— Какие ножницы?

— Садовые. Садовые ножницы! — Миссис Булабой воздела руку и показала: чик-чик. — Вот какие! — перешла она на крик. — Я по своей доброте разрешила вашему мали пользоваться косилкой, ножницами, брать воду из нашего бака. А сегодня утром прошу своего мали подрезать кусты, а он мне и говорит: дескать, ножниц нет, их утащил куда-то мали полковника Смолли. Я не позволю растаскивать гостиничный инвентарь!

— Миссис Булабой, я и знать ничего не знаю о ваших ножницах, — ответила Люси, хотя и догадалась, где искать пропажу: Джозеф унес их на церковный двор.

— Вы знать ничего не знаете, полковник не знает! Полковник вообще договорился до того, что якобы понятия не имеет о вашем мали. Дескать, мали — это забота хозяйская. Подумать только! Да что ж я, спятила, что ли? Или все вокруг спятили?! Кто же, как не ваш мали уже с месяц пользуется моим инвентарем?!

— Миссис Булабой, по-моему, лучше поговорить об этом в другом месте и в другое время. Вы же видите, я обедаю.

— Я вообще больше не желаю об этом говорить. Некогда мне на пустяки время тратить. Но чтоб садовые ножницы были на месте! У меня и поважнее дела есть, и пререкаться из-за садовых ножниц я не собираюсь!

И она поплыла прочь, оставляя шлейф сандалового аромата, он въедался в душу Люси, как и дерзкие, обидные слова ее. Захлопнулась дверь за миссис Булабой, Люси налила в стакан воды и продолжала нарочито спокойно есть. На двух мужчин за соседним столиком она и не взглянула. Будь там англичанин, непременно бы вмешался, не дал бы миссис Булабой договорить, встал бы, подошел к столику, спросил: «Миссис Смолли, если не ошибаюсь? Меня зовут Смит. Мы в прошлом году встречались на празднике в парке. Могу ли я быть вам полезен?» И по ее взгляду понял бы, насколько она признательна, насколько увереннее и спокойнее она себя чувствует под опекой джентльмена, способного укротить пыл миссис Булабой, поставить ее на место, пристыдить и отослать прочь.

Но все это из других времен, из другой, далекой страны. Она взялась за стакан, но побоялась, что рука дрогнет и выдаст ее — те двое непременно следят за ней. Как приятно им убедиться еще раз, что времена переменились к лучшему, за прежние унижения отплачивают сторицей.

Вот один из них окликнул официанта, и Люси вздрогнула. Подошел Прабу, подал счет, который посетители тщательнейше проверили. Потом, достав толстую пачку денег, отсчитали несколько мелких купюр. Когда они ушли, Люси тоже попросила счет, подписала его, попросила принести кофе в гостиную. Долго сидела она в плетеном кресле, неторопливо пила кофе. Как объяснить мужу появление мали, ведь ему уже что-то известно: миссис Булабой и ему устроила скандал. Бедный Слоник! Бедный милый Слоник! Надо же, он не рассердился из-за мистера Тернера. Сразу же пошел заказать ему номер. И его оскорбили так же, как только что ее; только его задело еще больнее: он взялся спорить, чей мали работал у них в саду. Бедный Слоник! Бедный глупый Слоник! Как он ярится, как портит все своей яростью. Как он переменчив и непредсказуем. Люси наклонила голову, опершись локтями на ручки кресла, закрыла лицо руками и улыбнулась. Ибо и смешного в Слонике предостаточно.

Глава четырнадцатая

В «Сторожку» она вернулась в четыре часа. Сидя на корточках у веранды, ее поджидал Ибрагим.

— Полковник-сахиб ушел гулять с Блохсой, — объявил он.

Все было готово к чаю. По следам на кухне Люси определила, что на обед Слоник сварил себе яйцо. Джина в бутылке, с тех пор как она ушла, не убавилось. И яиц в холодильнике предостаточно. В шкафу — пряности и приправы, две банки томатного супа, хлеб, молоко. Да и масло, оказывается, совсем не прогоркло.

— Ибрагим, вечером ты свободен. Когда сахиб вернется домой, я сама напою его чаем, а на ужин приготовлю омлет. Нет, начать лучше с супа. Пиво у нас еще осталось? — Она заглянула в холодильник. — Сегодня-то мы управимся, а вот завтра придется потрудиться как следует: ужин на четверых придумать. Но это даже занятно. Я встану пораньше — мне ведь в парикмахерскую нужно успеть. А тебя я поутру пошлю на базар, купить все для салата и еще курицу. Мы ее поджарим и подадим холодной. Да, не забудь майонез у Джалал-ад-дина. Может, еще анчоусов? Получится хорошая закуска, сварим вкрутую яйца и подадим к анчоусам. И еще помидоры. А горчица? Есть ли горчица? Ничего, если нет у нас, найдется у Джалал-ад-дина. И конечно, купи консервированной кукурузы, сахиб ее очень любит. Кстати, где у нас, Ибрагим, мелкие тарелки для закусок?

Он открыл шкаф и показал.

— Их нужно помыть. О господи, ну и денек завтра!

— Простите, мем-сахиб?

— Что такое, Ибрагим? Ах да, я совсем забыла про соль.

— С курицей трудно будет.

— Ерунда! Их на базаре полным-полно.

— Да, но ее сначала нужно зарезать. А потом ощипать.

— Так в чем же трудность? Торговец тебе ее и ощиплет.

— Ведь ее еще и пожарить надо. А наша плита не годится. В ней все в угли превращается.

— Ну уж, так прямо и все! — не вслушиваясь, пробормотала Люси, достала стакан и налила себе немного джина. Ибрагим протянул ей бутылку лимонного сока и облизнул пересохшие губы. Люси взяла еще один стакан, налила джина и протянула ему.

— Мем-сахиб, но нам же нельзя, — сказал он, принимая стакан.

— Бог простит нас. Будем здоровы, Ибрагим.

— Салам! — Глаза у него подобрели.

— Я очень признательна тебе, Ибрагим, ты так о нас заботишься.

В глазах у него — бездонное море доброты.

— Видишь ли, — продолжала она на ходу: откроет один шкафчик, нагнется и заглянет в другой, проверит, есть ли то, есть ли это. — Сахиб вдруг, неизвестно почему, решил отказаться от услуг гостиничной кухни и ресторана. И какое-то время нам придется готовить самим. Мне, откровенно говоря, ресторан тоже изрядно надоел. Так завтра мы могли б придумать какую-нибудь легкую закуску. Запеченные бутерброды с сыром, например.

— Лучше запечь анчоусы. А яйца на закуску не нужны. Они не идут к анчоусам. Живот потом пучит.

— Вот это совет ценный. А что же будем делать с курицей?

Люси резко выпрямилась, ее качнуло, пришлось ухватиться за шкаф. Тут же подскочил Ибрагим, придвинул табурет, усадил.

— Мем-сахиб, не беспокойтесь насчет курицы. Ибрагим все сделает как надо.

— Спасибо. Извини, что тебе еще забот прибавилось. Но нам с полковником-сахибом вдруг выпало принимать гостей. Ой, глупая я, глупая, загодя суетиться — только все испортить.

Ибрагим принес ей стакан воды и проводил до спальни.

— Я вздремну, и слабость пройдет. Мне просто необходимо быть в наилучшем виде. Завтра на ужин к нам придут гости, и у тебя будет много работы. А на днях приедет еще один гость, из Англии. Завтра утром я напишу тебе, что купить. А пока не мог бы ты отыскать садовые ножницы? Наверное, мали унес их на церковный двор, а миссис Булабой мне за это выговорила.

Как в тумане видела она лицо Ибрагима, вот он усаживает ее на постель, помогает снять туфли, потом, когда она уже легла, до нее донесся шорох: Ибрагим задернул шторы.

Проснулась она затемно. Сначала ей показалось, что уже глубокая ночь, но в гостиной горел свет, да и постель Слоника пустовала. Оказывается, она спала одетой, и кто-то укрыл ее легким одеялом. Она потянулась за часами на тумбочке. Почти восемь. Значит, проспала она без малого четыре часа. Надела туфли, зашла в ванную, ополоснула лицо, причесала растрепанные волосы, провела надушенным пальцем по вискам.

— Слоник? — окликнула она и вошла в гостиную.

С веранды заглянул Ибрагим.

— Сахиба нет.

— А где он? Что случилось?

— Ничего, мем-сахиб, не волнуйтесь. Сахиб приходил домой, попил чаю и снова ушел. Он оставил записку. — Ибрагим подошел к секретеру и взял конверт, на котором значилось «для Люси». — Приготовить чаю и вам?

Люси взяла очки, села у секретера, включила лампу, перевернула конверт и увидела надпись на обороте.