Сейчас ему не нужны были беседы с местными воинами, не нужна никакая аргументация, убеждения и доказательства. Семя брошено, оно должно укорениться, поселиться в душах и разумах. Яркие чудеса скорее шокируют людей, нежели привлекают к их исполнителю. Слухи — инструмент более тонкий, надежный и ничуть не пугающий. Зачастую им верят даже больше, нежели собственным глазам. Вот увидел боярин волшебный платок, услышал, что Лесослав — воин из дружины Сварога, но ни разу не поверил, за наваждение принял. А услышь он то же самое шепотом от Велиги — засомневался бы, стал поглядывать с любопытством, колебаться: а вдруг, и правда такое случается?

Вчера Ротгкхон сделал все, что нужно: показал маленькое чудо и сказал, откуда оно исходит. Теперь пусть ползут слухи, пусть появляется сомнение и любопытство. Пусть дружинники узнают, что еще при жизни Сварогу можно служить напрямую, прямо в его божьей рати. Когда эта мысль укоренится, когда перестанет казаться невероятной, не станет вызывать отторжения своей невероятностью — настанет час для второго шага его миссии.

Долго прикидываться спящим не получилось — вскоре появились мастеровые, застучали топорами, начали копать ямы. Волей-неволей пришлось вставать, умываться, подтягиваться к котлу, в котором уже кипела, развариваясь, перловка с крупными ломтями сала.

Ратники поглядывали на Лесослава с опаской, но не шарахались. Как-никак, уже ходили вместе в дозоры, вместе брали булгарский кордон. Знали, что свой человек, без гнилья. Да и чудо иноземец показал обыденное, понятное любому служивому человеку: особо прочную броню, очень похожую на привычную дружинникам гибкую текучую кольчугу, но полегче и покрепче. Учуди Ротгкхон вместо этого какое-нибудь огненное шоу со светящимися пятиногими великанами или вызыванием из глины железных клыкастых ридеров на гусеничном ходу — его теперь обходили бы с ужасом далеко-далеко стороной. В лучшем случае. А в худшем — сожгли бы от греха как чудище неведомое, пока земле родной не навредил. А так — странно, но обыденно…

Умывшись, вербовщик первым подошел к боярину Валую, негромко сказал:

— Я так мыслю, друже, княжич не зря нас вчера об опасности упреждал. Надобно настороже быть. А ратники твои, на опыт свой надеясь, копья все у стены оставили, щиты в другой стороне свалены, подшлемники сняты у всех… Как бы беды не вышло.

Боярин согласно кивнул, но ничего не ответил, колеблясь с ответом.

— Да, понимаю, — пожал плечами Ротгкхон. — Коли попрекаю, сам должен первый пример показать.

Он не торопясь открыл поясную сумку, достал толстую войлочную тюбетейку размером с половину головы, насадил на макушку, потом вытянул и встряхнул платок, повязал поверх своего простейшего подшлемника и подмигнул боярину:

— Не удивляйся! Вскорости у вас у всех такие будут!

— Ты и вправду видел Сварога? — вдруг спросил Валуй.

— Нет, — вздохнул вербовщик. — Рати его зело велики есть, я же лишь простой человек служивый. Мне хоть краем глаза его углядеть не легче, нежели дворне твоей великого князя Русского повстречать.

— Может статься, князь однажды из стольной Русы своей и ко мне на двор завернет, — ответил боярин.

— Может статься, службой своей я такой награды добьюсь, которую Сварог сам вручить пожелает, — пожал плечами Ротгкхон. — А может, мы добьемся этого вместе.

— Кулеш дозрел, боярин! — прервал их разговор Велига. — Извольте потчеваться.

— Подшлемники наденьте, — резко ответил ему Валуй. — В походе чай, не на дворовых посиделках. И шлемы с бармицами. Щиты раскидали где ни попадя… А я за вас пред княжичем, как за лучших бойцов дружины, поручился! Ну-ка, снарядитесь быстро! Потом снедать будете…

Пока ратники занимались разными хлопотами, мастера выкопали ямы примерно в свой рост глубиной, в них под сапогами даже захлюпали грунтовые воды. В ямы поставили толстые двухобхватные бревна, наклонили навстречу друг другу, споро обтесали топорами, добившись плотного прилегания «домиком», как на стропилах двускатной крыши, стянули влажными широкими ремнями, снизу привязали еще бревно, поперечное. Получились могучие козлы, способные выдержать даже маршевый реактор среднего десантного бота. После этого ямы были засыпаны, и мастера взялись за коловороты, высверливая отверстия в верхних концах «козлов». К полудню они перешли к хлысту, удивившему вчера своей длиной, — коловоротами прокрутили сквозную дыру, окружили насечками и… ушли.

— И это все? — не понял Ротгкхон, с интересом наблюдавший за строительством.

— За черной сотней отправились. — Боярину это зрелище было явно не в новинку. — Впятером с бревном не управиться.

Валуй оказался прав — уже через полчаса возле «козлов» собралась изрядная толпа молодых ратников. Они облепили комель хлыста, продели через отверстия веревки, дружно навалились… Огромное бревно дрогнуло, поднялось, легло на поперечину «козлов», поползло вперед. Когда отверстия в стволе и вверху конструкции совпали, помощники отступили, превратившись в наблюдателей, а мастера, подсунув под хлыст маленький пенек, принялись опутывать его веревками.

— И что это будет? — не понял Ротгкхон. — Какой-нибудь хитрый суперлук?

Подвешенное веревками на весу, длинное бревно смотрело точно на середину ближней булгарской башни. То есть не совсем на весу — длинный конец лежал на земле, а вчетверо более короткий комель целился во врага.

— Неужели в твоей великой и могучей империи не знают этого простого, но очень могучего оружия? — рассмеялся боярин Валуй. — И это держава, желающая покорить весь мир?

Мастера тем временем начали опутывать веревками комель, привязывая к нему мягкие и объемистые корзины, сплетенные из вездесущего рогоза. Юные черносотенцы зашевелились, разобрали сваленные еще с вечера на берегу мешки и, взявшись за лопаты, стали копать землю прямо из-под ног. Наполненные емкости плотники затягивали наверх и опускали в корзины. Вскоре комель перевесил: хлыст дрогнул, провернулся на веревках и встал вертикально.

— Какой же я дурак! — хлопнул себя по лбу Лесослав. — Это же катапульта!

— Мо-о-ост!!! — закричало сразу несколько дружинников. — Мост!

В ответ с разных сторон гулко зазвучали тревожные била. Ротгкхон провернулся на пятках и увидел, как в двухстах саженях опускается через реку широкий мост главных ворот Ондузы. Даже не дожидаясь, пока пролет коснется противоположной стороны, через него уже вылетала закованная в панцири и кольчуги конница в шлемах с разноцветными флажками и столь же яркими мохнатыми кисточками под наконечниками копий.

— Кованая рать! — крикнул Ротгкхон, поправил платок на голове и перехватил боковинное копье двумя руками.

— Строй, строй, строй!!! — захлопал в ладони боярин Валуй.

Муромские ратники, расхватав оружие, быстро выстроились в два ряда между избой, возле которой ночевали, и береговым откосом. Убедившись, что все в порядке, сотник поднял свой щит, забрал рогатину и встал во второй ряд слева, к самой стене. Никто ни на миг не сомневался, зачем защитники Ондузы рискнули на вылазку и куда будет направлен сокрушающий удар булгарской конницы.

— Двадцать… Полста… Восемь десятков… Сто… — шепотом прикидывал Лесослав число врага. — Полтораста… Две сотни… Великие друиды, простите за все мною сотворенное и не исполненное…

Удар полусотни всадников плотный строй двадцати копейщиков имел шанс выдержать. Сотни — уже нет. Ондуза решила не рисковать и плеснула против почти готовой стенобитной машины силу, которая, без сомнения, снесет и вытопчет на своем пути все живое и неживое.

Ротгкхон чуть попятился — в строю для него все равно места не имелось — оглянулся, махнул рукой мастерам и «черным» новикам:

— Во-он! Уходите! Уметайтесь отсюда! Бегите!

Юнцы, выхватывая истертые мечи, попытались что-то ответить, но времени на споры в нарастающем топоте копыт уже не оставалось…

— Ул-ла-а-а!!! — С грозным воем конная лава налетела на тонкую стену из двадцати пеших муромцев. Опущенные пики врезались в щиты, раскалывая и пробивая их, протыкая броню и тела — но одновременно кони и всадники налетели грудью на опертые в землю рогатины, легко прошивающие насквозь лошадь вместе со всадником, прочные и неустрашимые, и кровь фонтанами ударила в стороны из разорванных артерий, вспоротых тел, переломанных конечностей. Инерция атаки оказалась слишком велика — даже мертвые скакуны и их всадники падали вперед, на головы дружинников и их тела, давя и опрокидывая, кувыркаясь к самым ногам Лесослава. А свежие, злые и ярые булгары перескакивали через мертвых соратников, целясь десятками наконечников в последнего защитника катапульты.