– Я люблю тебя! – закричала она. – Но я должна знать!

А ведь он, между прочим, ничего не отрицал, не так ли? Даже не попытался ее успокоить, что-то объяснить. И смотрел на нее так, словно ожидал, что она обрушится на него с обвинениями. Почему?

Растерянная и испуганная, она с раздражением пнула ножку стула.

Если преследователем был он, этому должна быть какая-то причина. И единственная возможная причина могла заключаться в Синди. Может быть, именно из-за Синди мать Генри была такой жестокой к ней, Гите? Может быть, они с Синди действительно более чем просто старинные приятели? А потому, когда мать Генри обнаружила Гиту в постели сына…

Но он не мог бы так изобразить страсть, если на самом деле любит другую! Синди – ее лучшая подруга! Синди наверняка рассказала бы ей, если бы между нею и Генри существовали близкие отношения. Хотя, возможно, в этом мире существуют мужчины, которые могут заниматься сексом с одной женщиной, а в душе любить другую… Нахмурившись, она задумчиво уставилась в стену. Генри признался, что неправильно истолковал то, что Синди говорила о ней, Гите.

А что, если он, в самом деле, считал, будто она всю жизнь только и делала, что старалась отодвинуть Синди на второй план и тем самым унизить ее? И что, если он думал, что именно Синди должны были выбрать Мисс «Верлейн»? «Лживая дрянь»… Эти слова вполне вписываются в такую ситуацию, разве не так?

Никогда еще она так не жаждала иметь хоть какого-нибудь близкого человека, с кем можно было бы поговорить. Сестру, мать… Кого-нибудь, кто бы смог понять ее. Но у нее никого не было, и ей нужно было срочно узнать, хотела ли Синди стать Мисс «Верлейн». Хотела ли Синди сняться в рекламе авиакомпании. Потому, что если хотела, то…

Схватив трубку телефона, нетерпеливо перелистав странички телефонного справочника, она нашла номер того агентства, что занималось рекламным роликом авиакомпании, и попросила к телефону Лайзу, одну из знакомых ей сотрудниц.

– Я понимаю, что это, по-видимому, неэтично, – сбивчиво заговорила она в трубку, услышав знакомый голос, – и, скорее всего, не разрешено, но мне очень нужно знать имена тех девушек, которые хотели сняться в рекламе авиакомпании. Мне нужен список основных претенденток… Что?.. Ой, простите, – извинилась она запоздало. – Это Гита Джеймс. Пожалуйста, Лайза, это очень важно…

Лайза назвала ей имена. Кроме Гиты, только еще две девушки были отобраны агентством. Элисон Диар и Мэнди Кроуи. Синди среди них не оказалось. И ни одну из этих двух девушек Гита ни разу не встречала, она была уверена в этом.

Испытывая благодарность и огромное облегчение, но по-прежнему ничего не понимая, она медленно положила трубку на рычаг. Если это не Синди, то, значит, это не может быть и Генри, не так ли? Ну и что теперь? Как ей искать своего настоящего мучителя?

Но Генри не было на снимках, его не было с ней, и когда некто сделал ту самую фотографию…

Беспокойство и отчаяние опять окутали ее словно душный, липкий туман; с тяжестью в душе она поднялась наверх и собрала все письма и записки, отправленные ей преследователем за последние три месяца. И принялась снова и снова перечитывать их, пытаясь обнаружить хоть какие-то зацепки, хоть какие-то намеки, не замеченные ранее, на отношение автора писем к авиакомпании или к «Верлейн косметике». Но ничего не смогла найти. Ни в одном из посланий не было ничего конкретного. Жестокие, ругательные, все они были рассчитаны только на то, чтобы нервировать ее, вывести из себя. Их не мог посылать ей Генри. Или Синди. Но кто же?

Может быть, Синди могла что-то знать, может быть, до нее дошли какие-нибудь сплетни?..

Но ведь тогда она бы наверняка рассказала об этом. Синди была ее подругой. Она так обрадовалась, когда Гиту попросили сняться в рекламе авиалиний. Даже сама посоветовала ей принять предложение. И ни разу не говорила, что Гита якобы перешла кому-нибудь дорогу.

Кто же остается? Только кто-то неизвестный. Если, конечно, не Элисон Диар или Мэнди Кроуи. Но она ведь даже не знает их! Даже, кажется, ни разу в жизни не видела и не говорила с ними! Но если в ближайшее время ей не удастся найти своего преследователя, то она потеряет работу. Как, наверное, уже потеряла Генри.

Бросив письма обратно в ящик стола, она резко задвинула его и опустила голову на руки…

Попозже она пообедала, прибрала дом, но тяжелые раздумья не желали ее покидать. Бесполезные, бессмысленные, они обременяли ей голову. Зазвонил телефон, она схватила трубку и услышала голос Синди:

– Привет.

Стараясь придать своему голосу хоть немного жизнерадостности, она заставила себя улыбнуться в трубку.

– Привет, Синди, как дела?

– У меня? Все в порядке. Как тебе коттедж? Понравился? А Париж?

– Париж, как всегда, чудесен, – горько усмехнувшись про себя, вяло пробормотала Гита. – И коттедж тоже – спасибо, что разрешила пожить там. Синди, ты никому не говорила, что я туда поехала?

– Я? Нет, конечно, а что? Почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

– А, да нет, ничего.

– Но ведь ты не просто так спросила, да? – рассмеялась Синди. – У тебя ужасно расстроенный голос.

– В самом деле? Наверное, я просто устала.

– Никакого отношения к «Верлейн косметикс» это не имеет, я надеюсь?

– К «Верлейн косметикс»?

– Ну да. Я просто подумала о том, как они отнеслись к твоему преследователю. Они же знают про него?

– Да, знают.

– Ага. Но ведь они не думают увольнять тебя из-за него?

– Увольнять? А почему они должны увольнять меня из-за него?

– О, ну я не знаю. Я просто волновалась за тебя, вот и все.

– Спасибо. Синди!

– Да?

Гита хотела, было, спросить подругу, не слышала ли та каких-нибудь сплетен по поводу рекламной кампании авиалиний, но вдруг передумала.

– Нет, ничего, так просто…

Они поговорили еще несколько минут, но ни одна из них не упомянула о Генри. Возможно, Генри не рассказал Синди о своей связи с ней, с Гитой. Но почему и она не стала рассказывать своей лучшей подруге о Генри? Потому что ее отношения с Генри никак не касались Синди. Нет, Синди не могла быть тем человеком, который так портил ей жизнь. Просто не могла.

Но все-таки лучше никому и ничего пока не рассказывать.

На следующее утро, на крыльцо ее дома был подброшен пушистый игрушечный котенок. Его симпатичная мордочка была жестоко изуродована. Снова ощутив тошноту и ужас, Гита поспешила поскорее его выкинуть.

А через день после этого на ее пороге оказался коричневый конверт, содержащий вырванную из бульварной газеты страницу – с ее фотографией. Той самой, где она, обнаженная, выходит из ванной комнаты. Заголовок гласил: «Мисс «Верлейн». Такая, какой вы ее еще ни разу не видели!» Гита даже не стала читать то, что еще там было написано. Скомкав страницу, она изодрала ее в клочки. Поспрашивала соседей, не заметили ли они кого-нибудь подозрительного близ ее дома, но все только качали головами. Ну, вот и все. Она даже не видела никакого смысла в том, чтобы сообщать полиции.

Полчаса спустя, позвонил Этьен Верлейн. Позвонил лично. Он только что получил точно такой же конверт по почте.

– Мне очень жаль, Гита.

– Да, – сказала она бессмысленно.

– Если кто-нибудь из газетчиков начнет названивать сюда, я скажу, что ты подверглась преследованию и что снимок был сделан и опубликован без твоего ведома. Но…

– Но… – повторила она.

– Я посылаю тебе чек выходного пособия. В двойном размере.

– Спасибо. Это очень щедро с вашей стороны.

– Я был очень тобой доволен. И мне очень, очень жаль. Нам будет тебя не хватать. Работать с тобой было чистым наслаждением. Я также высылаю тебе список моделей, желающих стать новым «Лицом Года».

– Спасибо.

– В нем есть имя Люсинды Бартон. Удачи тебе, Гита, и всего наилучшего, – негромко закончил он и повесил трубку.

Гита автоматически смахнула слезинки со щек и больно прикусила губу. В списке моделей стоит имя Люсинды Бартон? – подумала она. Наверное, Синди просто забыла ей рассказать. Или посчитала, что это совсем неважно и неинтересно. Или, может быть, она рассказала Генри? Потому что, похоже, все, так или иначе, снова возвращается к Генри. «Этот парень опасен», – сказала ей тогда ассистентка на студии. Он в пыль растаптывает чувства, надежды и мечты.