— Этим летом в Амстердаме, — говорю я, — мне повезло столкнуться с малышней из какой-то бостонской частной школы. Мы в одном общежитии жили. Всю неделю они до тошноты обкуривались травой, объедались клубникой и хныкали, что их закусали комары, когда они катались по каналам. У них у всех был один пунктик: каждому, кто вместе с ними оказывался в пабе при общаге, показать, какие они богатенькие. Так вот, один из этих пижонов по имени Крис все нудил и нудил про свой «ролекс», который папаша ему подарил на день рождения, а потом он как-то вдруг вздумал пройтись насчет Ланкастера и нашего Завода — дескать, странно, что я еще не фосфоресцирую, как циферблат на часах. Тут я ему и говорю: «Слышь, Крис, дай-ка глянуть на твои часики». Он и дал. А часы липовые! О чем я ему и сообщил.
— Как ты мог это увидеть?! — запротестовали мои друзья-приятели.
— Проще простого. У настоящего «ролекса» секундная стрелка движется плавно. А у поддельного — тик-тик-так. Кто знает — не спутает. Я, честно говоря, сам пожалел, что сказал ему. Все-таки отец подарил… Но уж больно он нарывался, и вообще, если папаша втюхивает тебе подделку и при этом морочит голову, будто это самая что ни на есть крутая фирма, разве не лучше знать правду?
Вопрос мой повисает в воздухе. И до меня вдруг доходит, что ни у кого из моих друзей нет биологического отца, который бы стабильно и ощутимо присутствовал в их жизни — включая меня самого. Так что я легко догадываюсь, какой ответ я мог бы от них услышать: «Да мы любой чепуховине из рук отца были бы рады — и лишних вопросов задавать не стали бы!» Замечу, кстати, что последним подарком, который я получил из рук своего биологического папаши, Нила, была стетсоновская шляпа, наполненная коноплей с его наркоделянки в долине реки Гумбольдт. Мне тогда было шестнадцать, и пока я вскрывал посылочный ящик и шуршал бумагой, Джасмин в нетерпении висела надо мной, сразу учуяв, какого рода этот подарочек. «Шляпа — тебе», — сказала она, в мгновение ока прибрав к рукам все остальное. На этом подарки и кончились. Селяви.
— Слушай, Тайлер, — нарушает молчание Скай, почувствовав, что момент внутреннего родства, охвативший нас, располагает к такому вопросу, — а правду рассказывают о твоей маме — будто Дэн написал ей на лбу Р-А-3-В-О-Д?
— Да еще в зеркальном отражении? — добавляет Гармоник. — Нет, я так, просто раз уж об этом заговорили.
— Правда. Только с буквой «р» напутал, если тебя интересуют все подробности. А вообще не лез бы ты не в свое дело, а ты, Скай, не строй из себя стерву. Тебя это не украшает.
— И теперь Джасмин собирается обобрать его до нитки?
— Ей-богу, Скай, уймись!
Спустя несколько минут, воспользовавшись тем, что Скай отлучилась в туалет, Анна-Луиза объясняет мне, что Скай не в состоянии унять себя, когда на нее находит, и ей тогда палец в рот не клади — откусит. Она говорит, что Скай словно маленькая, но очень дорогостоящая вещица в универмаге — такие обычно заворачивают в ворох упаковочной бумаги даже не потому, что это необходимо, а просто чтобы их труднее было украсть.
— Она родилась разведенной, — говорит Анна-Луиза.
— Уж больно она колючая, — ворчу я.
— У нее и жизнь колючая. Отец сидит, срок не то двенадцать, не то пятнадцать.
— А держится так, будто она главный приз в лотерее, — подливает масла в огонь Дэвидсон. — Будто с телеэкрана выскочила. Уолт Дисней в стиле мягкого порно — целлулоидовый пупсик, гладкий, блестящий, без царапинки.
— Думаю, ей просто хочется новых ощущений, — говорю я, перехватив сердитый взгляд Анны-Луизы.
— А это непросто, когда живешь в захолустном городке, — ставит точку Анна-Луиза, — так что вы к ней не цепляйтесь.
Еще когда я только начал появляться везде с Анной-Луизой, ее подруги отсканировали меня цепкими взглядами страховых экспертов и пришли к выводу, что я скучноватый тип — с таким не по барам ходить, а семью заводить. Думаю, по их мнению, с такими, как я, они еще успеют наобщаться, потом когда-нибудь, когда отгуляют свое. Слава Богу, Анна-Луиза мягче и не так категорична, как ее подружки. Не далее как на прошлой неделе мы с Анной-Луизой даже поскандалили по этому самому поводу. Я стал; ее подначивать и, пожалуй, хватил через край.
— Неужели твоим подругам не ясно, что мужики в одну трилионную долю секунды просекают, когда женщина смотрит на них и прикидывает — мол, этот в мужья годится, пусть будет про запас? После этого какого они ждут к себе отношения? Скай и все ее подруженции считают, что они могут гулять направо-налево, а потом прибиться к какому-нибудь придурку вроде меня и в одночасье превратиться в образцово-показательную Кэрол Брейди[6].
— А по-твоему, женщин следует держать под замком? И вообще, о чем ты — мужчинам, значит, можно набираться опыта с кем и как угодно, а женщинам ни-ни? Забыл, какой год на дворе? Думаешь, все еще семьдесят первый? Противно слушать.
— Ты передергиваешь. Просто и Скай, и Мей-Линь, и Гея слишком разбитные, на мой вкус. На них посмотришь — жутко делается.
— А на меня?
— Ты это ты, ты не твои подруги.
— Может, и зря. А ты, если тебе неймется оттого, что тебя считают занудой, который только на то и годится, чтобы женить его на себе, лучше пойди и докажи, какой ты веселый и остроумный, только не говори мне о моих подругах так, будто они виноваты во всех смертных грехах. Им твои дремучие предрассудки совершенно ни к чему.
— Тпру! Тайм-аут.
— Над тобой еще работать и работать, Тайлер. Подумать только, у такого сынка мама — хиппи! Мне нужно срочно с ней поговорить. Боже правый, спаси и сохрани этот мир!
Этот обмен мнениями на прошлой неделе происходил в квартире Анны-Луизы — одной из четырех квартир на первом этаже в полуразвалившемся старом кирпичном доме в крошечном историческом центре Ланкастера на Франклин-стрит.
Анна-Луиза -единственная из всех знакомых моего возраста, кто живет сам по себе. Независимость ей идет. Ее мама и брат живут в Спокане, а это слишком далеко от нашего муниципального колледжа, чтобы каждый день ездить туда-сюда. Ее новая семья состоит из парочки одиноких сестриц-полунищенок, которые занимают две одинаковые квартирки, разделенные общим холлом, и Лупоглаза прямо над ней, которому мы придумали звучное прозвище «Человек, у которого 100 зверей и ни одного телевизора». Видим мы его лишь изредка, и всякий раз он тянет за собой неподъемную сумку-тележку, затаренную кормом для домашних животных с оптового рынка, что на Линкольн-авеню.
И еще одно событие, случившееся на прошлой неделе: Анна-Луиза позвонила мне, когда я, давным-давно поужинав, сидел у себя в комнате за компьютером и пересортировывал свою фонотеку с помощью новоприобретенной программы под названием «Рэп-коллекция», которую я заказал по почте в корпорации «Меломания», Мемфис, штат Теннесси («Простым нажатием кнопки вы можете заново систематизировать всю вашу фонотеку на компакт-дисках, аудиокассетах и грампластинках по имени исполнителя, названию альбома или году выпуска. Прилагается алфавитный указатель на 25 000 имен. Не забудьте, что есть еще „Рок-“, „Джаз-“, „Бах-“, „Дэд-“[7] и «Элвис-коллекция» — всего свыше 50 тематических программ»). Анна-Луиза сообщила мне, что с ней случилась странная вещь. Она плавала незадолго до закрытия в нашем бассейне при колледже, совсем одна, и вдруг электричество выключили, как раз когда она была в центре чаши.
— Я растерялась, — рассказывала она. — Здорово перетрусила, но потом расслабилась и поплыла под водой с открытыми глазами. В кромешной тьме мне показалось, что вся гравитация исчезла. Какой-то открытый космос, только с хлоркой.
После пережитого Анне-Луизе, как бы это сказать, захотелось снять эмоциональное напряжение, и я был вытребован к ней на квартиру. Несколько часов спустя, около полуночи, мы в блаженном изнеможении лежали на ее футоне, прикрытые пуховым покрывалом, ее лицо и тело словно площадь, где только что отшумел карнавал, и теперь все снова стало удручающе обычным — даже не подумаешь, будто совсем недавно тут била через край жизнь.