Примерно в половине пятого утра, когда я допивал вторую кружку кофе, в дверях моего кабинета возник Гена, который бодро сообщил, что «что-то ему не спится». Бесцеремонно взглянув на экран моего ноутбука, Таманцев хмыкнул:

— Вижу, ты уже провел ликбез. Ну и отлично. А то я уже представил, как буду тебе все это рассказывать. Отвечу тогда на твои вопросы. Уверен, что их у тебя, как всегда, навалом.

— Почему индиго стали появляться на Земле в таких количествах именно сейчас? — спросил я, проигнорировал Генину иронию.

— Конечно, не случайно, — ответил Таманцев, располагаясь в кресле напротив меня. — Сейчас на планете царят вражда, жестокость и войны — с одной стороны. А с другой стороны, все же есть мудрость, понимание и прощение.

— То есть в прошлый раз нашим спасителем был Христос, и появилось христианство. Ты думаешь, что пришло время для новой религии?

Гена пожал плечами:

— Этьен, ты знаешь, говорить со мной о религии — неблагодарное занятие. Тем более когда у меня бессонница. Я думаю, что религия существует до сих пор не для того, чтобы наш мир стал лучше. А потому что он лучше все никак не становится. Я думаю, пришло время жить без религий вообще, не по чьей-то указке, а по собственному пониманию, каждому нести ответственность за самого себя. Мы уже вроде бы доросли до этого. Раньше людям это было сложно, вот и придумали религию: люди — стадо, Бог — пастух. Недаром он даже назывался пастырем — пастухом, а люди — паствой. Сейчас совсем не то время. Время индивидуальностей. Ты знаешь, Этьен, хотя бы одну религию, которая бы воспитывала в людях индивидуальность?

Я понял, что еще совсем немного, и Гена сядет на своего любимого конька. Тогда мы точно застрянем тут в лучшем случае до обеда послезавтрашнего дня. Я намеренно промолчал, но Таманцев не отставал.

— Не знаю, — честно сознался я. — Может быть, буддизм?.

— Пожалуй, да, — неожиданно согласился Гена. — Буддизм. Если люди не справятся поодиночке, то кроме него больше и некому.

— То есть индиго проповедуют буддизм?

— Нет. Они не буддисты. Они, наоборот, революционеры.

— Иначе говоря, человеческое стадо попросту получит новых пастухов — и новую мировую элиту.

— Да нет же, Этьен! — возмутился Гена. — Ты с этой своей элитой совсем спятил! Людям индиго не нужна власть сама по себе. Она изначально в них заложена. Люди индиго бунтуют, но не из-за желания власти, а из-за нежелания подчиняться тем, кто, по их мнению, ошибается, является неполноценным и духовно неразвитым. Если индиго осознают в себе это, они стараются уйти от желания бунтовать, поскольку оно разрушительно. Индиго пришли созидать, а не разрушать. Как ты не поймешь! Индиго — это спасатели. Это они ценой собственных жизней на нашей планете очистят ее, помогут нам выбраться из клоаки, в которую мы сами себя засунули, покажут нам, что можно жить хорошей и чистой жизнью, не прибегая к насилию. Необходимо, чтобы люди индиго больше знали о себе, не боялись себя. И окружающие должны больше знать о них и не бояться. И чем больше на свете людей индиго, тем меньше у них и у нас проблем в нашем мире. Быть индиго — это не развлечение, а тяжелый труд, работа, результаты которой изменят наш мир до неузнаваемости. Слава богу, или кому там еще, — эволюция человека как вида продолжается. Мы не возвращаемся обратно в болото лягушками. И дети индиго — новая степень развития нашего собственного вида, homo sapience.

— Ты говоришь как зомбоящик. — Энтузиазм Таманцева по поводу этих «детей» мне нравился все меньше и меньше. Мысль о том, что моего друга они прибрали к рукам, мне категорически не нравилась. Куда подевался тот самый Гена, который, как молодой Робеспьер, отрицал все и вся, признавая лишь одну на свете ценность — свободу.

— Это ты, как зомби, Этьен, а не я. — Таманцев окончательно разгорячился. — У тебя уже паранойя. Я говорю тебе, что индиго — это принципиально новая раса, чуть ли не другой биологический вид, а ты твердишь мне об элите, которая мечтает захватить власть над миром. Не до власти, Этьен. Этот мир надо спасать, спасать срочно. И вовсе не так, как показывают в голливудских боевиках — сидя верхом на астероиде размером со штат Техас или рассекая по космосу в черном плаще и шлеме, напоминающем по форме детский горшок. Не от смертельного вируса или гигантского головоногого червя, размножающегося с бешеной скоростью. А от нас самих, Этьен. Человечество надо спасать от него самого. Это гораздо хуже. Знаешь, чем занимается подавляющая часть людей с самого момента рождения? Ничем! Они просто-напросто ждут смерти. Едят, пьют, делают покупки и смотрят телевизор. И ходят на работу. Чтобы было на что поесть, попить, купить себе новый мобильный телефон и посмотреть телевизор.

— А ты, никак, проповедуешь поиск смысла жизни? Ты разве не знаешь, что это ведет к запойному пьянству и алкоголизму? — попытался подколоть я.

— Я говорю о том, что надо что-то делать, а не просто ждать смерти. Вот что я «проповедую», — вздохнул Таманцев. — А тебе лишь бы иронизировать. Сам-то изо всех сил стараешься не жить овощем. Я же не первый день тебя вижу. В выходные даже отдыхать нормально не можешь. С утра до ночи работаешь. Даже когда спишь.

Гена был прав. Мы оба замолчали. Я встал и начал ходить по кабинету взад-вперед: при раздумьях меня каждый раз начинал одолевать «синдром тигра». Гена выудил из кармана сложенный пополам листок:

— Не маячь. На вот, почитай. Так они рассуждают. Это написала семилетняя девочка индиго.

Листок оказался ксерокопией страницы из дневника.

Мы легко могли бы жить с населением в двадцать миллиардов человек, если бы просто-напросто жили по-другому. Места вполне достаточно, но человечество живет, убивая планету и убивая само себя.

Когда я думаю о том, кто я, мне становится очень страшно. Я боюсь, что не справлюсь по своей слабости и неопытности. Но я должна. В меня уже напихали кучу неправильных «посланий» о себе, о мире, о людях, о человеческом поведении. С самого рождения было ощущение цельности понимания, как и что должно делаться, каким нужно быть. А в обществе все это. опровергалось. Я тогда ушла в себя — такой вот тихий бунт. И несколько лет это была полужизнь, полусон. Виделась невозможность реализовать себя по полной программе в существующих внешних рамках. Любовь к познанию нового помогла пройти барьер дискомфорта при чтении. Было ощущение поддержки свыше, мягких ладоней на плечах и везения в трудных случаях.

Сейчас рассматриваю мир как источник вдохновения и благодатного познания. Я хочу максимально реализоваться в данных условиях. Собрать максимальный опыт и максимально его трансформировать в личный духовный рост. Я убеждена, что именно этого хотят от меня те, кто послал меня на Землю.

Наш духовный рост — это в первую очередь дисциплина. В нашей жизни никогда не будет свободы, мы так живем потому, что наряду с огромными возможностями для творчества мы живем по определенным жестоким законам, в том числе и законам нашей кармы. Есть поступок — есть его последствия и наша за них ответственность. Ответственность — это то, что важно прививать детям. Свобода — это не синоним потакания, расхлябанности и безответственности. Невротики вырастают не из-за того, что много свободы, а от нецельности родителей и наследования этой нецельности детьми. Цельный человек не может быть неврастеником. Или это не наш, не индиго.

Все комплексы и вся мания величия, которую нам приписывают, — все это правда. Это протест против чего-то внутри самого себя. По настоящему цельный человек, полностью себя принимающий, не станет доказывать это всему миру. Он просто будет делать то, что считает нужным. Индиго рождается в каждом человеке, но не во всех он выживает.

Цель нашего пребывания на планете — вернуть в мир утраченную гармонию и научить других людей познавать самих себя. По крайней мере, тех, кто окажется способен к восприятию новых знаний.