Изменить стиль страницы

Не Хейден ли возбудил подозрение в хищениях, которые вынудили Лидию Барри уйти из юридической фирмы «Оглсби и Розенберг», окутанную тучей недостоверных обвинений, которые запятнали и, возможно, положили конец ее карьере?

Это слишком, думал Майлс. Предполагать причастность Хейдена ко всему этому — явный перебор. Совсем разные вещи.

— Вы его изображаете каким-то сверхзлодеем, — сказал Майлс и позволил себе слегка хмыкнуть, чтобы она поняла, до чего это глупо.

Но Лидия лишь с ожиданием подняла одну бровь.

— Моя сестра пропадает три года, — сказала она. — Для меня это не юмористический рассказ из книжки. Я отношусь к этому очень серьезно.

И Майлс невольно покраснел.

— Что ж, — сказал он, — понимаю. Вовсе не хочу преуменьшать случившееся.

Он опустил глаза на свои руки, на аккуратные стопки бумаг, которые она выложила ему на обозрение, глядя на фотокопии газетных заголовков. «Прокуратура США обвиняет 11 человек в массовом мошенничестве с идентификацией личности», — прочел он. Что сказать?

— Не пытаюсь его оправдать, — сказал Майлс. — Просто говорю, что это за пределами вероятности, понимаете? Он один. Фактически… я вырос с ним вместе, фактически он не такой уж и гений. То есть, если сделал все, что вы думаете, разве его уже кто-нибудь не поймал бы?

Лидия Барри склонила набок голову и, когда он встретился с ней взглядом, удержала его взгляд.

— Майлс, — сказала она, — вы ведь просмотрели не всю информацию, которую я здесь собрала, правда? Возможно, мы — вы и я — имеем уникальную возможность передать вашего брата в руки правосудия. Постараться помочь ему, вылечить, если хотите. Заставить ответить за свои поступки. Возможно, он не «сверхзлодей», как вы выразились, но, по-моему, мы оба согласны, что он опасен для себя самого. И для других. В этом мы согласны, Майлс?

— Я не вижу в нем зла, — сказал Майлс. — Он… смутьян, понимаете? Искренне думаю, что почти все это просто игра. Мы в детстве постоянно играли в подобные игры, и теперь во многом продолжается то же самое. Он как бы исполняет роли. Понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — сказала Лидия Барри и подалась вперед с почти грустным, почти сочувственным выражением. — Вы очень сентиментальный, — сказала она, потом чуть улыбнулась, сдержанно, коротко, положив ему на запястье гладкую холодную ладонь. — И очень преданный. Это меня глубоко восхищает.

Он осознал вероятность, что она его поцелует.

Не знал, что думает об этом, но чувствовал в воздухе странную тяжесть, как при падении барометра перед грозой. Она не поняла того, что он ей пытался сказать. В точном смысле она ему не союзница, тем не менее он невольно закрыл глаза, когда она к нему потянулась. Сверхъестественный солнечный свет по-прежнему пробивался сквозь ставни, когда ее рука скользнула к его плечу, и — да — их губы соприкоснулись.

Когда Майлс проснулся утром, Лидия Барри еще спала, и он полежал какое-то время с открытыми глазами, глядя на красные цифры на старом будильнике у кровати. Наконец, принялся осторожно нащупывать под одеялом свои трусы, нашел, осторожно просунул ноги, натянул на бедра. Лидия Барри не шевельнулась, и он прошлепал в ванную.

Так. Неожиданность.

Он не смог удержаться от некоторого довольства собой. Чувствовал легкий подъем. Не привык к такому: не часто прыгает в постель к женщине, даже к сильно пьяной. Критически оглядел себя в зеркале. Подбородок еще не двойной, но почти, если не держать челюсть. Туловище разжирело — образовалась мужская грудь и круглый младенческий животик. Какой стыд! На краю раковины нашлась маленькая бутылочка полоскания для рта, он сунул туда палец, провел по зубам.

Видно, она совсем сумасшедшая. Возможно, поэтому спала с ним. Он разглядел свое лицо, пригладил непослушные волосы, запустил пальцы в густые завитки бороды.

Такая же одержимая, как он сам, если не хуже — более скрытная, использует специализированные методы, более организованна, более профессиональна.Возможно, нашла бы Хейдена раньше, чем он.

Он пустил воду в раковину, смочил щеки.

И оченьпривлекательная. Пожалуй, во многом совсем не его круга. Снова вспомнил фотографию, которую она ему показала, снимок Хейдена с Рейчел Барри, пустоту в желудке при взгляде на их счастливые лица, старую детскую боль.

Почему не я? Почему не меня полюбила красивая девушка? Почему всегда Хейдену все достается?

Когда он вышел из ванной, Лидия Барри уже встала, почти оделась и задумчиво на него оглянулась.

— Доброе утро, — сказала она. На ней был лифчик и трусики, уложенные прежде волосы превратились в копну вроде париков для ведьм, которые продаются в лавке чудес в Кливленде. Макияж почти полностью смазан, глаза измученные, похмельные. Можно точно сказать, что ей вот-вот стукнет сорок, хотя он не считал этот факт неприятным. В помятом неприкрашенном виде она обрела беззащитность, которая пробудила в нем нежность.

— Привет, — робко сказал он и улыбнулся, когда она смущенно поднесла к волосам руку.

И тут увидел оружие.

Это был маленький револьвер, который она свободно держала в левой руке, приглаживая правой волосы, и он смотрел, как она старалась незаметно сунуть его в кейс. Секунду, похоже, надеялась, что он не заметит.

— Черт побери, — сказал Майлс.

И сделал шаг назад.

Пожалуй, никогда не видел оружия в реальной жизни, хотя видел сотни вооруженных людей по телевизору, в кино и видеоиграх. Видел массу убитых, знал, как это выглядит: маленькое круглое отверстие в груди или в животе, кровь расплывается кляксой Роршаха [47]на рубахе.

— Господи Исусе, — сказал он. — Лидия.

Ее лицо дрогнуло. Сначала она как бы понадеялась изобразить невинность — вытаращила глаза, будто бы собираясь сказать: «Что? О чем ты?» Потом, видно, поняла безнадежность подобной тактики, лицо стало холодным и высокомерным; наконец, пожала плечами, сокрушенно улыбнулась.

— Что? — сказала она.

— Револьвер, — сказал он. — Зачем тебе оружие?

Он стоял там в трусах, еще не совсем очнувшись, еще сбитый с толку тем фактом, что занимался сексом впервые за два года, еще прокручивая в голове вчерашний разговор с ней, фотографию Хейдена с Рейчел, пережитую горечь. Лидия Барри вздернула брови.

— Ты не понимаешь, что значит быть женщиной, — сказала она. — Знаю, думаешь, что твой брат не опасен, но будь реалистом. Поставь себя на мое место. Я должна защищать себя.

— Ох, — сказал Майлс. Они стояли друг перед другом, и Лидия положила револьвер на кровать, подняла обе руки, будто это Майлс был вооружен.

— Просто маленькая игрушка, — сказала она. — «Беретта», 25-й калибр. Давно ее ношу, — сказала она. — Не такая смертельная, как остальные. Я бы сказала, скорее для устрашения.

— Понятно, — сказал Майлс, хотя не был уверен. Стоял в длинных трусах со смешным рисунком в виде стручков перца, неуверенно скрестив на груди руки. Голые ноги задрожали, ослабли, и он на секунду подумал, не выскочить ли в дверь.

— Собираешься убить моего брата? — сказал он.

Лидия как будто в изумлении округлила глаза.

— Нет, конечно, — сказала она, и он стоял, смотрел, как она натягивает юбку, застегивает сзади молнию, потом скупо ему улыбается. — Майлс, — сказала она. — Дорогой, вчера я спросила, есть ли у тебя план, и ты ответил, что более или менее полагаешься на импровизацию, когда найдешь брата. Я импровизировать не стану. Когда меня выставили из «Оглби и Розенберг», я на время «простоя» первым делом приобрела лицензии частного сыщика и агента правоприменяющего ведомства штата Нью-Йорк. Что сильно облегчило поиски… Хейдена. — Она решительно сунула руки в рукава блузки. — А приехав в Канаду, первым делом наняла мистера Джоя Итигаитука, лицензированного частного детектива, чтобы не нарушить суверенитет иностранного государства, когда мы доставим твоего брата в тюрьму.

вернуться

47

Роршах Герман (1884–1922) — швейцарский психиатр, предложивший тест исследования личности по толкованию чернильных пятен.