– А ты осталась?

– А какой у меня был выбор? Не японка. Не американка. Я и то, и другое – и ни то, и ни другое. Хороших друзей у меня здесь не было, но их не было и там. Мои японские родственники были мне чужими. В Америке хотя бы есть место для таких вот неподходящих людей. Дома, нет, ты слышишь?.. извини. В Японии с неподходящим человеком обращаются, как с торчащим гвоздем. Забивают молотком в доску. Я не позволю, чтобы меня забили.

– Я это вижу. Ты очень храбрая, – сказал я.

– Нет, Дилан. Храбрыми могут быть только те люди, у кого есть выбор.

Я снова спросил, как и накануне вечером, не знает ли она кого-нибудь из друзей Зака, кто мог бы помочь. Ее ответ не изменился. Они с Заком ревниво охраняли свои отношения, не общаясь с приятелями друг друга. Она спросила, можно ли ей зарегистрироваться в гостинице со мной. Я ответил, что это глупый вопрос, и спросил: помечтаем ли мы еще вместе? Она ответила – нужно посмотреть, что принесет вечер. И на этом мы разошлись.

Я отправился в местную блинную и заказал завтрак, которому позавидовал бы даже мой дядя Сол. Дядя Сол был единственным из известных мне людей, кто мог бы обедать, все еще расправляясь с завтраком. А шотландского виски он выпил столько, что вполне хватило бы удержать на плаву авианосец. И вреда ему это не приносило. Солу было восемьдесят четыре, а выглядел он на шестьдесят. Кому нужны отруби и минеральная вода?

Где-то между омлетом с сыром и рубленой ветчиной с овощами мне удалось прочитать местную газету. Она вполне оправдывала ваши ожидания: две страницы местных новостей, две страницы новостей национальных и международных – свежих, только что с ленты, передовица, посвященная различиям в районировании, и двадцать три страницы рекламы.

Я уже собирался отложить ее, когда невольно услышал, как два парня, по виду сторожа колледжа, злобно обсуждали кого-то по фамилии Джонс. Их злость крепко отдавала расовой ненавистью. Слова «черномазая скотина, толкающая крэк» стояли на первом месте в списке их любимых фраз. «Черная сука пошла по стопам своего папаши» занимал второе место. Я вернулся к третьей странице «Риверсборо газетт». Заголовок гласил: «СЕГОДНЯ ВЫБИРАЮТ ПРИСЯЖНЫХ ПО ДЕЛУ ДЖОНС».

Валенсия Джонс была большой новостью в Риверсборо. Первокурсница мисс Джонс была остановлена из-за разбитой задней фары, когда выезжала из города во время весенних каникул. Несмотря на то, что и права, и документы на машину были в порядке, полицейские обыскали автомобиль. Видимо, в Риверсборо черное лицо плюс «БМВ» равняется достаточному основанию. В результате поиска были обнаружены два пузырька с наркотиком, который копы называют «Изотоп». Сравнительно дешевый и легко производимый, «Изотоп» является гораздо более мощным химическим вариантом ЛСД. В газете говорилось, что, по словам полицейских, только в одном пузырьке, найденном в отделении для запасного колеса машины мисс Джонс, содержалось достаточно «Изотопа», чтобы накачать весь Нью-Йорк. Но поскольку в вопросе наркотиков никогда нельзя верить ни газетам, ни копам, я прикинул, что «Изотопа» в том пузырьке хватило бы отключить весь Бронкс. Но как бы то ни было, это все равно большое число ньюйоркцев в состоянии наркотического опьянения.

Но, помимо наркотиков, законности обыска и неотъемлемой расовой приправы, была и сама Валенсия Джонс. Как по меньшей мере трижды напоминала газета, Валенсия Джонс являлась дочерью покойного Реймена «Убийцы» Джонса. Пока кто-то не познакомил его с дулом девятимиллиметровой пушки, «Убийца» контролировал героиновые потоки между Стамфордом и Хартфордом в Коннектикуте. Поэтому, несмотря на образцовые характеристики из колледжа, на часто высказываемое девушкой желание отмежеваться от гнусной жизни отца и заявления о своей невиновности, никто, похоже, и не собирался ей верить. Ее мать даже с трудом нашла адвоката, пожелавшего взяться за это дело. Без сомнения, моего друга Ларри Фелда уже нанимали защищать очередного последователя Джека Потрошителя. И видит бог, Джеффри за дела такого рода не брался.

Вспомнив, что должен позвонить им обоим, я отложил газету. И пожалел Валенсию Джонс. Сам не знаю почему. Пожалел – и все. И хотя у меня имелись и свои проблемы, я тем не менее, стремясь к установлению расовой гармонии, притворно споткнулся и уронил свой поднос с грязными тарелками на двух сторожей за соседним столом.

– Прошу прощения, – сказал я, – но это дело Джонс совершенно выбило меня из колеи.

Преподаватели Зака все оказались милыми людьми. Бесполезными в смысле информации, но милыми. Я наслушался обычных охов и ахов, как похожи мы и наши с Заком голоса. Зак был хорошим студентом, написал скверную курсовую, не слишком считался с авторитетами. Никто не знал, куда бы он мог подеваться, и всем им не хватало его на занятиях. Нынешний преподаватель Зака по английскому языку, профессор Пьютер, прямо-таки взорвался по поводу того, что прочитал мой роман. Слишком уж претенциозно, по его мнению, хотя ему весьма понравились откровенные сцены. Приятно было узнать, что мое порнографическое обаяние вышло за границы пола. Был почти час дня, когда я направился в свой номер, чтобы сделать несколько звонков.

– Ну, – начал Макклу, – есть что-нибудь?

– Это как посмотреть.

– Куда посмотреть? – Голос его звучал уныло.

– О Заке ничего, если только нас не интересуют блестящие характеристики, – сказал я.

– Что еще?

– Это «еще» может подождать, пока мы не решим дело с Заком, – ответил я.

– А, японская птичка? – Он немного оживился.

– Что-то в этом роде. А что у тебя не так?

– Банковская ячейка оказалась тупиком, насколько нас это касается.

– Пуста или полна сберегательных облигаций? – поинтересовался я.

– Ни то, ни другое. Газетные вырезки о росте наркомании на севере нашего штата.

Волосы зашевелились у меня на затылке. Я был слишком потрясен, чтобы говорить.

– Клейн! – закричал Макклу. – Клейн, ты еще здесь?

– Недавнее дело о наркотиках? – спросил я.

– Да вроде, но Фацио вообще-то не приглашал меня в качестве свидетеля, знаешь ли. Я раздобыл эту информацию через Херли.

– Она сообщила какие-нибудь подробности этого дела, может, имя?

– Да. Подожди, я где-то записал. – Я слышал, как он шелестит бумажками. – Вот. Валенсия Джонс.

– Черт бы меня побрал!

– Знаешь, что я думаю, Джон?

– Что?

– Я думаю, что мы только что нашли для себя отправную точку.

Я рассказал ему то немногое, что знал о данном деле. Про Реймена «Убийцу» Джонса он уже знал. Макклу работал по делу о наркотиках, в котором принимали участия силы трех штатов, и Реймен Джонс был одной из ключевых целей расследования. Может, мы просто изголодались по ниточкам, но оба согласились, что время исчезновения Зака, убийство Калипарри и начало судебного процесса слишком плотно едут друг за другом, чтобы оказаться простым совпадением. Макклу сказал, что, как только сможет, он ко мне присоединится, ну а пока будет охотиться за ниточками в Касл-он-Хад-соне. Когда я спросил, хочет ли он, чтобы я поделился с Джеффом нашей теорией, Джонни ответил, что пока никто ничего Джеффу не скажет.

– Твой большой братец кажется мне парнем, который, нужно и не нужно, любит совать свой нос во все дела, – объяснил Макклу. – Давай сначала что-нибудь найдем.

– Договорились.

Дав отбой, я набрал номер конторы Ларри Фелда. Я не хотел давать себе время на перестановку частей уравнения, включавшего моего племянника, дочь наркобарона и убитого копа. Ожидая соединения, я развлекался свежими воспоминаниями о Кире Ватанабэ. Теперь, думал я, теперь есть человек, с которым я был готов проработать любое число перестановок.

Ларри Фелд был в суде, но секретарша сказала, что он оставил мне материалы для прочтения. Я дал ей номер факса отеля и попросил поблагодарить за меня Ларри. Она сказала, что непременно это сделает, но что когда я получу факс, я захочу поговорить с Ларри сам. Кое-что там требовало объяснения. Такова была философия Ларри Фелда: все нуждается в объяснении. Ничто никогда не является тем, чем кажется. Он даже любил повторять: «Мои клиенты платят не мне. Они платят за мои объяснения». Я уже просто не мог дождаться.