Изменить стиль страницы

— Так поэтому вы собрали чемодан?

— Где ваши вещи? — Дерек весь трясся от волнения, желая схватить девушку за руку и вместе удрать.

Если сейчас уйти с ним — не ради поездки на Багамы, разумеется! — это будет ее маленький триумф и месть Грегу. Она будет выглядеть победителем.

— Ты нас не остановишь! — завизжал младший в лицо старшему.

Но Грегори больше не смотрел на него, его глаза были прикованы к Молли.

— Прошу вас, — тихо сказал он, — не уходите!

Это был не приказ. Это была мольба. Конечно, она больше не могла притворяться, что уходит с Дереком. С ее стороны было жестоко обнадеживать его и дальше, поэтому она мягко сказала:

— Дерек, это не то, что вы подумали! Я ухожу, но не с вами. И чемодан сложен не для поездки на Багамы, а для возвращения в семью.

— Вы взяли деньги! — завопил Дерек. — Грег вас подкупил!

Теперь, когда он повел себя так по-ребячьи, Молли стало меньше беспокоить его уязвленное самолюбие.

— Уходи! — жестко сказал Грег, схватил брата за руку и вывел из дому. Молли вспомнился Брок-мотоциклист, которого Уилфилд вышвырнул вон, и ей стало интересно, касались ли земли ступни Дерека, пока брат помогал ему двигаться к парадной двери.

Грег тут же вернулся, и она быстро сказала:

— И не спрашивайте меня, сколько я хочу. Теперь у вас нет никакой нужды что-нибудь предлагать, чтобы я держалась подальше от Дерека.

— Что ж вы раньше не сказали? — Он удивленно уставился на нее.

— Простите великодушно, — проговорила она со злым сарказмом, — но, как вам известно, характер у меня отнюдь не сахар, и я считала, что щелчок по носу вам не помешает.

— Щелчок по носу? — прорычал он. — Так это он и был? Ну, знаете, вы еще никогда в жизни так не ошибались! Пойдемте прогуляемся.

— Куда?

Похоже, Грег звал в сад. Когда он открыл дверь, Молли сказала:

— Идет дождь!

— Ну и хорошо, — отозвался он. — Воздух чище.

Она покорно шла за ним под дождем, который тем временем превращался в ливень, но ей хотелось узнать, что будет дальше. Он ничего не говорил, пока они не достигли скамейки под конским каштаном, затем усадил ее, но сам остался стоять.

— Вы не интересуетесь Дереком?

— Нет.

— И никогда не интересовались?

— Упаси господь!

— Так какого черта вы сразу не сказали? — Грег не повысил голоса, но ей показалось, что он кричит, вырастая над ней и загораживая деревья и небо. — Почему вы не рассердились, когда я предложил вам отступного? Вы обычно вспыхиваете как фейерверк! Почему не возмутились до глубины души, вместо того чтобы заявить: «Я подумаю»?! Зачем было встречаться с ним, позволять ему думать, что он возьмет вас на Багамы?

Она решила признаться ему, хоть это и могло выглядеть дико:

— Затем, что вы приказали мне не делать этого, а я не желаю подчиняться вашим приказам!

— Великий Боже! — взорвался он. — Так если бы я вам приказал не прыгать в реку, вы бы прыгнули?

— Вчера — очень возможно. — Она заносчиво вскинула голову.

— Ради всего святого, что за игру вы ведете?

— Я ни во что не играю! — А если и играю, договорила она про себя, то только потому, что ты обманывал меня. Молли сидела прямо, будто проглотив шпагу, и сверкала глазами.

— По-моему, вы вмешались потому, что Мэри испугалась, как бы Дерек не втюрился в меня. Она попросила вас пресечь это, так ведь?

— Мэри? Да.

— И Дана сказала, что вы собрались положить этому конец. И Дерек. И вы сами.

— Я собирался. Могу признаться, что не столько ради Мэри, сколько потому, что для меня это был щелчок по носу, как вы выразились. Флирт с Дереком во время танца, а затем ваше обоюдное исчезновение вызвали во мне такую ревность, что я отправился за вами, хотя и боялся увидеть нечто пикантное. — Его лицо помрачнело, а голос стал хрипловатым, напряженным: — Ревность — для меня новое чувство. Я не знаю, как с ней справиться!

— Ревность? — переспросила Молли. — Я узнала ее, когда Дана что-то нежно нашептывала вам на ухо. Да, ревность сильно ранит. — Не выдержав холода официальных отношений, девушка вдруг прижалась к Грегу лицом и сдавленно пробормотала: — Обними меня! Вот как с этим проклятым чувством можно справиться!

Его руки крепко обняли ее. Грегори Уилфилд нуждался в ней так же сильно, как и она в нем. Они слились в безмолвном любовном объятии, и казалось невероятным, что раньше им было неведомо это блаженство.

Потом она спросила:

— А ты… когда?..

— В больнице, в тот первый вечер, — ответил он. — Когда твой дядя был без сознания, а ты говорила ему: «Я так тебя люблю!» Тогда я подумал, что, если бы ты это сказала мне, я бы со смертного одра встал! Многие женщины мне это говорили, но я их не слушал. Это были пустые слова, пока их не произнесла ты.

— А ты никогда этого не говорил! — упрекнула его Молли, и Грег улыбнулся.

— Я говорил себе: терпение, поспешай медленно, не торопи девушку! Надо узнать друг друга, прежде чем произносить такие высокие слова.

Молли жадно слушала.

— Потому что такое признание ко многому обязывает? — сказал он. — И ты это знаешь.

— Да, знаю.

— Так скажи мне! Пожалуйста!

— Я так тебя люблю! — прижалась к нему Молли. И это истинная правда, подумала она, чудесней которой нет.

— Я хочу тебя всю! — признался он, и девушка ошалела от счастья. — И тело и душу!

Он хотел обладать тем, чего не добился от нее еще ни один мужчина. А вот теперь она была готова на все, потому что видела перед собой человека, которого не разглядел никто, кроме нее.

— Я люблю тебя! — Он нежно поцеловал ее.

— Не говори мне, — прошептала она. — Лучше докажи.

— Я могу и то и другое!

В ней поднималось страстное желание близости, дыхание ее прерывалось, она запрокинула голову, и дождь бил ей в лицо. Листва уже не защищала, и Грегори не выдержал:

— Побежали домой! Или я за себя не ручаюсь… Хочешь, чтобы это случилось на лужайке под ливнем?

— Не возражаю, если ты захочешь! — крикнула Молли, и они, держась за руки, выскочили из сада и, хохоча, вбежали через черный ход на кухню. Оба промокли до нитки. Платье прилипло к телу, подчеркивая стройную девичью фигуру. Грег уставился на девушку, оглядывая ее с ног до головы, и она прошептала: — Что ты рассматриваешь?

— Тебя, — ответил он. — И удивляюсь, как бы я делал это под дождем.

Они опустились на кафельный пол, и Молли фыркнула:

— На траве было бы помягче!

— Иногда я буду с тобой заниматься любовью в кухне, — сказал он. — Или под звездами, в кустах, на траве — где угодно. Но в этот раз предпочел бы более традиционное место. Ты не возражаешь?

Внезапно Молли почувствовала себя новобрачной, полной удивления и некоторой робости, когда он вел ее по лестнице в комнату, где она раньше не бывала. Ей хотелось закрыть лицо волосами, как вуалью. Она опустила глаза, чувствуя, как, раздевая ее, Грег гладит ей кожу.

Вряд ли нужно было ему помогать. Действуя проворно и ловко, он снял с нее одежду. Сквозь опущенные ресницы Молли видела, как он раздевается, и ей казалось, что она узнает каждую ложбинку и выпуклость этого мускулистого тела, словно они уже давно были любовниками.

Он отнес ее в постель и стал целовать так нежно, что теплая волна неги захлестнула Молли, и она погрузилась в ласковое море любви. Ее губы были приоткрыты, а глаза сверкали изумрудным блеском. Она впилась пальцами ему в плечи, прижимаясь к нему и удивляясь, как могла считать себя фригидной, если слияние их обнаженных тел приносит такое острое наслаждение!

Грег вел любовную игру, а она инстинктивно подчинялась, все более распаляясь. То, что он делал с ней, заставляло бурлить кровь и трепетать в необузданном чувственном экстазе. Она была на вершине блаженства и упивалась им, пока сладостные судороги оргазма не заставили ее закричать и крепче прижаться к любимому. Силы оставляли ее, и она, раскинув руки, распростерлась на постели, чувствуя, что парит в облаках. Может быть, это все во сне? Не открывая глаз, она протянула руку и никого рядом не обнаружила. Затем подняла голову и увидела, что Грег, улыбаясь, стоит на пороге ванной.