— Дорогая, если все в порядке, я лучше просто… просто лягу здесь… и просто посплю немножко…

— Спать будешь потом. Шевелись. — И она потащила ее за собой.

— Стоять! — потребовал Ромео.

Но Тара даже не посмотрела на него.

— Я начну убивать! — сказал он.

— Хорошо, но сначала убей меня. Ее ты уже убил. Теперь моя очередь.

— Я убью твоего брата, — сказал Ромео. — Прикончу всех. Немедленно. В любом случае!

И только сейчас Тара обернулась. Она бросила на него беглый возмущенный взгляд. А затем сказала Клио, чтобы та пошевеливалась.

— Немедленно! — снова заорал он. Перевел пистолет на отца.

Тара краем глаза заметила это движение. Она не остановилась. Рывком откатив заднюю дверь «либерти», она помогла Клио влезть в машину. Все это время она ждала звука выстрела.

Затем Тара услышала голос Шона:

— Дай им уехать.

Ромео вроде смутился:

— Что?

— Опусти пистолет, — сказал Шон.

— Это цена, — продолжал настаивать Ромео. — Цена, которая обговорена. Они знали эту цену!

— И они уплатили ее, — ответил Шон.

— Пришло время кары!

— Не сейчас, — сказал Шон. — Сейчас пришло время милосердия. Давай доставим ее в больницу, Митч, двинулись.

Он помог отцу встать. И сказал Таре:

— Давай поторопимся. Я поведу машину.

Все сели в салон. Но прежде чем Тара успела закрыть дверцу, она услышала слова Ромео, сказанные этим странным далеким голосом школьника:

— Они что, забыли о Ромео? Они что, забыли о цене?

Шон включил двигатель и с грохотом сорвался с места. По земляной дороге Грин-Свамп-Роуд он летел под 70 миль в час, а на Купер стал выжимать все девяносто. Шины визжали на поворотах. Он кинул свой сотовый Пэтси на заднее сиденье и сказал:

— Вызывай больницу. Скажи им, чтобы они были готовы встретить нас.

Он пролетел I-95 и, не обращая внимания на встречное движение, проскакивал на красный свет. Он уходил вправо, резко брал повороты и сигналами разгонял испуганных водителей. Джейса на заднем сиденье стало мутить, и он стонал. У Митча глаза вылезали из орбит. Пэтси забилась в угол и молчала. Но Шон не мог сбросить скорость: дорога была каждая секунда. Жизнь Клио висела на ниточке, и единственное, что еще держало ее в этом мире, была Тара. Разговаривая с ней, она вела ее через Долину смерти. Шон не снимал руку с клаксона, и кварталы летели мимо. Он повернул направо на Алтаму, следуя указателю «Больница».

Время для милосердия. Время для любви, нежности и светлого прощения.

Он свернул налево на Шрайн-Роуд и подрулил к подъезду скорой помощи. Врачи уже ждали. Они тут же переложили Клио на каталку и позволили Таре сопровождать ее.

Шон посмотрел на часы на приборной панели. Прошло всего четырнадцать минут после того, как они покинули берег ручья. Какой-то шанс есть?

Он с Ботрайтами остался ждать в приемной. Через полчаса влетела мать Клио, почти обезумевшая от страха. Вышел какой-то санитар и проводил ее.

Вокруг, чтобы посмотреть на Шона и Ботрайтов, сновали сестры и ординаторы. Один из них даже набрался храбрости спросить:

— Это вы выиграли джекпот, правда?

Пэтси кивнула.

Нянечка сказала:

— Дух Божий почиет на вас.

А другая пробормотала:

— Аминь.

РОМЕО пробирался сквозь палящую жару. На карте дорога Грин-Свамп казалась прохладной и тенистой, но на самом деле ее прямая линия была залита беспощадным солнцем, повсюду трещали цикады, а Ромео казалось, что у него распухли мозги от того взгляда, что кинула на него Тара.

Солнце уже миновало большую часть восточной стороны неба, и слепни кружились вокруг него, как электроны; через несколько миль он решил, что дальше идти не может. И поэтому сел. Прошло несколько минут. Старый бронзовый «кадиллак» остановился рядом с ним. Медленно и торжественно опустилось окно. Старый негр спросил, не подвезти ли его.

— Ох да, спасибо вам.

Он влез в машину. Водитель спросил:

— Куда вы направлялись?

— В Брунсвик.

— И собирались пройти пешком весь путь до города? Это долгая дорога.

— Да, сэр. И вот видите, я сдался.

— Возьмите себе попить. Посмотрите в кулере сзади.

— Спасибо, — сказал Ромео. Он дотянулся до заднего сиденья и открыл емкость со льдом. В нем стояло несколько банок содовой, плавающих в мутной воде. Ромео взял банку с лимоном и лаймом.

— Я везу содовую для своих внуков, — сказал водитель.

— Поблагодарите их от меня, — сказал Ромео.

— У вас нет машины?

Он подумал, как объяснить, что план был таков: оставить у ручья машину Клио, в которой будет лежать ее тело, и вернуться в город с Шоном и Ботрайтами, но план рухнул, все уехали, оставив его, а ключ от машины Клио, наверно, был у нее в кармане.

Для рассказа это была слишком запутанная история.

Так что он просто сказал:

— Я поехал на вечеринку с девушкой. В ее машине. А она уехала с другим.

— М-да… Я понимаю. Чувствуешь себя последним дерьмом, да?

— Да.

— Я и не сомневался. Как давно вы встречались с этой девушкой?

— Да я с ней вообще не встречался. Я собирался убить ее. Но все пошло кувырком. И теперь не знаю, что делать.

Больше они не обменялись ни словом, пока не добрались до города.

В том взгляде, который Тара бросила на него у ручья, не было вызова. В нем звучал факт: она необъятна, как вселенная, а Ромео — мал и жалок. Она полна силы и мощи, а Ромео бессилен. Она в сердце Шона, а для Ромео вообще нет места нигде.

Он подумал: Шон вроде сказал, что пришло время милосердия? Будто это он выбирал время. Но на самом деле Тара со своей силой нанесла ему поражение — одолела их обоих.

Откуда она обрела такую мощь и уверенность? Они пришли из любви.

Когда они очутились в Брунсвике, старик предложил подвезти его до места назначения, и Ромео с благодарностью принял его предложение. Они подъехали к стоянке, где Ромео оставил свою машину. Он сказал старику:

— Будьте любезны остановиться здесь.

Тот подрулил поближе, Ромео выбрался из машины и сказал:

— Благодарю вас. Полагаю, мои слова расстроили вас. Прошу прощения.

— Все в порядке, — ответил мужчина.

— Вы хотите допить содовую или я могу выкинуть банку?

— Возьми ее, сынок. И не позволяй, чтобы эта женщина унижала тебя. — Затем он уехал.

Ромео вернулся к патрулированию. Что еще он мог делать?

Но за рулем он думал: «Если Тара такая сильная, если она так любима, обожаема и вообще избрана Богом, заставь ее страдать. Надели Тару страданиями».

ШОН с Ботрайтами ждали больше двух часов. Наконец из реанимационного отделения вышла мать Клио и сказала, что ее дочь идет на поправку.

Пэтси обняла ее. Они обе рассмеялись. Пэтси рассказала ей, как Шон героически мчался в больницу. Женщина сжала руки Шона и поцеловала их, сказав:

— Когда я увидела вас по телевидению, сразу поняла, что вы хороший человек. — На глазах ее были слезы.

— Я вообще никогда не видел, — признался Джейс, — чтобы так быстро ездили. Даже на гонках НАСКАР.

Все рассмеялись. Мать Клио сказала:

— Шон, вы святой человек!

Они вышли из помещения. Тут уже толпились телевизионщики и репортеры:

— Шон! Почему вы здесь оказались?

— Шон! Это правда, что вы спасли девушку, которая собиралась покончить с собой?

— Шон! Как вы узнали о ней?

— Как вы нашли ее?

— Шон!

— Шон! Это правда, что вас привел к ней голос Бога?

БАРРИС заступил на смену в три часа. По обычаю он пристроился за рощицей олеандров на 17-й и стал ждать любителей быстрой езды. Чувствовал он себя измотанным и опустошенным, и никакие мысли не приходили ему в голову, кроме самых отвратных. Он припомнил сегодняшнюю встречу с Митчем Ботрайтом и каким дураком он себя выставил. Он потрогал вьющуюся прядь на лбу и подумал, почему бы ему не избавиться от нее. Затем удивился: какого черта он думает о такой ерунде. Он никак не мог отделаться от мыслей о своих глупостях. Любит ли его Нелл, уважает ли его шеф, стоит ли ему побрить голову и так далее. Почему он не может думать о вещах духовных, возвышенных, важных?