В опочивальне бабушки жарко горел камин. Марфа сидела с ногами в кресле, закутавшись в халат на меху, поднеся к губам наконечник кальяна.

Белла молча прошла в комнату и, сев на ковер, привалилась головой к коленям бабушки.

— Он завтра придет делать предложение, — наконец, сказала Белла. Девушка подняла голову и встретилась со спокойным взглядом зеленых глаз. «Бабушка, но как, же это будет?»

Марфа затянулась, и, выпустив пахнущий розами дым, ответила, положив руку на каштановые, густые локоны: «Не скажу, что легко, девочка моя. Ну да он сам тебе все расскажет, я не буду. Но ты справишься, на то, ты и дочь Ворона».

Белла нашла теплую ладонь, и, прижавшись к ней щекой, кивнула: «Да, справлюсь».

В большое, в мелком переплете, окно кухни били яркие, утренние лучи солнца. Белла, — в простом, темном шерстяном платье, в холщовом переднике, перевернула бекон на противне, что висел над очагом, и, напевая, сняла со второго очага — оловянный кофейник.

Пахло жареным хлебом и кофе, и Джон, остановившись на пороге, подумал: «Господи, какая она красивая. Только я должен, должен, все ей рассказать. Иначе нельзя. Только бы она поняла».

— Ты вчера парадную дверь не закрыла, — сказал он тихо, снимая плащ. «Ты прости, я не мог ждать так долго».

Медная лопатка упала на каменные плиты пола, и Белла, обернувшись, распахнув глаза, спросила: «Что случилось?».

Джон набросил ее плащ на высокую спинку стула и попросил: «Иди сюда».

Мужчина взял ее руки в свои, и, наклонившись, прижавшись к ним губами, шепнул: «Я тебе должен сказать кое-что. Надо было вчера, но…, - он не закончил и замолчал.

Белла поцеловала темные, с чуть заметной сединой волосы, и, оглянувшись, присев на край стола, тихо ответила: «Конечно, любимый».

Он поднял светло-голубые глаза и Белла подумала: «Какой бледный. Господи, что бы там ни было, я все пойму, все. Я ведь совсем, совсем не могу без него жить».

— Обними меня, — попросила девушка. «Обними, и рассказывай, пожалуйста, Джон».

Белла слушала тихо, почти не дыша, а потом сказала: «Мне так жаль, так жаль, любимый. А что ты о Мирьям говорил — я все понимаю. Я знаю, как это — когда одиноко, — девушка потерлась головой о его плечо. «Все хорошо, любовь моя, — она быстро поцеловала его, и Джон жалобно попросил: «Еще, пожалуйста».

— Сколько угодно, — выдохнула Белла и оказалась в его объятьях — вся, пахнущая теплом и свежестью, с засученными рукавами платья, легко, прерывисто дышащая.

— Из меня бы вышел неплохой кок, — вдруг усмехнулся Джон, прижавшись губами к ее уху.

— Ты помнишь? — удивилась девушка.

— Ну конечно, как мне такое забыть, — он счастливо рассмеялся. «Входит этакая девчонка, оглядывает меня с головы до ног, и ставит на место».

— А где это место? — она откинула голову назад и подставила ему белую, мягкую шею.

— Вот тут, — вдруг, серьезно ответил мужчина и опустился на колени. «Белла, любимая, я был бы так счастлив, если…

— Да, — она спрыгнула на пол. Наклонившись, целуя его, она ответила: «Да, конечно, Джон!»

Марфа, что стояла в дверях, вдохнула запах горелого бекона, и, тихо рассмеявшись, повернувшись, — распахнула настежь парадную дверь дома.

Сити просыпалось — скрипели телеги, что ехали на Биллинсгейт, переругивались возницы, с реки доносились крики лодочников, и Марфа, накинув короткую, соболью шубку, что лежала на сундуке — вышла во двор.

На заснеженной дорожке сидел большой, черный ворон.

Женщина усмехнулась, и, наклонив голову, сказала: «Да все хорошо. Лети, дорогой мой».

Птица покружила над крышей усадьбы Кроу, и, встав на крыло, — исчезла в сиянии морозного, алого рассвета.

Джон прошел по влажным доскам, что лежали посреди верфи, и, остановившись, подняв голову, присвистнул.

Николас Смолл перегнулся через пахнущий свежим деревом борт бота и, широко улыбаясь, сказал: «Руки не подаю, мы тут все в смоле. Но она готова, — мастер ласково погладил обшивку.

— Мы с Дэниелом ее сейчас приведем на тот берег и пришвартуем, а дальше уж — вы сами, — Николас почесал в русой бороде и вдруг подмигнул Джону: «Ну да ты не бойся, твоя невеста многих моряков, что я знаю, за пояс заткнет».

— Я вовсе не боюсь, — счастливо отозвался Джон, поднимаясь на стапеля, осматривая бот. «В пролив, конечно, на ней ходить нельзя, — задумчиво сказал мужчина, — да нам в пролив и не надо. Так, у берегов».

— Ну, — Николас наклонился над бортом, промазывая швы смолой, — у берегов она себя ведет отлично. Вы в Саутенд на медовый месяц?»

— На неделю, — хмыкнул Джон. «Работы много, и так — наверняка и туда какой-нибудь гонец доберется. Вы только название холстом закройте, завтра мы сами снимем».

— Ну конечно, — ответил Дэниел, проверявший снасти. «Нам, кстати, мальчики мои из школы помогали строить, а девочки — паруса шили. Ну, тут их и немного, парусов, вдвоем вы как раз управитесь. Внизу каюта с умывальной и камбуз».

Джон спустился по узкому, крутому трапу, и толкнув дверь каюты, встал на пороге. Высокая койка была застелена собольим одеялом, на полу лежал толстый, мягкий персидский ковер, в открытом рундуке поблескивали бутылки вина.

— Жалко, что Мирьям и Хосе не приедут, — подумал Джон, оглядывая небольшую, уютную умывальную. «Ну, да у них дитя еще маленькое совсем. А как это там Констанца написала? — он невольно усмехнулся.

— Поскольку в церковь я все равно не хожу, то, когда я вернусь, мы все вместе отправимся по Темзе — на свадебную прогулку. Пока я тут, в Амстердаме, сделаю Белле хорошую подзорную трубу и привезу подарки от мистера Майкла. Передавай ей мою любовь, и скажи, что я очень жду племянников — чтобы преподавать им математику, — Джон рассмеялся и, посмотревшись в простое, в дубовой раме, зеркало, сказал себе: «Ну, вот и все, дорогой мой. Тихая гавань».

— Ну, я рад, — сказал король, вытирая разгоряченный лоб шелковой салфеткой. «Хорошая семья, только скажи мне, почему они так упрямо не хотят титул? Моя тетка им предлагала, я — тоже, а они все отказываются. Были бы эсквайрами, земли бы получили».

Джон отдал пажу ракетку и задумчиво сказал: «Они — Кроу, ваше величество».

— Ты прав, — хмыкнул Яков, принимая серебряный бокал с холодным вином. Он выпил и вдруг усмехнулся: «Хорошо, что Ворон погиб до того, как я взошел на престол. Я бы его непременно повесил, не знаю, как моя тетка терпела все его выкрутасы».

— Терпела, — тихо сказал Джон. «И сыновья его тоже — их уже нет в живых, ну, да я говорил вам, Ваше Величество, о «Независимости», корабле Николаса Кроу, уже который год ничего не слышно».

— А ты молодец, — Яков потрепал его по плечу, — Ворон, наверняка после себя немаленькое наследство оставил, ну, да впрочем, ты у нас и сам — не беден. А ты что хочешь в подарок? — озабоченно спросил король. «Третий титул тебе, наверное, не нужен?»

— Не нужен, — согласился Джон, снимая пропотевшую рубашку.

— Маленький, но крепкий, — одобрительно сказал король. «Такие, как ты — лучше на поле боя, поворотливей и быстрее".

— Я, Ваше Величество, — ответил Джон, вытираясь, — посвятил свою жизнь тому, чтобы в моей стране воцарился мир. И, пока я жив, так оно и будет, обещаю вам. А в подарок, — он рассмеялся, и стал натягивать свежую рубашку, — дайте мне неделю отпуска.

— В Лондоне — утвердительно сказал Яков.

Джон только вскинул бровь.

— Не дальше сорока миль, — король вздернул голову и подождал, пока ему застегнут камзол, — чтобы гонец за один день успел обернуться.

Джон вздохнул, глядя на веселое, уже почти весеннее солнце за большими окнами теннисного зала.

— Так, — Марфа зашнуровала на внучке корсет, и, отступив на шаг, осмотрела ее, — мистрис Доусон, давайте диадему.

Экономка всхлипнула и бережно, едва касаясь, сняла с бархатной подушки, что лежала на комоде, играющую изумрудами и бриллиантами диадему.

Белла наклонила голову, — каштановые, распущенные волосы упали на прикрытые нежным, жемчужного цвета шелком, плечи и Марфа, полюбовавшись внучкой, шепнула: «Клык-то где?»