— На самом деле я уговаривала себя не думать о ней до завтра, — возразила Диана.
— Прекрасно.
Нортон накинул на плечи купальный халат, точно такой же, как у нее.
— Пойдете к себе или останетесь позагорать?
— Если я хочу, чтобы мои волосы имели приличный вид к ужину, придется заняться ими прямо сейчас, — сказала она с огорчением. — Жаль. Здесь сейчас просто замечательно.
Он кивнул.
— Я немного посижу, потом еще искупаюсь. Увидимся позже.
Диана улыбнулась и не спеша пошла прочь, чувствуя, что ей хочется остаться, затем нахмурилась, вдруг удивившись тому, как сильно ей этого хочется. Странно! Нортон Брент не имел ничего общего с тем типом мужчин, к которому она обычно тяготела. И вообще, к скольким мужчинам она чувствовала влечение за последнее время? Ни к одному. Для этого существовала серьезная причина. Причина, о которой ей хотелось думать еще меньше, чем о завтрашней тяжелой встрече с Китти.
Диана привыкла путешествовать налегке и, если бы ужинала одна, надела бы тот же костюм, что и вчера. Ужин с Нортоном требовал больших усилии. Хотя, подумала она с иронией, в том состоянии, в котором он находился вчера во время их первой встречи, он вряд ли был способен что-нибудь заметить, даже если бы она надела мешок из-под картошки. Несколько удивляясь своим действиям, она даже включила дорожный утюг, чтобы разгладить складки оливково-зеленого платья из чесучи, которое решила надеть. Приняв душ и вымыв голову, Диана с особой тщательностью занялась своим лицом и прической. Она с тревогой взглянула на свое отражение в зеркале, сознавая, что давно не испытывала подобного волнения перед встречей с мужчиной. А Нортон Брент был совсем неподходящей фигурой, если вспомнить, что не пройдет и суток, как он нарушит спокойствие в ее семье. Достаточно об этом на сегодня, твердо сказала она себе. Что бы ни случилось завтра, нет причин отказывать себе в удовольствии приятно провести вечер. А то, что ее ожидает, может и потерпеть.
Уделив своей внешности, непривычно много времени и внимания, она была сполна вознаграждена реакцией Нортона, ожидавшего ее в баре. Перед тем как усадить Диану на диван, он окинул ее одобрительным взглядом.
— Диана, вы выглядите великолепно. Скажите, — добавил он, пряча улыбку в уголках рта, — вы всегда подбираете одежду под цвет ваших чудесных глаз?
— Чаще да, чем нет, — сказала она небрежно. Он засмеялся и попросил официанта принести бутылку шампанского.
— Шампанское? — удивилась она. — Появились новости о Дрю? Есть что праздновать?
— Никаких новостей, но я думаю, что мы все равно выпьем шампанского просто, чтобы отметить событие, — объяснил он, в то время как официант открывал бутылку марочной «Вдовы Клико».
— Какое событие? — спросила Диана, когда официант ушел.
Нортон, одетый в легкий светлый костюм, в белой рубашке и с красным шелковым галстуком, очевидно, также приложил немало стараний, чтобы выглядеть соответствующим образом. Он посмотрел на Диану с обескураживающей откровенностью, без тени улыбки, которая могла бы смягчить суровые черты его лица.
— Диана, вы красивая, умная женщина, и сегодня я наслаждаюсь вашим обществом. Но завтра я, вероятно, очень огорчу вашу юную сестру, и, когда это случится, у меня будет очень мало надежды на последующие встречи с вами. Так что сегодня особый случай, единственный в своем роде и потому вполне заслуживающий хорошего шампанского в качестве увертюры к произведениям кулинарного искусства шеф-повара отеля и вечеру с женщиной, с которой я хотел бы познакомиться при иных обстоятельствах.
Он поднял свой бокал.
— За ваши прекрасные зеленые глаза, Диана Клеаринг!
Диана сидела, молча, пока он пил шампанское, затем подняла свой бокал, ощущая учащенное биение пульса.
— За ваше здоровье, Нортон Брент!
— Спасибо, — сказал он, — ну а теперь расскажите мне о своем впечатлении о Венеции.
Откликаясь на откровенность Нортона, Диана искренне призналась, что благодаря ему она получила гораздо большее удовольствие от этой экскурсии.
— Одна я чувствовала бы себя более скованной и уж, конечно, не пообедала бы так по-королевски, — сказала она, улыбаясь. — Спасибо за чудесный день.
— Который еще далеко не закончился, — подчеркнул Нортон и наполнил ее бокал.
Отпивая шампанское маленькими глотками, Диана рассказала ему, что она перелистала путеводитель, пока сушила волосы, отыскивая названия зданий, которые произвели на нее наибольшее впечатление.
— Хотя, кроме собора святого Марка и Дворца дожей, наиболее ярко я запомнила палаццо со спиральной лестницей.
— В Венецию нужно возвращаться снова и снова, — сказал Нортон. — Сегодняшняя экскурсия — это не более чем скольжение по поверхности.
— В следующий раз я бы хотела прокатиться на гондоле и осмотреть галереи и церкви, — сказала она. — Но лишь Господь знает, когда это осуществится.
— Вы говорили, что должны посетить три отеля. Куда вы поедете после Виваро?
— В Парону. Это город, где Маркус Фишер написал свою драму «Все проходит». Я остановлюсь на вилле «Чезаре», где он когда-то жил и даже принимал в качестве гостьи одну августейшую особу, — объяснила Диана. — Мой босс имеет обыкновение сам осматривать столь романтические места, но в этот раз он доверил составление отчета мне.
— А после этого?
— Вернусь домой в свою квартиру в Илинге. Это достаточно близко от агентства, так что я хожу на работу пешком. Мой отец живет недалеко от Челтнема, и Китти, когда она не в колледже, проводит время то с отцом, то со мной. В этом году она была здесь, и, конечно, мы ужасно скучали без нее.
Внезапно она оборвала рассказ и замахала рукой, отказываясь от шампанского, которое предлагал Нортон.
— Нет-нет, больше не надо, а то я не смогу держать вилку и нож!
— Тогда идемте есть, — немедленно отреагировал он.
Они сели за столик у окна, сквозь которое был виден освещенный парк и отражающаяся в зеркале бассейна луна. Диана тайно призналась себе, что ужин в обществе Нортона действительно превратил этот вечер в особенный, совершенно не сравнимый со вчерашним. Двадцать четыре часа назад она еще даже не была с ним знакома. Их первая встреча была далека от идиллии. Если бы кто-нибудь сказал ей тогда, что она примет приглашение на ужин от этого сердитого, неприязненно настроенного мужчины, который был так резок с ней, она бы не поверила. И вот они вместе за столом при свечах, и ей приятно находиться в обществе Нортона Брента, приятно настолько, что в данных обстоятельствах это граничит с безрассудством. Она постаралась отогнать от себя эту мысль и приступила к омару, который был подан вслед за дыней и сырокопченой ветчиной. Ее вспугнул неожиданно прямой вопрос Нортона о том, есть ли в ее жизни мужчина.
— Нет, — помедлив, сказала она.
— Вы ответили не сразу. Почему?
— Я хотела добавить — не сейчас.
— В жизни такой женщины, как вы, тем более достигшей вашего возраста, должны были быть мужчины, — сказал он, откидываясь на спинку стула.
— И каков же мой возраст, по вашему мнению? — весело отреагировала она.
— Вы говорили мне, что Китти сейчас двадцать и что, когда вам было девятнадцать, ей было десять. Почему вы так удивлены?
— Я не ожидала, что вы так внимательны к деталям, — сказала она, улыбнувшись. — Впрочем, я все равно не стала бы скрывать. Если хотите знать точно, в сентябре мне будет тридцать, но мой возраст волнует меня в последнюю очередь.
— Вполне возможно. Я старше вас на девять лет, но еще не считаю себя развалиной.
Эти слова невольно развеселили ее, лишь только она взглянула на его долговязую фигуру.
— Что вас так рассмешило? — спросил он.
— Я просто подумала, что трудно вообразить что-нибудь менее разваливавшееся.
— Спасибо, мада-ам, — сказал он, нарочито растягивая слова, и наклонился вперед. — Скажите, Диана, почему, когда я спросил вас, всегда ли вы носите зеленое, на вашем лице появилось такое странное выражение?