Майк отмахнулся.

— Можете поверить, я понимаю вас лучше, чем кто бы то ни было. Просто мне стала известна кое-какая информация, и я не захотел ждать, пока сюда приедет Нэнси Чайлдз, детектив. Скорее всего, она заглянет к вам сегодня после обеда. Вы еще будете на месте?

Вот теперь Терри выглядела растерянной.

— А я-то думала, что дело закрыто, — так, по крайней мере, сказал детектив Меррик.

— Прошу прощения. Эта женщина, Нэнси, — частный детектив. Мой вопрос может показаться вам неожиданным, но я все равно хотел бы получить на него ответ.

— Давайте присядем.

— Вчера я случайно узнал, что моя жена, как и женщины из двух других семей, Роза Жиро и Маргарет Кларксон… Что эти три истые католички сделали… — Майк замялся. Ему не хотелось произносить слово «аборт» в присутствии суперкатолички, и он выразился иначе: — Они предпочли прервать беременность.

Шокированное выражение, появившееся на лице Терри, не могло скрыть ее негодования.

— Насчет Маргарет Кларксон я не совсем уверен, — продолжал Майк, — но знаю наверняка, что Роза Жиро и моя жена сделали эту операцию в одной клинике в Нью-Гэмпшире. Роза, мать Эшли, рассказала мне, что говорила об этом с Джоуной.

— На исповеди?

— Да. Первый священник, к которому она обратилась, воспринял это известие не слишком любезно и заявил…

— А чего вы ожидали? Та женщина совершила убийство.

— Джоуна отпустил ей…

— Это убийство! Некоторые священники отпускают подобный грех — точно так же, как некоторые папы и кардиналы переводят сексуальных насильников в другие приходы и епархии, покрывая их отвратительные поступки. Использовать свою власть для того, чтобы замять подобные вещи, — это позор и бесчестье. Это смертный грех. И Господь покарает грешников, как он покарал отца Джоуну!

В комнате воцарилось молчание.

— Прошу прощения, — наконец заговорил Майк. — Я не хотел расстроить вас.

Негодование, явственно читавшееся у Терри на лице, постепенно растаяло, черты ее смягчились, и она вновь превратилась в милую и приятную женщину, которая вежливо приветствовала его у дверей.

— Извиниться должна я, — сказала она. — Я вовсе не собиралась выходить из себя. Просто… Учитывая то, что произошло в Бостоне с кардиналом Лоу [19], и то, что вы только что рассказали мне об отце Джоуне… После такого трудно сохранить веру.

— В Бога?

— Нет, не в Бога.

«Нет, конечно, не в Бога, идиот! Как ты смел вообще подумать такое?»

— Когда я была маленькой, — сказала Терри, — то никогда не считала католическую церковь политической организацией. Но сейчас именно это она собой и представляет. Это бизнес. И так было, наверное, всегда, но я не отдавала себе в этом отчета до тех пор, пока моя сестра не попыталась расторгнуть свой первый брак. Она пробыла замужем всего год, и у нее родилась дочка, когда ее первый муж просто собрал вещи и ушел. Не пожелал больше иметь с ней ничего общего. И церковь отказалась расторгать ее брак из-за ребенка. А теперь возьмите, к примеру, сына сенатора — вы понимаете, о ком я говорю? — который был женат двадцать с чем-то лет и имеет четверых детей. И священник, не моргнув глазом, моментально расторг его брак. Такие вещи подрывают веру и вселяют уныние, но такова жизнь — и католическая церковь вместе с ней. Вы не поверите, если узнаете, какие ужасы рассказывал мне отец Джоуна.

— Например?

— Он говорил, что церковь руководствуется политическими соображениями. Мне показалось, что отчасти — а может быть, и не только отчасти — его разочарование в Святом Престоле проистекало из того, что его лишили сана. Ему очень этого не хватало. Я имею в виду служение людям.

«И завесы секретности, которую он при этом получал», — добавил про себя Майк.

— Я знаю, что отец Джоуна часто и подолгу разговаривал с отцом Коннелли, — сказала она. — Это священник церкви Святого Стефана. Отец Джоуна благосклонно отзывался о нем.

— Отец Джек — следующий в моем списке. Можете добавить еще что-то? Что угодно, любая мелочь может оказаться полезной.

Но Майк уже понял, что тянет пустышку.

— Я уже рассказала все, что знала. Та сторона натуры отца Джоуны, которая причинила боль этим девочкам и хранила их вещи под полом в его спальне… с этой стороны я его совсем не знала. — Она пожала плечами. — Мне очень жаль.

— Ну что же, не буду вас отвлекать от уборки, — сказал Майк и встал. — Еще раз спасибо, что уделили мне время.

ГЛАВА 44

Возвращаясь домой, Майк позвонил Нэнси на сотовый и оставил сообщение с кратким пересказом своей беседы с Терри Рассел, после чего заехал в «Маккензи-маркет». Заведение обрело поистине бешеную популярность после того, как три года назад местный парень купил здесь лотерейный билет и выиграл по нему тридцать миллионов долларов. В универсаме был и небольшой гастроном, в котором продавались итальянские деликатесы и мясные полуфабрикаты, а по утрам — бутерброды на завтрак.

Майк заказал яичницу, бутерброды с ветчиной из цельного пшеничного хлеба и кофе, после чего купил воскресные номера «Глоуб» и «Геральд». Вернувшись в грузовичок, он принялся поглощать бутерброды, водрузив на руль «Глоуб», в спортивном разделе которой слишком много внимания, на его взгляд, уделялось бейсболу. С другой стороны, сезон был в самом разгаре, так что удивляться нечему. Десять минут спустя, отложив газету на пассажирское сиденье, он заметил группу подростков, идущих по Делани с пластмассовыми битами и мячами в руках. Наверное, собрались в Раггер-парк. По вечерам там делать нечего, если только вам срочно не понадобилась доза, а по утрам рядом со скамейками или в укромных местечках за кустами, где шлюхи принимали клиентов, землю усеивали использованные презервативы, сигаретные окурки и пустые бутылки из-под спиртного.

Парк не всегда был таким. Когда Майк был маленьким — строго говоря, совсем недавно, верно? — летом там давали концерты местные группы. Здесь он играл в футбол, и самым страшным, чего стоило опасаться, было битое стекло. Как-то летом — это было последнее лето, которое он провел с матерью, — Майк упал на зазубренное донышко пивной бутылки и раскроил себе коленку. Боль была такой сильной, что он не сомневался — осколок пропорол ногу насквозь.

Ехать домой на велосипеде он не мог, поэтому Билл и этот худой, жилистый придурок Джерри Нительбалм повели его к «Маккензи». Мистер Демаркис, сосед Джерри, увидел его кровоточащую рану и приказал ему забираться на заднее сиденье машины. Билл поехал с ними.

Поскольку Майк был несовершеннолетним, то врачам, чтобы начать лечение, требовалось письменное разрешение кого-то из родителей или опекуна. Он полчаса названивал домой, но мать упорно не брала трубку.

— Она говорила, что весь день будет дома, — сказал Майк Биллу.

— Тебе придется позвонить отцу.

— Ты спятил?

— А ты что, собрался сидеть здесь до ночи? Смотри, кровь течет и течет.

Билл позвонил в гараж, попросил к телефону Кадиллака Джека и объяснил ему ситуацию. Через пятнадцать минут в больнице появился Лу. Лицо его побагровело, когда он выслушал от Билла историю несчастного случая в парке, хотя Билл и налегал на словосочетание «несчастный случай».

— Сколько раз я говорил тебе не играть там, потому что в траве полно битого стекла? — осведомился Лу. — Колено ты загубил, это ясно. Так что осенью — никакого футбола в лиге Уорнера.

Билл заявил:

— Это я во всем виноват, мистер Салливан. Майк не хотел идти, но я его уговорил.

— Катись-ка ты домой, Билли! — отрезал Лу.

Билл приостановился в дверях перевязочной, повернулся и, прежде чем выйти, обращаясь к Майку, прошептал:

— Мне очень жаль.

Двумя часами позже, с раной, стянутой скобками, и забинтованным коленом, Майк, опираясь на костыли, смотрел, как Лу отделяет три стодолларовые банкноты, чтобы оплатить больничный счет. Когда Майк с трудом вышел из дверей, на ступеньках его поджидал Билл со своим отцом.