывать почтальонов в коробки для посылок и есть бакалейщиков с булочниками, он просиял, изумленно улыбнулся и сказал: «Ну конечно! Спасибо, доктор!»

— И что произошло дальше?

— На следующей неделе он всадил топор в восемнадцатилетнюю помощницу в мясном отделе известного продуктового магазина и начал обгладывать ее оторванную руку. Ему удалось поглотить несколько унций свежей человеческой плоти, прежде чем его схватили.

— Уверяю вас, — произнес граф с неловким, вымученным смешком, — что в замке Флюхштайн такого не случится. Димкинс проследит за этим. Прошу вас сюда, джентльмены!

— Димкинс ведь английское имя, ваша светлость, — заметил доктор Фрейд, когда мы входили в кабинет графа.

— Да, это так. Но вообще-то он балтийский славянин. Однако, так как английские дворецкие — самые лучшие в мире, я позволил ему сменить имя. Это была собственная идея Грабовски…

— Грабовски?

— Димкинса.

— А.

— Да, парень все ныл и ныл — и, в конце концов, прямо-таки утомил меня. «Я хочу быть английским дворецким, сэр! О, сэр, пожалуйста, разрешите!» — он чуть не на коленях ползал за мной, предлагая всевозможные странные маленькие услуги. Да что там, однажды он даже попытался… клялся, что мне это понравится! Ладно, в любом случае, он вычитал имя Димкинс в книге и решил, что хочет зваться именно так. И с тех пор его так и зовут.

Кабинет оказался еще необычней, чем шестиугольная прихожая. Обшитые деревом стены выглядели довольно просто, но их не прикрывали ни картины, ни рисунки, ни полки. Здесь не было даже коровьих голов. Большая часть мебели столпилась в одном углу, дальнем от окна, занавешенного толстыми бархатными портьерами; только в середине комнаты стоял крошечный кофейный столик и вокруг него четыре плетеных стула, которые, на мой взгляд, гораздо уместнее смотрелись бы в саду. Создавалось впечатление, что обитатели дома готовятся к отъезду. Возможно, так оно и было. В камине слабо мерцал вялый, нерешительный огонь, совершенно не дававший тепла. Я непроизвольно поежился.

— Какая у вас миленькая юбочка, — пробормотал граф. — Так элегантно, со вкусом подобрана.

— Это я выбирал! — с нелепой гордостью сообщил Малкович. Мне захотелось съездить ему по жирной морде.

Граф Вильгельм приподнял бровь и насмешливо посмотрел на меня.

— Вообще-то, — быстро вмешался я, — обычно Малкович не выбирает мне одежду. Просто в данной ситуации…

— Ничего больше не говори, мой дорогой Хендрик! Поверь, я знаю, что такое артистический темперамент! Гениальность и эксцентричность всегда шествуют рука об руку. И почему бы не носить женскую одежду — если тебе это нравится? Что этот светский мир с его лицемерными условностями понимает в дикой, необузданной, творчески свободной душе? Я аплодирую вам, Хендрик, я отдаю вам честь!

Затем, к моему крайнему изумлению, он с широкой улыбкой повернулся к доктору Фрейду, и я отчетливо услышал, как граф процедил сквозь стиснутые зубы:

— Маленький грязный извращенец держит нас за идиотов! Он носит юбки, а мы — костюмы. Я знаю таких типов.

Доктор Фрейд глубокомысленно кивнул и поморгал своими змеиными старческими глазами. Потом граф снова обернулся ко мне, фамильярно положил руку мне на плечо и произнес: