Глаза Мандельсонов.

Энджел крепче прижала младенца к груди, снова подумав о том, какой опасности подвергалась эта маленькая жизнь. Поглощенная своими мыслями, она не услышала шагов Роури, когда он вернулся. Вдруг Энджел почувствовала, что за ней наблюдают, и, быстро обернувшись, увидела его позади себя. Роури внимательно, с любопытством смотрел на нее. Энджел знала это его выражение, только сейчас взгляд Роури казался еще более пристальным, чем обычно. Мужчина выглядел совершенно спокойным, и его спокойствие передалось Энджел.

— Ничего, что я взяла его на руки? — машинально спросила она.

Роури только покачал темноволосой головой.

— Конечно, ничего, Энджел. Почему же нет? Ты просто блестяще обращаешься с детьми.

— Да? — переспросила она, чувствуя себя польщенной, хотя это и было нелепо. Она взглянула на мягкие темные волосики младенца и поняла, что ей очень не хочется выпускать этот крошечный теплый сверточек из рук. — Откуда ты знаешь?

— Ну, во-первых, я вижу своими глазами, — мягко сказал он. — Да и Чад всегда говорил мне, что ты была самой лучшей няней в Лондоне.

— Он так говорил? — Энджел никогда бы не подумала, что Чад так незаслуженно хвалил ее. Впрочем, видимо, все дело в их разлуке. Ссоры заставляют забывать все хорошее, что было между людьми, и придавать чрезмерное значение чему-то отвратительному. — Он правда так говорил?

— Да, — кивнул Роури, не сводя синих глаз с маленького свертка, который она крепко прижимала к себе.

Может, глядя на ребенка, он видит в нем отражение навеки потерянного брата? Энджел с трудом боролась со слезами, которые упорно подкатывали к горлу. Но заплакать сейчас она не имела права. Это горе Роури, не ее. Чад уже не был частью ее жизни, даже до его трагической смерти.

Словно напоминая о себе, ребенок снова заплакал, его маленький ротик инстинктивно пытался отыскать грудь Энджел.

— Он голоден, — смущенно произнесла она, поднимая голову, и встретила печальный взгляд Роури. В этот момент ей хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами и поглотила ее.

— Да.

Она умрет, если он и дальше будет смотреть, как ребенок тычется носиком в ее пустую грудь.

Но Роури только грустно улыбнулся и направился к большой сумке. Из нее он извлек бутылочку с молоком, словно фокусник — кролика из цилиндра, и Энджел облегченно вздохнула.

— Я прошел ускоренные курсы по приготовлению детского питания из порошка, — пояснил он, — и теперь большой спец в этом деле.

— Хочешь, я разогрею? — с готовностью спросила она, разрываясь между желанием передать плачущего младенца Роури и страстным стремлением самой утешить это крохотное существо.

— Да, пожалуйста, если, конечно, ты не настаиваешь, чтобы я сделал это сам, пока ты подержишь его.

Энджел смущенно покачала головой.

— Я думаю… мне как-то неловко… — запинаясь, договорила она.

Роури бросил на нее быстрый изумленный взгляд, заметил, как она покраснела, и понял.

— Да, конечно, — произнес он. — Давай-ка его сюда. Он протянул руки, и Энджел осторожно передала ему белоснежный сверток.

— Кажется, он мокрый, — словно извиняясь, пробормотала она, забирая у него из рук бутылочку с молоком.

— Так вот почему тебе не терпелось отдать его мне, — мягко пошутил Роури, и его поддразнивание, казалось, положило конец той напряженности, которую невольно вызвал голодный ребенок.

— Ему, должно быть, ужасно плохо без мамы, — заметила Энджел, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Как ты думаешь, он по ней скучает?

Роури покачал головой.

— Нет. Я разговаривал с детским психологом сразу после трагедии. Он сказал, что такими маленькими детьми руководит только инстинкт выживания. Они гораздо выносливее, чем мы думаем. Он еще слишком мал, чтобы у него успела сформироваться глубокая привязанность к матери. Он перенесет свою привязанность на ближайшее существо, которое появится в его жизни и будет заботиться о нем.

— И этим существом придется стать тебе? — спросила она, подогревая бутылочку.

— Да, — согласился он спокойно.

Энджел проверила, согрелось ли молоко, капнув несколько капель на запястье, и вдруг сообразила, что Роури до сих пор не сказал ей, зачем он приехал.

С подогретой бутылочкой в руке она повернулась, и ее сердце сжалось, когда она увидела, как Роури трогательно-нежно смотрит на своего крохотного племянника. Энджел и не подозревала, что он способен на это.

— Как его зовут? — спросила она.

— Ммм? — промычал он отсутствующим тоном, словно был за много миль от нее.

— Как зовут ребенка? — повторила она. — Ты не сказал мне.

Роури ответил не сразу. Он вложил соску в ротик голодного ребенка, тот довольно зачмокал, и некоторое время в кухне слышалось только тиканье старых часов да это чмоканье.

Энджел ждала. Наверное, юристам полагается взвешивать каждое свое слово. Но ведь она не собиралась выведывать у него никаких особых секретов.

—  Яне уверен, что тебе приятно будет услышать его имя, — сказал он наконец.

— Такой симпатичный малыш украсит любое имя, — пробормотала она, пытаясь изобразить подобие улыбки. — Говори, не бойся.

Он попытался засмеяться над ее шуткой, но это у него плохо получилось. Всего за несколько дней его мир был разрушен до основания. К тому же он так устал, что просто мечтал добраться до кровати и проспать сутки напролет.

— Его зовут Чарлз, — тяжело выговорил он.

— О? — Энджел приподняла брови, и какая-то непривычная горечь послышалась в ее голосе. — Как эгоистично со стороны Чада было дать ребенку собственное имя!

Роури пожал плечами.

— Может быть, все не так просто, как кажется, Энджел, — мягко возразил он. Он приподнял ребенка и начал укачивать его, как опытная няня. Энджел смотрела на это с невольным восхищением. — На самом деле он зарегистрирован как Чарлз Роури, а они собирались называть его Си Ар. Кажется, сейчас модно называть детей их инициалами.

— Только не в Ирландии, — воскликнула Энджел сердито. — А эти инициалы вообще звучат как название какого-то больничного теста.

Роури нахмурился.

— Ну, не обязательно называть его Си Ар. Да я Чарлзом Роури — тоже. Можно назвать его любым именем, какое мы… — Он нахмурился и поспешил исправить свою преждевременную оговорку: — Какое только ему подойдет. Он еще слишком мал и не мог привыкнуть к определенному имени.

— Но его крестили? — резко спросила Энджел. Их глаза встретились.

— Нет.

Она не удивилась. Чад противился ее желанию венчаться в церкви. Он вообще не признавал религию. Энджел была слишком поглощена своим первым, таким романтическим чувством, чтобы отдавать себе отчет, что такое расхождение между ними имеет принципиальное значение. Но как относится его брат к церковным обрядам, она не знала.

— И что же остановило тебя? — сурово спросила она.

— Ты думаешь, я должен был крестить его? — спросил Роури задумчиво, и его темно-голубые глаза сузились. Ребенок тем временем уже расправился с половиной содержимого бутылочки.

— Да. — Энджел говорила уверенно, настойчиво, даже строго. Инстинкт подсказывал ей: этот маленький человечек уже потерял в жизни очень много, и просто необходимо сейчас поручить его божественной защите. — Тогда ты сможешь назвать его так, как тебе захочется: имя, которое дается при крещении, не обязательно должно совпадать с официальным именем в свидетельстве о рождении. К тому же так он сможет формально сохранить имя, которое дали ему родители, — сказала она, а потом мягко добавила: — Кто знает, может быть, однажды он захочет вернуть его себе?

Роури с минуту смотрел на нее, глубоко и медленно вздохнул и выговорил:

— А если я соглашусь окрестить его, Энджел, — голос Роури звучал так глухо и тихо, что Энджел приходилось напрягать слух, чтобы услышать его, — тогда ты вернешься в Англию, чтобы заботиться о нем?

Глава четвертая

Энджел уставилась на Роури, пораженная настолько, что едва могла дышать.