Кто-то, пробегавший мимо, толкнул Лорен, и она упала прямо на Рийса. Его руки машинально обхватили ее. Нежные лепестки сирени посыпались ей на пальто.
— Спасибо, что говоришь теперь.
Близость ее тела сводила его с ума.
— Пойдем отсюда. Хочу остаться с тобой наедине.
— Ты правда рад меня видеть?
Искренне изумленный ее вопросом, он ответил:
— Естественно. Разве не заметно?
— Когда дело касается проявления тобой эмоций, я всегда сомневаюсь.
— В этом случае, милая моя Лорен, тебе не следует сомневаться. — Рийс с удовольствием увидел, как улыбка расцветает в ее глазах.
Они забрали багаж Лорен, выехали из города и выбрались на шоссе. Оказалось, что у них масса тем для обсуждения. Рийс рассказывал о мучительных неделях, проведенных в Эквадоре. Лорен — о спектакле, который посмотрела недавно. Они говорили о фильмах и книгах. И в очередной раз, Рийс был поражен ее необычным взглядом на мир и тем, как отражаются на ее лице мысли и чувства.
Начинало смеркаться. Когда из-за деревьев показался роскошный особняк в стиле восемнадцатого века, изысканный в своей простоте, глаза Лорен медленно расширились.
— Мы можем жить и в особняке, если хочешь, — смущаясь, объяснил Рийс. — Но я подумал, что тебе больше понравится в гостевом доме.
Съехав на дорожку, окаймленную голыми ясенями и буками, он сбросил скорость. Каменные стены гостевого домика венчала шиферная крыша. На дубовой двери висел рождественский венок. Золотой свет струился из окон, обещая тепло и уют. Лорен восхищенно вздохнула:
— Да. Здесь мне нравится гораздо больше.
— Я знал, что так и будет. Особняк хорош, когда надо произвести впечатление на нужных людей. Но для жизни он не подходит. Хейзел, экономка, обещала приготовить нам ужин. Ты, наверное, проголодалась… Давай, я возьму чемодан, а ты — букет.
Рийс говорил слишком много. Может быть, потому что был взволнован, как ребенок в канун Рождества? Или очень хотел, чтобы ей понравился дом, который любил больше всех своих прочих жилищ? Он нашел ключ и отпер входную дверь. От венка исходил приятный запах сосны, смешивающийся с нежным, утонченным ароматом духов Лорен. Чего точно не следует делать, так это набрасываться на нее.
Коридор украшали гирлянды из остролиста и омелы. Полированные дубовые панели отражали свет изящных оловянных канделябров. Рийс провел Лорен в гостиную, где в камине горел огонь. В углу примостилась пушистая елка, под которой притаилась большая картонная коробка. Рийс вдруг испугался: то, что представлялось ему отличной идеей вчера, сегодня казалось неуместной сентиментальностью.
— Я надеялся, что ты поможешь мне нарядить елку завтра. Поэтому попросил Хейзел оставить игрушки в коробке, — смутился он.
Лорен радостно хлопнула в ладоши.
— Здорово! Конечно, помогу! Какая чудесная комната!
Рийс очень любил гостиную, ее заставленные книгами полки и старомодную мебель с матерчатой обивкой.
— Окна выходят в сад. Смотри, морозник уже расцвел. Давай пальто, я повешу. И надо поискать вазу для твоей сирени. А то она уже засыпала лепестками весь ковер.
— Если бы я не знала тебя, то решила бы, что ты нервничаешь, — прищурилась Лорен.
Ее догадка была недалека от истины.
— Пожалуй, разогрею суп. Сколько сейчас времени в Нью-Йорке? Половина одиннадцатого ночи?
Она вскинула голову.
— Не хочу я супа. Давай поставим цветы в воду и пойдем в постель.
Несмотря на отвагу в голосе, ее пальцы, судорожно сжимавшие букет, слегка побелели. Переполняемый новыми, непривычными эмоциями, названия которых были ему неизвестны, Рийс ответил:
— Ты потрясающая женщина во всех смыслах этого слова. Согласен с тобой: нам пора в постель. Давай сюда сирень.
Но она продолжала держать букет.
— Я пойду с тобой.
В кухне Рийс сунул цветы в серебряное ведерко, налил воды и водрузил на стол.
— Нет, возьмем их в спальню, — настаивала Лорен.
Он взял ведерко, и они поднялись по лестнице на второй этаж. Из окна большой спальни тоже был виден сад и вековые дубы, закрывавшие особняк. Камин в стиле девятнадцатого века с ажурной металлической решеткой подчеркивал изысканность обстановки. Кровать под балдахином казалась центром всей комнаты. Рийс поставил сирень в угол.
— Хочешь, я разожгу огонь?
— Да, пожалуй… И еще я не отказалась бы от горячей ванны. После долгих поездок всегда хочется расслабиться.
— Ванная за той дверью, — кивнул он, присев на корточки, чтобы поджечь скомканную бумагу.
Языки пламени заплясали в камине. Рийс зажег свечи. Лорен здесь, подумал он. И будет рядом по крайней мере неделю. Только она и он. Никаких управляющих, никаких любителей вечеринок в пурпурных саронгах, никаких террористов. И, несмотря на все возрастающее в нем желание, никакой необходимости спешить.
Рийс присел на кровать, расшнуровал ботинки и снял носки.
— Хочешь, я тебе спинку потру? — крикнул он, бросив галстук на стул.
Из ванной донесся ее смех, заглушаемый шумом воды.
— Хорошо бы. Только при условии, что на тебе будет столько же одежды, сколько на мне.
Ухмыльнувшись, Рийс стянул с себя все, что еще оставалось на нем, и вошел в ванную. Лорен улыбнулась ему. Хотя вода заполняла ванну почти до краев, грудь девушки была открыта его взгляду, соблазнительно блестя в мерцающем свете. Он ощутил, как его тело тотчас же откликнулось.
— Наверное, мне не стоит тут засиживаться, — лукаво усмехнулась она.
Рийс опустился на колени у ванны. Волосы Лорен, убранные наверх, не закрывали изящную шею. Он взял ее лицо в руки и поцеловал, давая волю желанию, которое сдерживал на протяжении долгих недель. Лорен ответила с такой страстью, что у него закружилась голова. Рийс провел рукой вдоль ее тела, словно заново открывая для себя все его изгибы, наслаждаясь нежностью мокрой кожи.
— Пойдем в постель. Скорее, — пробормотал он, взял ее за руки и поднял.
Девушка перешагнула через край ванны и встала на коврик. Рийс снял с крючка большое полотенце и обмотал вокруг нее. Никогда в жизни ему не приходилось чувствовать такого внутреннего подъема, такой уверенности в том, что именно здесь его место. Лорен подняла на него глаза, в которых было написано одно лишь непреодолимое желание. Он снова поцеловал ее. Полотенце упало на пол.
Никто из них потом не мог вспомнить, как они добрались до спальни, где в камине уютно горел огонь, отсветы которого танцевали на потолке, а кровать уже ждала их.
Лорен лежала на спине. Ее мягкая грудь и горячие поцелуи возбуждали его все сильнее, так что он уже не понимал, как сердце умещается в груди и как не взорвется от предвкушения блаженства. Ее руки порхали по его телу, словно легкие бабочки, дыхание то и дело срывалось. Рийс старался сдерживаться изо всех сил, чтобы подарить ей все наслаждение, на которое был способен.
И наконец Лорен достигла вершины, прокричав его имя в экстатической смеси боли и удовольствия, унося его с собой. Рийс упал рядом, обдавая горячим дыханием ее кожу, и почувствовал себя одновременно опустошенным и наполненным, плененным и освобожденным. Зарывшись лицом в ее волосы, он закрыл глаза.
Она продолжала обнимать его. Сердце понемногу успокаивалось. От нее пахло чем-то необъяснимо приятным.
— С Рождеством тебя, — хриплым голосом сказал Рийс.
— Ах, так это был подарок мне?
— Нет. Его ты получишь двадцать пятого и ни секундой раньше.
— А по ощущениям было похоже на подарок. — Она сладко потянулась. — На чудесный подарок. Не думаю, что может быть что-то лучше.
— Подожди еще десять минут, — поддразнил Рийс, проводя рукой по ее высокой груди. — Мы можем придумать что-нибудь, чтобы заполнить их и скрасить ожидание.
— О, Рийс, я так счастлива быть с тобой!
Она действительно выглядела счастливой. А еще сексуальной и невыразимо прекрасной.
— Я тоже счастлив быть с тобой, — ответил он и, решив не углубляться в разговоры, поцеловал ее в губы, медленно спустился к шее, потом ниже, давая ей время прочувствовать его ласки, и заметил, что с каждой минутой она становится смелее и увереннее.