— Она теперь твой друг навсегда, — утешил ее Мэтт, усаживаясь на свое обычное место и вытягивая вперед длинные ноги. — Клянусь Богом, даже мой черный жеребец Рудольф волнуется за твое задание.

— Обед подан, — сказала из дверей Элси. — Жареная курица и бисквиты.

— Курица? — размышляла вслух Трейси, направляясь в столовую. — Просто одна из тех, что ходят по ферме? Или она была чьей-то цыплячей мамой?

Усевшись за стол, Трейси внимательно осмотрела блюдо с курицей. Выглядит нормально, решила Трейси. Но ведь эта бедная птичка встала утром, полная сил и жизни, и вдруг — чик! Голова долой! Жестоко. Даже очень.

— И еще кое-что, — сказала Элси, возвращаясь в комнату с миской в руках. — Морковь, причем свежая, прямо с огорода.

Трейси подняла голову и увидела, что глаза домоправительницы блестели от сдерживаемого смеха. Не устояв, она громко расхохоталась и смеялась все время, пока не ушла на кухню. Трейси передала блюдо с овощами Мэтту, затем отрезала маленький кусочек курицы и положила его в рот. Она сразу же решила, что птица сделана великолепно. В конце концов, у бедняжки не было даже имени.

— Кстати, Трейси, — сказал Мэтт, — а что это за шутка у тебя с Элси насчет огорода? Я что-то пропустил или не понял?

— Да, — ответила Трейси.

— Ты собираешься мне сказать, что это такое?

— Нет.

— У вас уже есть секреты?

— Да.

— Это все, что ты мне можешь ответить? — негодующе взвыл Мэтт.

— Нет. Я просто отвечаю тебе так, как и ты мне отвечал недавно, только «да» и «нет». Вот так-то, Мэтью Рамсей.

— И ты сама в это веришь? — спросил Мэтт, глядя на отца.

— Трейси Тейт, — рассмеялся Кендал. — Я очень рад, что вы здесь. Я получаю от этого больше удовольствия, чем от всего, что случилось в этом году. Передайте морковку Мэтту. Да-да, ту самую морковку из загадочного огорода.

Ужин прошел быстро, и обстановка за столом была на редкость приятной. Мэтт рассказывал о событиях на ранчо отцу. Для Трейси это звучало как еще один отчет о починенных изгородях, хотя, очевидно, было важно, какой именно загон был сломан и где располагались проломы.

— Персиковый пирог? — спросила Элси, просовывая голову в дверь.

— В меня больше ничего не влезет, — сказала Трейси.

— Нет, спасибо, — ответил Кендал.

— А на твой кусок пирога положить немного мороженого? — спросила Элси у Мэтта.

— Две ложечки, пожалуйста.

Трейси улыбалась, наблюдая, как Мэтт наслаждается своей порцией десерта. Он был похож на малыша, вкушающего какое-то волшебное блюдо, и она даже была уверена, что на минуту в его глазах промелькнуло разочарование, когда тарелка перед ним оказалась пустой. В Мэтью Рамсее было столько разных сторон, что делало почти невозможным изучить его сложную натуру. Сколько же еще она откроет сторон его души? Неужели он так и не уберет ту защитную стену, что построил вокруг себя, и не позволит ей заглянуть в его личную жизнь немного дальше, чем он это уже сделал? Неужели она сама решится войти в эту опасную зону?

— Трейси, — окликнул ее Мэтт.

— Что? Ой, извини. Я видела сон наяву.

— Тебе подать кофе?

— Нет, спасибо.

Расположившись на сей раз в гостиной, Кендал опять поинтересовался у Трейси, как идет работа над статьей.

— Пока это еще не статья, а серия отрывочных рассказов по теме, — ответила она с улыбкой. — Вы не собираетесь совершить объезд своих владений, чтобы я могла их осмотреть целиком?

— Только не в это время года, — сказал Кендал. — И это делается вовсе не так, как показывают по телевизору.

— Да?

— Да. Мы используем вертолеты, чтобы с их помощью загнать скот в нужный нам район. Потом животных грузят на машины, чтобы отвезти на скотный двор.

— Ты портишь ее представление о нас, отец, — сказал Мэтт, поднимаясь. — Ладно, нас ждет еще бумажная работа. К сожалению, фермерство имеет и это измерение, третью сторону, как и все остальное. Трейси, почему бы нам не встретиться на кухне через пару часов, чтобы поесть еще пирога?

— Еще пирога?

— Но он же очень вкусный.

— Хорошо, я приду.

— Пора спать, мистер Рамсей, — сказал Лестер, входя в комнату.

Следующий час Трейси провела в своей комнате, переписывая на чистовик свои разрозненные записи, потом пошла в холл. Сквозь щель в двери кабинета был виден слабый свет, и она на минуту остановилась, представив красивое лицо Мэтта, склонившегося над бумагами. Писанина эта была, очевидно, не самой приятной из его обязанностей на ранчо, но он тем не менее появился в кабинете в то же время, что и накануне вечером, чтобы закончить последний пункт обязательств перед отцом и ранчо. Откладывание работы или ее затягивание, определенно, не были пороком Мэтью Рамсея.

Трейси прошла через кухню и вышла на заднюю веранду. На небе было больше звезд, чем в предыдущую ночь, и она даже вздохнула при виде этой божественной картины. Казалось, что над ней вдруг раскрылся зонтик из сияющих точек на фоне черного неба, и с этого зонтика на землю лился серебряный свет. Залаяла собака, потом перестала, и тишина наполнила все окрестности, она, как в вату, завернула все вокруг. Трейси впервые ощущала такое состояние, и ей показалось, что все застыло в торжественной тишине. Единственный звук, который доходил до ее ушей, был звук ее же бьющегося сердца, и она слегка задрожала, когда на нее накатило неясное беспокойство.

— Трейси, — позвал Мэтт, выходя на веранду.

— Привет.

— Ты в порядке?! Я чувствую, что ты вся, как натянутая струна.

— Я не привыкла к такой тишине. Она вызывает страх. Я чувствую, что это затишье перед бурей. Ничто не шелохнется, ах, Боже мой, как занудно звучит это описание.

— Ничуть. Просто это ощущение новое, ты к нему не привыкла, вот и все. Но я тебе кое-что скажу, Трейси. Только здесь человек может познать себя, прислушаться к тому, что происходит в его душе. Здесь только ты сама, земля и небо. Отсюда некуда убежать от того, что ты обнаружишь, когда пристальнее вглядишься в себя.

— А ты, Мэтт? Тебе приятно то, что ты обнаруживаешь в себе?

— В большинстве случаев. Правда, иногда мне приходится пересматривать кое-что, касающееся меня. Бывают моменты, когда я чувствую себя очень одиноким.

— Почему же ты не женишься? — тихо спросила Трейси.

— Я — Мэтью Кендал Рамсей с ранчо «Рокочущее «Р»», — сказал он с ноткой усталости в голосе. — Это означает деньги и власть. Я просто никак не могу понять, как ко мне относятся женщины, что им важно: я сам, или то, чем я владею. Пару раз я делал попытки доверять женщинам, и оба раза делал ошибку, Я решил, что не стоит рисковать. Эй, извини. Я не хотел тебе рассказывать о своей «горькой» судьбе. А ты? Ты красивая женщина, Трейси. Трудно поверить, что ты все еще не замужем. Ты сделала выбор в пользу карьеры?

— Совсем нет. У множества женщин есть и то, и другое. Я думаю, что чем-то похожа на тебя, Мэтт. Я жду человека, для которого буду представлять интерес как целостная личность, а не как кольцо или еще какая-нибудь безделушка из его коллекции ювелирных изделий. Я не ищу любви, но и не бегу от нее, — она пожала плечами. — Я жду ее.

Мэтт задумчиво покачал головой. Он смотрел на нее, и, казалось, целую, захватывающую дух вечность его взгляд не отрывался от ее карих глаз. Серебристый люминисцентный свет от мерцающих звезд отбрасывал тени на его лицо, и Трейси вновь ощутила шевельнувшееся в ней желание. Даже в полутьме она могла видеть тепло и нежность, излучаемые его глазами, и она почти инстинктивно двинулась ему навстречу.

Мэтт прижал ее к своей широкой груди, руки Трейси сомкнулись на его шее. Их губы встретились и открылись навстречу друг другу, их языки нашли друг друга. Тихий стон вырвался из горла Мэтта, когда его большие и сильные руки скользнули по спине Трейси и прижали ее ягодицы к напрягшемуся телу, растворяя ее в себе.

Поцелуй становился более страстным, волна желания затопила Трейси, превращая огонь, тлевший в ней, в бушующее пламя. Ее груди были прижаты к груди Мэтта, и она вдруг вспомнила тот наивысший миг наслаждения, который вызвал его рот на ее напрягшихся холмиках. Как она хотела его, хотела, чтобы он наполнил ее живительной влагой, перенес в такое место, где были бы они наедине со своим рождающимся чувством.