Слоун улыбнулась — в интерьере как нельзя лучше проявился характер хозяйки, ее претензия на утонченность, любовь к комфорту.

Слоун подготовилась к вечеру заранее. Рассчитывая провести в Онфлере только уик-энд, она не обременила себя вещами. Но отобрала такие, что… Джордан должен быть потрясен. Например, ее ночной рубашкой — длиной до пят, розового шелка с кружевами — соблазнительно вызывающей! Слоун взяла ее в руки, прикинула на себя и швырнула на кресло.

Подойдя к окну, чтобы (все-таки!) полюбоваться роскошным видом на город и море, Слоун увидела машину, медленно ползущую вверх. Машину Джордана легко узнать: взята напрокат, там именно такие. Слоун бросилась вниз и успела подбежать к двери как раз в тот момент, когда он собирался позвонить.

— Гурман прибыл, — приветствовал он Слоун. — В Довил-ле меня срочно разыскала женщина и объявила, что одна леди может здесь умереть от голода, поскольку не в состоянии сама открыть даже банку консервов. Потому я так спешил.

— Габи слишком много болтает иногда, но в данном случае она почти права.

Джордан вошел, поставил на пол сумку и протянул Слоун корзину.

— Замечательное местечко. — Он огляделся. — Ты сюда приехала немножко поработать, да?

Слоун, улыбаясь, выкладывала содержимое корзины на стол.

— Конечно. Я решила, что смогу здесь, в тишине и покое, продвинуть сюжет романа о людях, играющих в поло…

Джордан поморщился.

— Знаешь, получил твою записку и подумал: не пригласить ли мне всю команду. Учти, она уже в пути. Приготовь вопросы.

— С тобой не соскучишься! — засмеялась Слоун.

— Гм… Имею я право немножко преувеличить?

— Не сказала бы, что…

Джордан подошел к Слоун.

— Признаюсь, немало удивился, получив твою записку. Ты не боишься оставаться со мной наедине? Я ведь могу тебя и соблазнить.

Слоун, откинув голову, рассмеялась.

— Мистер Филлипс, я столько с вами разговаривала, что вы стали мне полностью ясны. Вы безобидный джентльмен, и я могу быть абсолютна уверена, что с вами разговоры — пожалуйста, но никаких действий с вашей стороны не последует.

Глаза Джордана потемнели.

— Никаких? Ты уверена? И во мне и в себе?

Он взял ее за руку и потянул на лестницу.

— Джордан Филлипс! Вы сумасшедший! — вскрикнула Слоун. — Джорди, сейчас три часа дня!

— Ну и что? — Не останавливаясь, он дотащил ее до верхней ступеньки. — Теперь куда?

— Вторая дверь направо, — тихо произнесла Слоун. — Это спальня. Туда.

Он втолкнул Слоун. Вошел сам. Встал перед нею.

— Прекрати смеяться! Очень трудно вести себя как джентльмен, когда женщина то ноет, то смеется.

— Ах ты, неандерталец! Я же не над тобой смеюсь, чудак. Я смеюсь над своими планами о романтическом вечере при свечах. У меня были такие надежды… а ты их расстраиваешь.

Джордан притянул ее к себе и поцеловал в шею.

— Благие намерения… Мы знаем, чем они кончаются…

— Я помню: дорога в ад и так далее, — прошептала Слоун.

— Ад, рай… Я думаю о нашем рае. — Джордан прижался к ней всем телом.

Целуя в шею, прошептал:

— Если бы ты знала, как долго я ждал этого момента…

Слоун с наслаждением растрепала его волосы, запустив обе руки в густую шевелюру. Джордан медленно расстегивал пуговицы на ее кофточке. Уже на третьей он потерял терпение и дернул — остальные брызнули на пол. Обнажившуюся грудь он принял в свою руку и стал неторопливо водить пальцами вокруг соска. Почувствовал, как в Слоун поднимается желание, — сосок напрягся и стал твердым. Джордан присел на край кровати и притянул женщину к себе. Вот и вторая грудь освободилась — Джордан гладил то левую, то правую по очереди, целуя — в сосок и вокруг.

С каждым поцелуем Слоун воспламенялась все сильнее — ее тело уже жаждало принадлежать этому сильному мужчине, каждая клеточка изнемогала от желания.

— Что-то не так? — вдруг спросила она, когда Джордан отстранился от нее.

— Любовь моя, одну секундочку. — Джордан не сразу справился с молнией на брюках Слоун. Когда с брюками было покончено, Джордан бросил их на ковер. Туда же полетели и трусики. Слоун словно выпрыгнула из одежды и сандалий и занялась брюками Джордана. Ее очередь! Руки ее вздрагивали, дотрагиваясь до мускулистого тела мужчины.

— Тебя что-то смутило, Слоун? Ты остановилась… А, мои ботинки…

— Ты их никогда не снимаешь?

— Любовь моя, практически никогда. За исключением очень редких случаев, таких, как сегодня.

— Надеюсь, в ближайшее время они тебе не понадобятся. — Слоун смотрела, как он снимает коричневые кожаные ботинки.

— Теперь-то уж все!

Джордан с нетерпением прижал ее к себе, всю, и начал осыпать поцелуями. Повернувшись, с трепещущей добычей в руках, он неожиданно приподнял ее — и Слоун, вскрикнув, упала на постель.

Внутри у нее бушевало пламя, и, чем крепче прижимал ее к постели Джордан, чем сильнее приникал к ее губам, тем яростнее жгло ее изнутри. Слоун чувствовала каждый его мускул, каждое движение, прикосновение — страстное и необыкновенно нежное. Она будто растворилась в его объятиях, всем телом отвечая на мужскую ласку. Джордан легонько застонал — и она поняла, что больше он не может сдерживаться.

— Да, Джордан, да… пожалуйста… я тоже…

— Любовь моя…

Быстро и резко Джордан вошел в нее, она приглушенно вскрикнула, но, сжатая его сильными ногами, стала двигаться в такт, вместе, все быстрее и быстрее. «Обыкновенно… он хочет, чтобы одновременно».

«О, любовь моя…» — хрипло выдохнул Джордан. И это было последнее, что Слоун услышала, потому что, прижавшись к Джордану, обхватив его — всего! — руками, Слоун потеряла способность что-то слышать и соображать. Только чувствовала его, растворилась в нем!

Сколько продолжалось так — она не помнила. Как не могла бы, придя в себя, вспомнить, когда в последний раз ей выпадало счастье испытать что-либо похожее.

Джордан лежал, крепко обхватив Слоун, притихшую и расслабленную. Стемнело. Стрелок на циферблате часов не видно, да и время для них остановилось.

— Тебе хорошо?

— Лучше не бывает. — Слоун прижалась к сильному мужскому телу, с наслаждением впитывая его аромат.

— Ну и удивила ты меня сегодня, должен признаться…

— Чем это? — Слоун приподняла голову.

— Да своей запиской… Целых две недели держаться от меня на таком расстоянии, что я уж начинал думать, что абсолютно тебе безразличен.

— А я то же самое думала про тебя…

Джордан рассмеялся.

— Про меня? Я, кажется, вел себя иначе. А ты… не давала близко подойти, поцеловать, пожелать доброй ночи! Самое большее, в чем я преуспел, — это наш совместный поход в казино, да и то… вечер вышел тогда удачным из-за выигрыша, разве нет?

— Нет, Джордан, все шло, как надо… Были причины, почему не сразу вспыхнуло наше пламя. — Слоун поцеловала его в подбородок.

— Да? А сейчас их уже нет? Исчезли по дороге в Онфлер?

— Отчасти так… Здесь ведь не Довилль: мы вдвоем, ни телефонных звонков, ни стуков в дверь.

Джордан на миг задумался.

— Слушай, тогда есть смысл остаться здесь на недельку-другую!

Слоун отнеслась к предложению и с недоверием, и со скрытой радостью.

— Ты это серьезно?

— Серьезней некуда. Габи и Карло сейчас тут не живут, у них уйма дел в городе. От Довилля это местечко недалеко — я вполне могу ездить отсюда на тренировки. А самое главное: мы здесь всегда одни — как ты хотела, и никто нас не найдет.

— Я должна сообщить адрес своей экономке, потому что мой сын…

Джордан перебил Слоун:

— Об этом можешь даже не говорить.

— Габи скажем?

— С этим не будем торопиться… Сказать Габи — значит сказать всем. Ну, так решено?

— Останемся, и на сколько ты, милый, захочешь. — Слоун поцеловала его.

Когда на следующее утро Слоун проснулась, Джордан еще спал, сладко посапывая. Она долго лежала рядом, изнемогая от желания дотронуться до него. Но побоялась разбудить. Слоун смотрела на спящего Джордана и думала: вот он перед ней — самый красивый из всех мужчин! Она улыбнулась этой мысли. Сказать ему об этом? Пожалуй, нет, он будет смеяться.