Проснулся он оттого, что кто-то потянул его за рукав.

— Мэдди?

Зак огляделся.

И тут увидел крохотную фигурку в большой, не по размеру, рубашке, сидевшую у его ног. Осознание ошибки пронзило его острой болью. Это была не Мэдди. Ники пристально смотрела на него немигающими глазами.

«О Господи! — Протирая заспанные глаза, Зак изо всех сил старался овладеть ситуацией. — Она упала с кровати? Нет, вряд ли бы она тогда сидела здесь. И глаза ясные. — От этой мысли он прямо подскочил на месте. — Ее глаза — чистые и ясные!»

Он наклонился и нежно потянул девочку за локон.

— Эй, малышка, ты уже поправилась?

Она резко дернулась и увернулась от его прикосновения, но не выказывая никаких признаков тревоги или страха.

В душе Зак отчитал себя за свое импульсивное движение.

— Ники, мы должны стать друзьями — ты и я, — тихо произнес он. — Понимаешь, твоя мама заболела. Заболела так же, как болела ты, гриппом. — Он встал с кресла, протянул ей руку и сказал: — Пойдем искать Аду.

Когда стало ясно, что она не возьмет его протянутую руку, Зак решил не настаивать. Он ни на секунду не сомневался в том, что девочка все равно последует за ним, и поэтому вышел из комнаты, оставив дверь открытой, и стал спускаться вниз по лестнице.

Уже у кухонной двери он обернулся и с радостью обнаружил, что Ники стоит позади него.

— Проголодалась? — спросил он и был вознагражден осторожным кивком ее головки. — Хорошая девочка.

Он улыбнулся ей и пропустил вперед себя на кухню. Показав на старую женщину, возившуюся у плиты, он сказал: «Это — Ада», — четко и медленно, словно говорил с глухонемой. Девочка смотрела на него долгим, выжидающим взглядом. «Пусть сами налаживают контакт, эти две непостижимые и загадочные женщины», — подумал Зак и тихонько вышел.

После душа Зак наконец почувствовал себя человеком. Желая узнать, как дела у Моники, он тихо вошел в ее комнату. Она уже проснулась. То, что она не спросила про Николь, насторожило Зака. Неужели ей так худо?

— Голова болит, — пожаловалась Моника охрипшим голосом.

Зак положил руку ей на лоб. Надо позвонить доктору Кунцу!

— Хотите пить? — спросил он, поймав себя на мысли, что, общаясь с Николь, чувствовал себя уверенней.

— Больно! — повторила Моника. Ее голос ослаб, но в нем отчетливо слышалась обида. — Ты толкнул меня…

Зак с ужасом понял, что она бредит.

— Вот… — Надеясь на то, что глоток воды освежит ее и приведет в чувство, он поднес стакан к ее губам. — Вода…

— Нет. — Она оттолкнула его руку. — Не хочу! — Ее глаза широко открылись. Они горели лихорадочным огнем и смотрели на него с неожиданной ясностью. — В этом вся проблема, неужели ты не понимаешь?

— Моника… — Отчаяние овладело Заком. Он должен срочно вызвать доктора! Зак бережно опустил голову Моники на подушку. Наклонившись, пригладил ее волосы, бессознательно утешая ее. Им овладело желание поцеловать ее в лоб.

Однако она с ужасом оттолкнула его руку:

— Не прикасайся ко мне!

Зак успокаивал себя тем, что она имела в виду кого-то другого, ведь все его прикосновения к ней были как у сиделки, няни. Моника заметалась по подушке и жалобно застонала:

— Пожалуйста, Дик, не надо! Пожалуйста, Дик, ей же больно. Пожа-а-а-луйста!

Зак не успел отреагировать, когда она внезапно села в кровати с дико горящими глазами.

— Нет! — закричала она, отбиваясь от Зака, который пытался удержать ее. — Если ты ударишь ее еще хоть раз, клянусь, я убью тебя!

Она пристально смотрела прямо на него. Зак знал, что обращалась она не к нему и даже видела не его, но от свирепого выражения ее лица у него мороз побежал по коже.

Стиснутые зубы, сжатые кулаки. Она была словно львица, защищающая своего детеныша. Мать, готовая даже убить, лишь бы уберечь ребенка от опасности.

Скованный ужасом, Зак наблюдал за Моникой, которая вскоре рухнула на подушку. Губы ее беззвучно двигались.

Нет. Не может быть. Зак пристально вгляделся в лицо Моники, которая теперь тяжело дышала в забытьи. Ее руки сжимали и разжимали одеяло. Неужели побои собственного отца обрекли Николь на тюрьму из тишины, в которой она жила?

Ярость вытолкнула Зака из комнаты. Он должен это выяснить, чего бы ему это ни стоило. И когда он узнает ответ, мерзавец нигде не укроется от его гнева.

Он сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем его пальцы перестали дрожать, и набрал номер телефона доктора Кунца. Доктор подъехал через двадцать минут, вместе с ним в машине сидела Карла Романова.

Осмотрев Монику, доктор сложил свой стетоскоп, поднял очки на лоб и объявил:

— Грипп. Как можно больше жидкости, аспирин и холодные компрессы.

Он похлопал Аду по плечу.

— Вы знаете, какой должен быть режим.

— Но она бредила, — настаивал Зак, когда доктор вышел в коридор. Ему казалось, что доктор недостаточно серьезно отнесся к болезни. — Разве вас это не беспокоит?

— Не очень. Дня через два она выздоровеет. Вы хотите, чтобы я взглянул на ребенка?

Зак помотал головой.

— Лучше не надо. Уж не знаю как, но Ада сумела уложить ее спать.

— Ада свое дело знает.

— Еще бы…

Он гадал, что же маленькая девочка думает о болезни матери. Не винит ли она его в этом?

Они стояли внизу, у входной двери. Доктор как-то очень неуклюже похлопал его по спине:

— Вы знаете, я еще не завтракал.

Зак тотчас пригласил доктора на кухню. Заодно он хотел задать ему несколько вопросов.

— Скажите, док, что вы знаете об аутизме?

— Аутизм? — Кустистые брови доктора взлетели. — Не могу сказать, что разбираюсь в отклонениях подобного рода…

— Но вы наверняка что-то об этом знаете. Может ли это быть у ребенка из-за физической травмы, например… вследствие побоев?

Доктор Кунц нахмурился, будто прочтя его мысли:

— Вы спрашиваете гипотетически или куда-то клоните, а, мой мальчик?

Зак быстро пересказал ему откровения Моники, а также ее бред, свидетелем которого он стал.

Когда Зак закончил говорить, доктор вздохнул.

— Вы взвалили тяжелую ношу себе на плечи, мой мальчик. Вы уверены, что действительно этого хотите?

— Да! — произнес Зак с непреклонной решимостью. — Я уверен.

— Но почему?

Зак заколебался, но потом взглянул старому доктору в глаза и сказал:

— Потому что я считаю, что это для меня — шанс спасти свою душу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Старый доктор какое-то время молчал, Зак тоже. Он не собирался давать никаких объяснений, несмотря на очевидную готовность доктора его выслушать. Он знал, доктор не станет допытываться. Главным образом потому, что в этом краю, на последнем рубеже Америки, любопытства просто не существовало. Люди приезжали сюда для того, чтобы забыть свое прошлое.

— Настоящий аутизм, — наконец сказал доктор, — насколько мне известно, — это расстройство психической деятельности у детей, которое иногда развивается в возрасте до трех лет. У девочек это заболевание случается сравнительно редко. У мальчиков — в четыре раза чаще. Может ли это быть вызвано… побоями? — Он развел руками. — Кто знает? Все это — причины, способы лечения и симптомы — до сих пор до конца не изучено. Одни говорят о наследственности, другие считают, что в основе лежит нервный срыв. Понимаете, все, что ребенок может сделать в ответ на насилие в семье — это спрятаться от него.

— Как, например? — спросил Зак, отставляя сковороду в сторону.

— Уйти в свой мир. — Протерев очки, доктор водрузил их на нос и сделал глоток кофе. — Полный эмоциональный уход в себя.

— Но это и есть аутизм.

— Нет. Уход в себя — сознательный шаг, аутизм — нет. Ушедшего в себя можно вернуть к нормальной жизни — пожалуйста, заметьте, я говорю «можно», то есть это реально.

— Вы думаете, что Николь… — Забыв про яичницу, Зак подался через стол к доктору. Волна возбуждения заставила его сердце бешено заколотиться. Он вспомнил тот проблеск, который, как ему казалось, он увидел в глазах Ники. Возможно ли, что за этим стоическим, оборонительным молчанием прячется нормальная маленькая девочка? И что нужно сделать, чтобы выпустить эту девочку на волю?