Однако мысль о том, что чревоугодие есть способ сублимации или своеобразной самозащиты, к которому неосознанно прибегают люди нервные и неуравновешенные, глубоко укоренилась и в представлениях профессионалов, и в общественном сознании. Т. А. Ренни, много занимавшийся этим вопросом, сделал следующий вывод: «Ожирение следует рассматривать как последствие невроза, внешне выраженного в накоплении излишнего веса».
Если и впрямь считать толстяков невротиками, то связь между ожирением и когнитивными расстройствами приходит на ум сама собой, и все же от реального положения вещей психотерапевтическая теория ожирения была весьма далека. Она строилась на анализе состояния отдельных, порой случайных пациентов и автоматически переносилась на всех, кто страдал патологической тучностью. Явная нелепость была налицо. В массе же своей толстые люди не особенно волновали психоаналитиков, представляясь им существами недисциплинированными, слабовольными, недалекими и в целом недостойными пристального внимания.
Альберт Станкард, почтенный профессор-психиатр, долго работавший в Пенсильванском университете, а ныне пребывающий на пенсии, живо помнит те дни. В конце 1940-х гг. он, окончив медицинский факультет, практиковался в области психиатрии у Джона Хопкинса. Тогда для людей его профессии психоанализ был не только самой престижной, но по сути и единственно возможной сферой приложения сил. Станкард тоже мечтал войти в эту касту избранных. Его руководитель, которого профессор до сих пор именует Большим Папой, был тверд, властен, обладал огромным ростом и не менее высоким авторитетом. Через три года работы под доброжелательной, но жесткой рукой Папы-Хопкинса Станкард полностью разочаровался в психоаналитической методике.
«Психоанализ тогда существовал под гнетом непререкаемой иерархии. Все решало мнение признанных светил. Доказательства? Аргументация? Никто в них не был заинтересован. Я не мог согласиться с такой постановкой дела».
Станкард ушел от Большого Папы в лабораторию неврологии Гарольда Вульфа, известного недоверчивым отношением к теориям, недостаточно подкрепленным эмпирическими данными. Занимался же Вульф в то время проблемой влияния эмоций на здоровье человека, так называемым психологическим обоснованием болезней. Например, рядом хорошо документированных экспериментов он доказал, что продолжительный эмоциональный конфликт может отрицательно влиять на внутреннюю оболочку желудка и вызвать кровотечение, а причины мигреней кроются не столько в «проблемах с головой», как полагали психиатры, а в расширении артерий головного мозга. Излюбленная же мысль Вульфа была такова: психосоматическая болезнь — извращенная форма нормальной защитной реакции: вместо того чтобы эффективно мобилизовать силы против стрессовых ситуаций или событий, сбитый с толку организм начинает действовать себе во вред.
«Психоаналитики-теоретики считали мигрень демонстрацией скрытого стремления к матереубийству или еще чего-нибудь в таком роде, сублимированного в головной боли. Идеи Вульфа были доказательнее — и потому привлекательнее для меня», — говорит Станкард.
В лаборатории неврологии он, занимая должность научного сотрудника, трудился над решением задачи, выдвинутой его однокашником по медицинскому факультету Теодором ван Италли совместно с Жаном Майером, которые оба тогда работали в Гарвардской школе общественного здоровья. Позже Италли станет профессором медицины Колумбийского университета и одним из самых известных специалистов по ожирению, а Майер, увлеченный исследователь проблем питания, президентом Университета Тафта. Круг интересов Майера был почти до эклектики широк; в описываемое время он сфокусировал свое внимание на патологической тучности. И Италли, и Майер считали ожирение проблемой серьезной, но не тупиковой; более того, они думали, что подобрали ключ к тайне, названный ими «глюкостатической теорией».
В самом общем виде теория эта выглядела следующим образом: организм некоторых людей теряет способность точно определять содержание глюкозы в крови и постоянно оценивает его как недостаточный. Из-за этого чувство голода оказывается непреходящим, человек переедает, и, как следствие, возникает ожирение. Майер предложил Станкарду проверить глюкостатическую теорию, посвятив ей три года: первый — опытам на лабораторных животных, второй — изучению тучных людей, а третий — доведению выводов до логического конца. «Он говорил, — вспоминает Станкард, — что за три года мы решим проблему патологической тучности и сможем заняться психологическими предпосылками лихорадки».
У Станкарда до лихорадки руки так и не дошли: «доведению выводов до логического конца» он отдал всю свою долгую научную карьеру. Убедившись на первых двух этапах исследования, что далеко не все случаи переедания укладываются в рамки глюкостатической теории, он начал искать другие пути, вновь обратился к психологической литературе — и неожиданно натолкнулся на статьи Хильды Бруч. Психиатр и педиатр, живо интересующийся ожирением, она еще в 1930-е гг., в самом начале своей исследовательской деятельности, когда вину за развитие тучности принято было возлагать на щитовидную железу, подвергла подобные взгляды острой критике. «Ошибка, — писала Бруч, — кроется в традиционном навешивании эндокринных ярлыков, об эмпирическом подтверждении которых мало заботятся». Не убеждал ее и психоаналитический подход к проблеме. Как педиатр, Бруч часто наблюдала слишком растолстевших детей и пришла к выводу, что зло коренится не в подсознании или сублимации, а в стремлении некоторых родителей лишать детей самостоятельности, управлять их поведением, успокаивая или поощряя ребенка при помощи еды. «Когда в 1957 г. я встретился с Бруч, — рассказывает Станкард, — она была разочарована в психоанализе и возлагала надежды на более конкретные исследования, которые могли бы дать доказательный материал для выводов. Я очень признателен ей за поддержку на этом единственно верном пути».
Опираясь на соображения Вульфа и Бруч, Станкард одним из первых стал применять при обследовании тучных людей классические психологические методики. Для начала он провел серию тестов среди 18 страдающих ожирением мужчин и в контрольной группе из такого же числа мужчин нормального телосложения, надеясь выяснить характерные особенности так называемой «тучной личности». К его удивлению, между этими двумя группами никаких стойких различий не обнаружилось. Станкард отнес отсутствие таковых на счет слишком маленькой выборки и обратился к данным опроса 1 600 жителей Манхэттена, проведенного ранее другими психологами с иной целью. И действительно, статистически более достоверный материал дал основание для выделения некоторых особенностей по трем из девяти предложенных психологических критериев: толстые оказались несколько более инфантильны, мнительны и ригидны, [13]чем худые. Однако различия были незначительны, а при последующем тестировании и вовсе не подтвердились. Чем больше накапливалось данных, тем меньше оставалось оснований для вывода о взаимосвязи между типом психики и весом. Проще говоря, существование «тучной личности» доказать не удалось.
«В прежние годы почтительное отношение к фактам при исследовании вопроса об ожирении было редкостью, — повторяет Станкард. — Ученые предполагали, а пациенты им верили, вот и все». Тем временем у Хильды Бруч появилась новая идея. Что, если избыточная полнота — результат использования еды для выхода из депрессии и ослабления всевозможных психологических стрессов? Не может ли сам процесс насыщения быть действенным антидепрессантом? В доказательство подобной возможности Бруч приводила выявленный ею факт: уровень самоубийств среди толстяков ниже среднего. Но тут же возникал следующий вопрос: получалось, что худые — это те, кто, выйдя из стресса при помощи усиленного питания, в дальнейшим ограничивают себя в еде, а толстяками становятся те, которые продолжают есть, есть и есть. Чем же обуславливается такое различие в поведении?
Бруч дала предположительный ответ. Организм человека, предрасположенного к тучности, по неизвестным пока причинам не распознает физиологического ощущения сытости, он продолжает и после насыщения требовать еды, заполняя некую бездонную психологическую брешь. Станкард взялся проверить эту гипотезу. Его эксперимент был нагляден и эффектен. В нем участвовало несколько тучных женщин и такое же число стройных. Всем им было предложено проглотить шары из тонкой резины, которые, оказавшись в желудке, надувались. Оказалось, что испытуемые с явными признаками ожирения, в отличие от имеющих нормальный вес, не воспринимают (или, по крайней мере, не признаются, что воспринимают) наполнение желудка как сигнал сытости. Этот опыт, никогда и никем не повторенный, дал тем не менее очередной толчок теоретической мысли. Во многом основываясь на нем, психолог из Колумбийского университета Стэнли Шахтер разработал получившую широкое распространение «теорию внешнего фактора».