— Рабы Ордена изучат отчеты Цека просто для того чтобы убедится, — ответил он, — но я знаю, что больше никого нет. Их гнездо в цитадели уничтожено. Все выведенные отправились в гробницу. Все они погибли там.

Кейн нахмурился и отвел взгляд.

— Я все еще… — он замолчал.

— Говори, парень, — сказал Рафен. — Если ты служишь в моем отделении, то говоришь что держишь на уме, когда я приказываю.

— Лорд, я чту и уважаю командующего лорда Данте, как и любой Кровавый Ангел, но я все еще… обеспокоен тем, что он сделал.

Рафен медленно кивнул.

— Открытие гробницы? — фыркнул он. — В конечном счете, мутанты нашли бы ее сами. Он только ускорил события.

— Но Золотой Саркофаг… — голос Кейна задрожал, когда он произнес название. — Он был запятнан.

— Магистр позволил им прийти, потому что он тактик. Потому что он знал, все твари будут привлечены к тому месту, и что жажда крови помрачит их и не даст сосредоточиться ни на чем другом. Представь, что нам пришлось бы выслеживать мутантов одного за другим, если бы им позволили скрыться в закоулках крепости. Мы потеряли бы еще много людей, и намного больше времени. — Рафен отвернулся от костров и посмотрел на юношу. — Кровь можно смыть, брат. Сломанный камень починить. Но вера… это вечное. И лорд Данте знает, что такая вера как наша не может быть сокрушена.

— А что насчет сломанных людей? Что насчет наших братьев Пулуо или Корвуса?

Рафен снова отвел взгляд.

— Пулуо силен. Он будет жить.

— А Корвус? — нажал Кейн. — Он много сделал для своего покаяния.

— Ты прав, — кивнул сержант. — Император знает его имя.

Они стояли и молчали, пока юноша не рискнул задать другой вопрос.

— Брат-сержант… Что будет с Кровавыми Ангелами теперь?

Взгляд Рафена упал на вымпел, качающийся на ветру. Стяг, который нес символ — каплю крови между крыльями ангела.

— Этот выбор делать не нам, брат.

ДАНТЕ осмотрел Великий Придел, его взгляд остановился на каждом воине: на Армисе и Сентикане, на Орлоке и Сете и всех других. Он нахмурился, когда подумал о Даггане, грубоватом и откровенном, стойком и сильном, теперь потерянном для его Ордена и родичей. Как и Ридай до него, и Горн и Корвус и все другие воины, павшие в этом скорбном бою. Их останки, теперь на бортах кораблей, а имена на обетных свитках, повешенных в Часовне Красного Грааля, дабы почтить их жертву. В первый раз на памяти живущих, обряды героев произнесут там за воинов, которые не были Кровавыми Ангелами. Однако это было единственно верно. Они погибли во имя общего примарха, и этого достаточно.

Данте встал в центре каменной звезды и склонил голову.

— Родичи. Кузены, — он поднял глаза и встретился взглядом с Сетом. — Нет таких слов, какими я могу высказать свою благодарность за вашу помощь в час нужды Ваала. Мы заплатили за неприкосновенность Великого Ангела нашей драгоценнейшей кровью. И после этого горя я должен взять ответственность за то, что случилось, — лорд Кровавых Ангелов медленно вздохнул. — Я виноват. Ответственность за эти кровавые бесчинства падает на меня, и я принимаю ее без возражений. Как сказал мой благородный кузен лорд Сет, за состояние моего Ордена могу отвечать только я. Именно моя гордыня привела нас сюда.

— Прекрасные слова, — сказал Орлок. — Но что насчет выбора, который вы попросили, нас сделать, Данте? Что насчет десятины, которую вы просите у наших Орденов? Что мы должны предпринять по этому вопросу?

Несколько из собравшихся воинов взглянули на Сета, ожидая, что откровенный Расчленитель заговорит, но тот молчал.

— Просьба остается в силе, — сказал Данте. — Я не могу сделать, большего, кроме как просить вашей помощи. Но я не затаю злобы на любого Магистра, который выступит против. Я не сделаю попыток заставить вас. Выбор целиком ваш.

— Он должен быть единогласным, — сказал Сентикан. — Без единства все это бессмысленно.

Армис пошевелился.

— Вы понимаете важность этого, лорд Данте? Давайте внесем ясность. Если голосование пройдет против вашей десятины, то это будет означать роспуск Кровавых Ангелов.

Данте торжественно поклонился.

— Я приму любой выбор, который сделает конклав.

— Тогда начнем голосовать, — Сентикан мотнул скрытой под капюшоном головой. Его слова повисли в воздухе, никто не был готов говорить первым.

Кровавые Ангелы и Расчленители, Вермилионовые Ангелы, Сангвинивые и Обагренные, Легион Крови и Кровавые Мечи, Пожиратели Плоти, Красные Крылья и Кровопийцы, эти воины-лорды и каждый из других Орденов преемников собранных в зале, застыли в молчании, которое, казалось, будет продолжаться вечно.

В конце концов, именно Сет вышел вперед. Его лицо все еще горело от затягивающихся ран, но мощь в глазах воина не потускнела.

— В моем Ордене есть литания, которую мы произносим в последний день испытаний, когда воин заканчивает вступление в наши ряды и зарабатывает имя Адептус Астартес, — он медленно подошел к Данте. — Молитва Посвященного. У каждого Ордена есть собственный вариант, но это в ядре того, кто мы есть. Эти слова создают нашу связь, наше упорство в достижении цели, — Сет сделал паузу, и когда он заговорил снова, резкая честность его слов коснулась каждого воина в чертоге. — Ибо он сегодня, тот, кто пролил кровь со мной, да будет моим боевым братом навечно.

Расчленитель вытащил нож и провел им по ладони, следом за сталью возникла линия крови. Сет протянул руку и клинок Данте. Кровавый Ангел повторил жест и два Магистра, сжали ладони вместе, смешивая алое.

— Я дам вам людей, — сказал Сет. — И так поступит каждый преемник здесь. Ваше будущее будет в безопасности.

Очень немногое удивляло Данте, но сейчас он испытал именно это чувство.

— Почему?

— Потому что это воля Императора, — улыбнулся Сет. — Он привел нас к этому месту, к этим обстоятельствам не просто так, а для урока. Проверить вас. Напомнить нам.

— Чтобы напомнить вам что?

Усмешка Сета расширилась, так что показались клыки, и Данте ответил тем же.

— То, что мы не кузены, Кровавый Ангел. Мы — братья.

С ОСТРОЖНОСТЬЮ Туркио снял сегменты силовой брони его боевого брата со стойки в зале арсенала, делая паузы, чтобы произнести несколько слов Молитвы к Оружию для каждой части доспеха.

Аджир наблюдал за ним, понимая, что кающийся игнорирует его. Наконец, воин заговорил.

— Он отдал свою жизнь напрасно, — сказал астартес. — Ты понимаешь это?

Туркио замешкался, а затем продолжил свою работу.

— Это то, во что вы верите? — космодесантник пробежал тонкой тканью по рубиновому символу на нагруднике доспеха.

— Корвус думал, что позволив себе умереть, так или иначе, закончит свое искупление? Поэтому он так сделал?

— Корвус сделал то, что он считал правильным. Именно поэтому я был горд называть его боевым братом.

Аджир поднял шлем погибшего воина и покачал головой.

— Он умер ни за что.

Туркио поставил нагрудник, и обернулся, чтобы подарить Аджиру тяжелый взгляд. Клеймо на его щеке, было мертвенно бледным и красным от гнева.

— Если вы действительно так думаете, то вы не знали его. И из-за этого, я чувствую к вам жалость.

— Я не понимаю.

Космодесантник покачал головой и отвернулся.

— Это ясно. Если бы вы знали Корвуса, если бы вы видели человека вместо клейма… Тогда, возможно, вы бы поняли.

Туркио ушел, оставив Аджира, смотреть в глаза пустого шлема.

РАФЕН смотрел, как его боевой брат уходит. Раны прошлых дней оставались свежими, и понадобится время, чтобы они зажили. Сержант вернулся к собственным обязанностям. Он чистил болтер шомполом, простая работа, помогающая сохранять концентрацию.

На него упала тень и воин поднял глаза.

— Брат-сержант Нокс.

Голова Расчленителя качнулась.

— Брат-сержант Рафен. У меня есть новости с конклава. Я подумал, что вы захотите знать. Десятина была одобрена всеми Магистра.