— Дорогая, если все в порядке, я лучше просто… просто лягу здесь… и просто посплю немножко…
— Спать будешь потом. Шевелись. — И она потащила ее за собой.
— Стоять! — потребовал Ромео.
Но Тара даже не посмотрела на него.
— Я начну убивать! — сказал он.
— Хорошо, но сначала убей меня. Ее ты уже убил. Теперь моя очередь.
— Я убью твоего брата, — сказал Ромео. — Прикончу всех. Немедленно. В любом случае!
И только сейчас Тара обернулась. Она бросила на него беглый возмущенный взгляд. А затем сказала Клио, чтобы та пошевеливалась.
— Немедленно! — снова заорал он. Перевел пистолет на отца.
Тара краем глаза заметила это движение. Она не остановилась. Рывком откатив заднюю дверь «либерти», она помогла Клио влезть в машину. Все это время она ждала звука выстрела.
Затем Тара услышала голос Шона:
— Дай им уехать.
Ромео вроде смутился:
— Что?
— Опусти пистолет, — сказал Шон.
— Это цена, — продолжал настаивать Ромео. — Цена, которая обговорена. Они знали эту цену!
— И они уплатили ее, — ответил Шон.
— Пришло время кары!
— Не сейчас, — сказал Шон. — Сейчас пришло время милосердия. Давай доставим ее в больницу, Митч, двинулись.
Он помог отцу встать. И сказал Таре:
— Давай поторопимся. Я поведу машину.
Все сели в салон. Но прежде чем Тара успела закрыть дверцу, она услышала слова Ромео, сказанные этим странным далеким голосом школьника:
— Они что, забыли о Ромео? Они что, забыли о цене?
Шон включил двигатель и с грохотом сорвался с места. По земляной дороге Грин-Свамп-Роуд он летел под 70 миль в час, а на Купер стал выжимать все девяносто. Шины визжали на поворотах. Он кинул свой сотовый Пэтси на заднее сиденье и сказал:
— Вызывай больницу. Скажи им, чтобы они были готовы встретить нас.
Он пролетел I-95 и, не обращая внимания на встречное движение, проскакивал на красный свет. Он уходил вправо, резко брал повороты и сигналами разгонял испуганных водителей. Джейса на заднем сиденье стало мутить, и он стонал. У Митча глаза вылезали из орбит. Пэтси забилась в угол и молчала. Но Шон не мог сбросить скорость: дорога была каждая секунда. Жизнь Клио висела на ниточке, и единственное, что еще держало ее в этом мире, была Тара. Разговаривая с ней, она вела ее через Долину смерти. Шон не снимал руку с клаксона, и кварталы летели мимо. Он повернул направо на Алтаму, следуя указателю «Больница».
Время для милосердия. Время для любви, нежности и светлого прощения.
Он свернул налево на Шрайн-Роуд и подрулил к подъезду скорой помощи. Врачи уже ждали. Они тут же переложили Клио на каталку и позволили Таре сопровождать ее.
Шон посмотрел на часы на приборной панели. Прошло всего четырнадцать минут после того, как они покинули берег ручья. Какой-то шанс есть?
Он с Ботрайтами остался ждать в приемной. Через полчаса влетела мать Клио, почти обезумевшая от страха. Вышел какой-то санитар и проводил ее.
Вокруг, чтобы посмотреть на Шона и Ботрайтов, сновали сестры и ординаторы. Один из них даже набрался храбрости спросить:
— Это вы выиграли джекпот, правда?
Пэтси кивнула.
Нянечка сказала:
— Дух Божий почиет на вас.
А другая пробормотала:
— Аминь.
РОМЕО пробирался сквозь палящую жару. На карте дорога Грин-Свамп казалась прохладной и тенистой, но на самом деле ее прямая линия была залита беспощадным солнцем, повсюду трещали цикады, а Ромео казалось, что у него распухли мозги от того взгляда, что кинула на него Тара.
Солнце уже миновало большую часть восточной стороны неба, и слепни кружились вокруг него, как электроны; через несколько миль он решил, что дальше идти не может. И поэтому сел. Прошло несколько минут. Старый бронзовый «кадиллак» остановился рядом с ним. Медленно и торжественно опустилось окно. Старый негр спросил, не подвезти ли его.
— Ох да, спасибо вам.
Он влез в машину. Водитель спросил:
— Куда вы направлялись?
— В Брунсвик.
— И собирались пройти пешком весь путь до города? Это долгая дорога.
— Да, сэр. И вот видите, я сдался.
— Возьмите себе попить. Посмотрите в кулере сзади.
— Спасибо, — сказал Ромео. Он дотянулся до заднего сиденья и открыл емкость со льдом. В нем стояло несколько банок содовой, плавающих в мутной воде. Ромео взял банку с лимоном и лаймом.
— Я везу содовую для своих внуков, — сказал водитель.
— Поблагодарите их от меня, — сказал Ромео.
— У вас нет машины?
Он подумал, как объяснить, что план был таков: оставить у ручья машину Клио, в которой будет лежать ее тело, и вернуться в город с Шоном и Ботрайтами, но план рухнул, все уехали, оставив его, а ключ от машины Клио, наверно, был у нее в кармане.
Для рассказа это была слишком запутанная история.
Так что он просто сказал:
— Я поехал на вечеринку с девушкой. В ее машине. А она уехала с другим.
— М-да… Я понимаю. Чувствуешь себя последним дерьмом, да?
— Да.
— Я и не сомневался. Как давно вы встречались с этой девушкой?
— Да я с ней вообще не встречался. Я собирался убить ее. Но все пошло кувырком. И теперь не знаю, что делать.
Больше они не обменялись ни словом, пока не добрались до города.
В том взгляде, который Тара бросила на него у ручья, не было вызова. В нем звучал факт: она необъятна, как вселенная, а Ромео — мал и жалок. Она полна силы и мощи, а Ромео бессилен. Она в сердце Шона, а для Ромео вообще нет места нигде.
Он подумал: Шон вроде сказал, что пришло время милосердия? Будто это он выбирал время. Но на самом деле Тара со своей силой нанесла ему поражение — одолела их обоих.
Откуда она обрела такую мощь и уверенность? Они пришли из любви.
Когда они очутились в Брунсвике, старик предложил подвезти его до места назначения, и Ромео с благодарностью принял его предложение. Они подъехали к стоянке, где Ромео оставил свою машину. Он сказал старику:
— Будьте любезны остановиться здесь.
Тот подрулил поближе, Ромео выбрался из машины и сказал:
— Благодарю вас. Полагаю, мои слова расстроили вас. Прошу прощения.
— Все в порядке, — ответил мужчина.
— Вы хотите допить содовую или я могу выкинуть банку?
— Возьми ее, сынок. И не позволяй, чтобы эта женщина унижала тебя. — Затем он уехал.
Ромео вернулся к патрулированию. Что еще он мог делать?
Но за рулем он думал: «Если Тара такая сильная, если она так любима, обожаема и вообще избрана Богом, заставь ее страдать. Надели Тару страданиями».
ШОН с Ботрайтами ждали больше двух часов. Наконец из реанимационного отделения вышла мать Клио и сказала, что ее дочь идет на поправку.
Пэтси обняла ее. Они обе рассмеялись. Пэтси рассказала ей, как Шон героически мчался в больницу. Женщина сжала руки Шона и поцеловала их, сказав:
— Когда я увидела вас по телевидению, сразу поняла, что вы хороший человек. — На глазах ее были слезы.
— Я вообще никогда не видел, — признался Джейс, — чтобы так быстро ездили. Даже на гонках НАСКАР.
Все рассмеялись. Мать Клио сказала:
— Шон, вы святой человек!
Они вышли из помещения. Тут уже толпились телевизионщики и репортеры:
— Шон! Почему вы здесь оказались?
— Шон! Это правда, что вы спасли девушку, которая собиралась покончить с собой?
— Шон! Как вы узнали о ней?
— Как вы нашли ее?
— Шон!
— Шон! Это правда, что вас привел к ней голос Бога?
БАРРИС заступил на смену в три часа. По обычаю он пристроился за рощицей олеандров на 17-й и стал ждать любителей быстрой езды. Чувствовал он себя измотанным и опустошенным, и никакие мысли не приходили ему в голову, кроме самых отвратных. Он припомнил сегодняшнюю встречу с Митчем Ботрайтом и каким дураком он себя выставил. Он потрогал вьющуюся прядь на лбу и подумал, почему бы ему не избавиться от нее. Затем удивился: какого черта он думает о такой ерунде. Он никак не мог отделаться от мыслей о своих глупостях. Любит ли его Нелл, уважает ли его шеф, стоит ли ему побрить голову и так далее. Почему он не может думать о вещах духовных, возвышенных, важных?