— Вы, это ясно, должны заставить Мелверли сдаться, ведь так? Как еще это можно сделать, дорогой Блейксли, если не следовать единственным путем, который он оставил вам обоим?

По мере того как Блейксли начинал понимать, его глаза загорались. Ну, наконец-то!

— Начните официальную подготовку платежных документов, не забыв удостовериться, что ваш клерк может допустить разглашение информации. Потребуются дом, слуги, денежное содержание, но я не сомневаюсь, что вы знаете все остальное в деталях.

— Не знаю, согласится ли она на это, — усомнился Блейксли, искоса взглянув на Айвстона.

— Полагаю, вы ее недооцениваете, лорд Генри, — сказала София, — но я, конечно, поговорю с ней, если вы посчитаете нужным.

— Я не уверен, что Луиза вообще захочет говорить с кем-то из нас, — сказал Блейксли.

На что просто невозможно было ответить вежливо, так как со смехотворной очевидностью явствовало, что Блейксли абсолютно не понимает суть отношений между Луизой и Мелверли.

Мелверли не понимал глубины гнева Луизы, думая, что она будет ждать с его стороны скандалов по поводу Блейксли и замужества. Он действовал из чистого желания насолить ей, изображая озлобленность — эмоцию, до боли знакомую Луизе. Впрочем, она умела придумывать способы избежать равнодушия и жестокости Мелверли.

На этот раз лучший из них состоял в том, чтобы добежать до Далби-Хауса и оповестить Софию.

Они встретились в гостиной, симпатичной, хорошо освещенной комнате, выдержанной в оттенках синего и желто-коричневого цвета, за быстро, остывающим чаем. Ни одна женщина не была расположена откладывать какие бы то ни было обновления, даже в холодный дождливый день.

— Лучше остаться в рамках любезности или поговорить начистоту, как женщина с женщиной? — спросила София, глядя на Луизу.

Луиза была в прекрасном платье бледно-пшеничного оттенка с черной вышивкой, украшающей корсаж. Эта смелая модель была ей очень к лицу, что подтвердил оценивающий взгляд Софии.

— Я собираюсь выйти за Блейкса, — сказала Луиза в ответ.

— Вы уже знаете, как это устроить? — поинтересовалась София.

— Я собираюсь заставить Мелверли дать свое согласие.

— И как вы его заставите?

— Пока не знаю как, — призналась Луиза, ненавидящая терпеть поражение даже в таких мелочах.

Но уж если бы ей понадобилось провести отца, она хотела бы получить помощь лишь одной женщины во всем Лондоне. Эта женщина славилась способностью не только соблазнить любого понравившегося мужчину, но и перехитрить любого, кто попадался на ее пути.

— Я только знаю — это должно быть и будет сделано.

— Конечно, это можно устроить, дорогая, — улыбаясь, сказала София, — и я как раз знаю как. Если вы последуете моему совету, вы не только получите Блейксли, но и помешаете Мелверли в его замыслах. Вы доверитесь мне? Вы будете делать так, как я скажу?

Какие знакомые слова, вот только у нее нет ни жемчугов, ни Даттона, чтобы убедиться, что Софии можно доверять и следовать ее советам. Почему она не придает этому значения сейчас? Потому что теперь важно совсем другое. Блейкс и Мелверли — только они имеют значение.

— Я готова подчиняться всем вашим указаниям, леди Далби, — сказала Луиза.

Ирония заключалась в том, что именно этого добивался от нее Мелверли, но так и не услышал.

Глава 22

Мелверли завел привычку наведываться в Королевский театр по четвергам во время сезона. Он делал это не из любви к театру, а чтобы показать обществу свою последнюю пассию. Эмили Бейтс, сестра той самой Салли Бейтс, которая в связи с беременностью уехала куда-то под Ньюкасл, до рождения ребенка (по слухам — от Мелверли), являла собой симпатичный пример проститутки, розовощекой и с ямочками на щеках, хихикавшей в постели.

София знала это по рассказам того, кто бывал с Эмили и убедился в этом сам. Естественно, София была удостоена его доверия и имела удовольствие причислять себя... ну, скажем, к особо доверенным лицам.

— Ричборо, само собой, мне все рассказал, — сообщила София. — По его словам, она хихикала в самые горячие моменты, что, по-моему, не на пользу ни ей, ни ему. Конечно, есть много вещей, которые может делать мужчина в такие моменты, что может рассмешить женщину. Особенно с Ричборо.

— Вы это знаете не по собственному опыту? — спросила Энн Уоррен, с некоторым удивлением посмотрев на Софию.

— Не жеманничай со мной, Энн. Ты не хуже моего знаешь, что не только Ричборо — самый болтливый из мужчин нашего круга, но и я, к несчастью, имела возможность узнать, над чем так потешалась милая Эмили.

— Полагаю, я считаюсь слишком невинной, чтобы обсуждать такие дела с вами, София, — сказала Энн. — Или, в крайнем случае, я могу притвориться таковой.

— Разумеется, ты должна притворяться со Стэви, чтобы он любил тебя и защищал, но как женщины мы должны быть честны в таких вещах. Чтобы иметь возможность защищаться, как ты понимаешь.

— От чего это вы ее защищаете? — спросил Даттон, появившись сзади в их ложе.

— От кого — это был бы более правильный вопрос, — тут же ответила София. — От таких мужчин, как вы, лорд Даттон. Вам слишком быстро удается запятнать честное имя женщины.

— Но не имя честной женщины, — сказал Даттон. — Это большая разница.

— Само собой, это не касается леди Луизы, — сказала Энн, живо подобрав аргумент, — ведь она так же честна, как и ее имя.

— Была, пока события в Хайд-Хаусе не погубили одновременно и ее добродетель, и ее доброе имя, — сказал Даттон, нагло уставившись на Энн.

Она не обратила на это никакого внимания. София улыбалась и развлекалась тем, как Энн управлялась с Даттоном. У нее это хорошо получалось для девушки, которой не было и двадцати одного.

— События, к которым я не был причастен. По крайней мере, сначала.

— Полагаю, обсуждение леди Луизы вряд ли разумно или отвечает ее интересам, — сказала Энн.

— А почему вы так заботитесь о ее интересах, миссис Уоррен? Я и не знал, что вы в таких хороших отношениях с ней, — поинтересовался Даттон.

— Я в хороших отношениях с любой женщиной, которая должна защищать свое честное имя, лорд Даттон, от джентльменов, которые для забавы готовы его запятнать. Я кое-что повидала, лорд Даттон. Вам это может показаться интересным — у меня есть правильный вкус к тому, чего я хочу и чего хотеть не стоит, — ответила Энн.

София и впрямь была поражена. Это было прекрасным примером морального превосходства, и ничто не могло сильнее взбесить Даттона. Отличная проверка для Энн, и она великолепно справилась.

— А именно? — спросил Даттон, и его взгляд стал ледяным.

— О, не давите на нее, лорд Даттон, — вмешалась София. — Вы же отлично понимаете, чего так хочет миссис Уоррен, а именно — лорда Ставертона, и он хочет ее, дорогой мой, и они непременно поженятся в следующем месяце и будут очень довольны и определенно скучны своей респектабельностью. И у вас и у меня будет очень мало причин навещать их. Кстати, о визитах, как прошла ваша встреча на рассвете с лордом Генри? Я так мало знаю об этом, но, кажется, все должно быть невероятно интересно.

— Мы хорошо размялись, леди Далби, — сказал он, отводя взгляд от Энн с таким холодным пренебрежением, что это можно было принять за комплимент высшей пробы. — Более того, мы положили конец нашему спору.

— А разве между вами не было заключено пари? — спросила София.

— Было, — ответил Даттон, — и Блейксли его выиграл, о чем я должен с сожалением сообщить.

— Как печально, — сказала она. — Возможно, в следующий раз вам повезет больше.

После чего взгляд Даттона снова, будто магнитом, притянулся к Энн. Вот это мило.

— Может быть, — сказал Даттон.

— О, здравствуй, Маркем, — воскликнула София, поворачиваясь в кресле, чтобы подать сыну руку.

Маркем, граф Далби, поцеловал ее и потом поприветствовал миссис Уоррен с той же учтивостью, кивнул Даттону и слегка поклонился, на что Даттон ответил тем же, старательно избегая смотреть на Энн. Как очаровательно.