Джиму необходимо было верить, что все это произойдет. Ведь он работал на то, что тогдашний начальник Генштаба, генерал Эдвард Мейер, назвал «выхолощенной армией». Этим термином, который придумал сам Мейер, описывалось состояние военной мысли в послевьетнамскую эпоху. От посттравматического военного невроза страдали не только отдельные ветераны. Вся армия, как единый организм, была охвачена депрессией, меланхолией и мучилась комплексом неполноценности. Бюджет урезали по всем направлениям. Обязательный призыв на воинскую службу отменили, и армейская карьера перестала быть привлекательной перспективой в глазах юных американцев. Дела шли из рук вон плохо. Себя Джим видел в образе потенциального феникса, который восстает из пепла и несет радость и надежду армии и стране, которую он любил столь беззаветно.

«Роль Америки в том и состоит, — писал Джим в дневнике, — чтобы привести весь мир в рай».

В 1979 году он вернулся из путешествия и подготовил секретный отчет для своих командиров. Первой строчкой шло вот что: «У армии США нет иной альтернативы, кроме как стать поистине чудесной».

В документе, впрочем, имелась оговорка: «[это] не обязательно совпадает с официальной позицией министерства обороны на текущий момент».

Это-то и был «Полевой устав Первого Земного батальона», разработанный Джимом Чанноном.

Данный Устав представляет собой 125-страничную смесь рисунков, графиков, схем и полемических рассуждений, которые пункт за пунктом пересматривают все аспекты военной жизни. Новая экипировка Первого Земного батальона Джима Чаннона включала бы в себя полевой ранец с кармашками для женьшеневых регуляторов, лозоходческих прутиков и пищевых батончиков для укрепления ночного зрения, а также микродинамик, который будет «включаться автоматически и передавать туземные фольклорные мелодии и миролюбивые слова».

Военнослужащие, десантируемые на территорию враждебного государства, захватят с собой «символических животных», например, овечек и барашков. Ягнят солдаты будут нести на руках, нежно прижимая их к груди. Кроме того, их обучат приветствовать местное население «лучистым взором». Засим солдаты спустят агнцев на землю и «автоматически распахнут объятия» врагу.

Джим допускал, что такие меры могут оказаться недостаточными для умиротворения противника. В этом случае индивидуальные мегафоны будут переведены в режим передачи «нестройных звуков». Куда более мощные динамики, установленные на боевой технике, начнут издавать «кислотный рок», причем несинхронно друг с другом, чтобы сбить врагов с толку.

Если такой подход не сработает, в ход будет пущен новый тип оружия нелетального или «психотронного» характера — которое, впрочем, еще предстоит разработать, — в том числе машины, способные излучать позитивную энергию во враждебную толпу.

А если даже и это не даст результатов, в дело вступят летальные комплексы вооружений, хотя «ни одному военнослужащему из состава ПЗБ не должно отказывать в доступе к Царствию Небесному на том основании, что он — или она — использовались в качестве орудия тотальной войны».

По возвращении на базу предполагается ношение ряс и клобуков для участия в обязательных ритуалах. Женоненавистнические и агрессивные казарменные частушки былых времен («Я сам не щупал, но знаю наперед: / У эскимосок между ног не тает лед») уйдут в прошлое, уступив место новому хоралу: «Ом-мммммм…»

Военные оркестры переквалифицируются, переняв стиль бродячих трубадуров и менестрелей. «Пение и танец», а также «избавление от похоти» станут важными элементами программы рукопашной подготовки.

«Боевой монах — это человек, не испытывающий вожделения, — пишет Джим. — Боевой монах — это человек, которому не важен статус. Такой режим обучения не ставит своей целью воспитать фанатических пуритан, однако он, безусловно, должен исключать солдат удачи».

(По всей видимости, эта часть Полевого устава ПЗБ была проигнорирована Эчайнисом, который стал наиболее известным солдатом удачи Америки за те годы, что прошли между смертоубийственным взглядом, брошенным на козла в Форт-Брэгге, и гибелью Майкла при загадочных обстоятельствах в Никарагуа.)

Курсанты ПЗБ научатся поститься неделю и потреблять при этом лишь соки, а разговляться будут исключительно орехами и зернами хлебных злаков — в течение месяца. Они научатся влюбляться во всех и каждого, чувствовать ауру растений, организовывать детские праздники для посадки деревьев, проникать сквозь предметы вроде стен и тому подобное, гнуть металл силой мысли, босиком ходить по огню, считать быстрее ЭВМ, останавливать собственное сердце без пагубных последствий для здоровья, видеть будущее, осуществлять выход из личного тела в астрал, в течение двадцати дней жить в условиях дикой природы, быть вегетарианцем на 99 процентов, обладать способностью самостоятельно массировать и прочищать толстую кишку, воздерживаться от бессмысленных клише, в одиночку сидеть на улице по ночам, а также слышать и видеть мысли других людей.

Теперь Джиму оставалось лишь продать эти идеи военным.

Мне кажется, Джим Чаннон — состоятельный человек. Во всяком случае, он совершенно точно владеет одним гавайским холмом, где имеется как бы амфитеатр, чуть ли не целая деревня служебных построек с бельведерами, колоннадами и беседками. Сегодня он делает для корпораций то, что раньше делал для армии. Джим заставляет их сотрудников верить, что они сумеют проходить сквозь стены и изменить мир. Причем в его устах все это звучит буднично и заурядно.

— Но вы действительно считаете, — спросил я Джима, — что кто-то сможет достичь таких высот боевого монашества, что окажется способен стать невидимкой и ходить сквозь стены?

Джим пожал плечами:

— Бывало, что женщины в одиночку поднимали автомобиль, когда под ним оказывался их ребенок. Почему нельзя ожидать того же самого от боевого монаха?

Джим сказал мне — подобно тому, как это он проделал для своих командиров в 1979-м, — что концепция боевого монаха может прозвучать диковато, но чем она хуже старых военных прототипов вроде ковбоя или игрока в американский футбол?

— Боевой монах, — объяснял Джим, — это человек с наружностью монаха, монашеской преданностью делу и абсолютными, отточенными навыками воина.

Все это он изложил своим командирам в офицерском клубе базы Форт-Нокс весной 1979 года. Джим прибыл туда на несколько часов раньше и принес в столовую все горшки с цветами и растениями, которые смог найти на базе. Их он расставил в форме круга, добиваясь эффекта «псевдолеса». В центре круга стояла одинокая зажженная свеча.

Когда командиры собрались, он предложил им: «В начале церемонии, джентльмены, мы произнесем мантру. Сделайте глубокий вдох и скажите „Иииииии“».

— И вот тут, — признался Джим, — они расхохотались. Кое-кто смущенно хмыкнул и заерзал. Это я подметил и сказал: «Вы меня извините, но вы все получили надлежащие указания,так что будьте любезны их выполнять!» Понимаете, да? Армейский подход, воинская дисциплина. Словом, когда мы это проделали во второй раз, все прошло единодушно и без осечки.

Затем Джим приступил к докладу. Он сказал: «Джентльмены, для меня большая честь встретиться с вами в этом святилище, где мы можем залечить свои раны и помечтать об идеальной воинской службе. Мы изменим ее коренным образом, сообща, вместе с другими армиями мира, чтобы могла родиться новая цивилизация, которая не ведает границ, но знает, как жить в саду эдемском, который лишь на расстоянии полета мысли отстоит от рая».

После такого вступления командиры смеяться перестали. Мало того, как обнаружил Джим, у некоторых на глазах навернулись слезы. Подобно Чаннону, они тоже были раздавлены опытом своего пребывания во Вьетнаме. Джим обращался к четырехзвездным генералам, генерал-майорам, бригадным генералам и полковникам — «шишкам из шишек» — и сумел всех завлечь своим видением. Если на то пошло, один из присутствующих генералов, Майк Малоун, вообще вскочил на ноги и крикнул: «Да здравствуют барабульки!»