В отчете специалистов по баллистике были сведения о калибре пули, размере и весе оружия. На месте преступления найдено много неярких отпечатков. Но чтобы узнать, чьи они, надо было найти их владельцев. Преступление совершено в людном месте, и отпечатки пальцев помогут доказать лишь, что подозреваемые были там, но время их присутствия на месте по отпечаткам не определишь.

Рисунок места преступления был сделан в полярно-координатной проекции. Судя по всему, рост преступника — 165–170 сантиметров, а стрелял он с расстояния 155 сантиметров. Протоколы вскрытия написаны на гладкой серой бумаге. Сухим, обезличенным языком излагал судебный патологоанатом причины смерти. По краям листа отпечатана перекрестная проекция человеческого тела. Пунктиром обозначены места ранений. Раны загрязнены клочьями шерсти. Смерть обеих жертв наступила от остановки дыхания. Скэнлон вспомнил, что после дыхательного спазма наступает мгновенное онемение тела как результат приступа страха или повреждения центральной нервной системы.

Покончив с медицинским заключением, он перешел к результатам расследования. Донесение было написано обычным полицейским языком. Показания, касающиеся времени и места преступления, давала Мэри Холлиндер с Ностранд-авеню, 1746-а, из Бруклина, работающая официанткой в ресторане «Варшава», который располагался на Дриггз-авеню, 411, в Бруклине. Свидетельница утверждала, что, обслуживая клиентов, она заметила мужчину, внешность которого отвечала описанию преступника. Далее Холлиндер заявила, что видела в его левой руке хозяйственную сумку. Холлиндер утверждала, что во время разговора со своим знакомым, личность которого известна полиции и приведена в отчете 60/897–86, она услышала три громких хлопка. Очнувшись, она увидела вышеназванного преступника, бегущего в сторону синего автофургона. В руках у него было ружье. Свидетельница добавила, что узнала бы преступника, доведись ей увидеть его еще раз.

Он прочитал показания торговцев и прохожих, отчет бригад, собиравших улики, и рапорты детективов, ведущих расследование. Все они кончались двумя заглавными буквами: ОР — отрицательный результат.

Дойдя до «пятерки» со сведениями о трех ребятах, находившихся на месте преступления, он отметил, что они назвали только свои имена. Департамент запрещал указывать малолетних жертв и свидетелей преступлений. В рапорте повторялось то, что говорил ему Лью Броуди на месте преступления. Но, прочитав последнюю фразу, Скэнлон крепко сжал губы: свидетели утверждали, что не узнают преступника, если увидят его еще раз. Родители этих свидетелей не разрешают им смотреть фотографии или присутствовать на опознании. Скэнлон понял, что лишился единственных очевидцев преступления.

Шум в дежурке заставил Скэнлона поднять глаза. Он увидел, как Кристофер вставляет фильтр в кофеварку. Потом тот налил воды и насыпал кофе, резким движением расстегнул сумку и извлек оттуда снедь. Поскольку Кристоферу предстояло дежурить первые три часа, на нем лежала обязанность сварить кофе и закупить еду в кондитерской у Вишневски. Такова традиция.

Скоро запахло свежим кофе. Начала собираться дневная смена. Все потянулись к кофейнику. Из спальни участка, шаркая ногами, вышел Эрик Кроуфорд, толстый детектив с покатыми плечами. Он зевал и чесал задницу. Взглянув на Мэгги Хиггинс, стоявшую около кофейника, он стянул спереди резинку трусов и крикнул:

— Эй, Мэгги, глянь, что я для тебя припас!

С презрением посмотрев на него, Хиггинс произнесла:

— Надо еще разобраться, способен ли ты на что-нибудь.

Приняв вызов, он спустил трусы. Хиггинс недоверчиво посмотрела на вялый член и отошла.

— Между прочим, все это можно затолкать в наперсток. Слава Богу, мне это не грозит.

Она вернулась к кофеварке. Остальные весело рассмеялись конфузу незадачливого детектива, стоявшего в не по размеру огромных боксерских трусах.

Поднявшись из-за стола, Скэнлон подошел к двери и с силой захлопнул ее, давая понять, чтобы ему не мешали. Его культя болела, что случалось всегда, если он не высыпался.

Достав из нижнего ящика записную книжку, он сделал пометки. Подробно записал разговор с Греттой Полчински и Уолтером Тикорнелли. Еще раз перечитал «пятерку», которую бегло просмотрел прошлой ночью. Что-то не давало ему покоя.

В разделе «Время происшествия» нижеподписавшийся, беседовавший с Сигрид Торссен с Зэд-авеню, 2347, Бруклин, утверждал, что она сидела на скамейке в парке Макголдрик со своей восьмимесячной дочерью, когда на соседнюю скамейку сел человек, похожий по описанию на преступника. Свидетельница сказала, что мужчина кормил голубей земляными орехами. Она посмотрела на него, а он, в свою очередь, хмуро взглянул на нее и отвернулся. Далее свидетельница добавила, что мужчина вел себя подозрительно.

Отложив в сторону показания Торссен, он нашел в папке показания другого свидетеля, Томаса Тиббса, проживающего на Пинкфлауер-драйв, 1, Скарсдэйл, Нью-Йорк. Томас Тиббс, управляющий федеральным сберегательным банком, который расположен на Уолл-стрит, 311, утверждает, что он шел на восток по Дриггз-авеню, когда услышал три громких хлопка, похожих на ружейные выстрелы. Посмотрев в ту сторону, откуда доносились выстрелы, он увидел мужчину, выбежавшего из лавки и направившегося к синему фургону, припаркованному у тротуарa. В правой руке бежавшего, по утверждению очевидца, было ружье. Тиббс уверял, что, если ему покажут фотографию преступника, он узнает его.

«Что делал Тиббс на Дриггз-авеню в это время дня?» — записал Скэнлон.

Заполнив пометками семь страниц, он взял конверт, в котором лежали фотографии с изображением места преступления. Разорвав бечевку, вынул цветные снимки 8x10. Внимательно всматриваясь в каждый, он старался отыскать ускользнувшие от него детали. В конце концов, сырое мясо всегда выглядит как сырое мясо. Сунув фотографии обратно в конверт, он занялся портретом преступника, нарисованным со слов свидетелей, и подумал: «Так кто же ты, приятель? Зачем ты это сделал?» Потом с болью вспомнил, что вещественных улик слишком мало.

Перелистывая машинопись, он вспомнил разговор с Уолтером Тикорнелли, покопался в толстых папках, вытащил документы с описью ваучеров. Как он и предполагал, Хиггинс выписала счет на шестнадцать долларов и тридцать два цента. Если Тикорнелли сказал ему правду и если расчеты верны, то на момент смерти у Галлахера было две тысячи сто пятьдесят долларов. «Так куда же делись деньги?» — спросил он себя. Немного поразмыслив, поднялся с кресла и вышел из комнаты.

Офицер полиции Кайли О'Рейли никогда не читал временное распоряжение номер 11, датированное 4 марта 1983 года: «Своевременное выявление и меры, принимаемые к служащим, склонным к злоупотреблению спиртным».

О'Рейли работал вот уже шестнадцать лет и, говорят, одиннадцать из них «не просыхал», а нью-йоркское управление полиции хоть и кичится своей технической оснащенностью, но не дает в обиду пьянчуг, служащих в его рядах.

О'Рейли вошел в историю Службы. Одно время он был грозой баров северного Манхэттена. Его бесконечные пьянки часто кончались тем, что он выстраивал на стойке батарею бутылок и упражнялся в стрельбе. Чудеса, но при этом не пострадал ни один человек, и вскоре О'Рейли стал легендой. Но настал день, когда у начальника северного манхэттенского участка уже не было сил смеяться над Кайли О'Рейли. Случилось это одним ноябрьским вечером, в шесть часов, в день получки. Офицера полиции О'Рейли занесло в его привычном состоянии к собору Спасения. Сдуру он принял витражи второго этажа за цель, вспомнив при этом инструкции, полученные во время упражнений в школе новобранцев. О'Рейли точно исполнил указания, выбив окна ванной на втором этаже. Когда первая пуля разбила окно, Теренс Вудс восседал на стульчаке, пожиная плоды прекрасного пищеварения и листая свежий «Плейбой». Преподобный в ужасе выскочил из туалета, не успев натянуть штаны, и с отчаянным воплем бросился к двери, спасаясь от расстрела.