Остался на «Мадемуазели».
Ведь получалось так, что Инесса Львовна либо была в стельку пьяна и все забыла, либо не придала значения своим подозрениям.
Именно так я думала до тех пор, пока не обследовала туалеты и ящик за зеркалом. Но теперь, убедившись, что ничего подозрительного в означенных местах нет, уверенности во мне сильно поубавилось. Из всех вопросов на повестке дня остались только два самых бессмысленных: «Что, черт побери, творилось в туалете той ночью?! И почему в нем кто-то заперся?»
Но для ответов на эти вопросы мне требовался еще один доверительный разговор с участницей событий.
Я дошла до двери каюты номер четыре, постучала тихонько и, услышав «Войдите!», перешагнула порог.
Инесса Марченко сидела в кресле спиной к окну (или иллюминатору?) и скучающе читала дамский роман про кипарисы с пальмами и страсти. Увидев меня, книжицу она отложила и, кажется, обрадовалась:
– Софья, какой сюрприз! Устала затворничать?
– Туполев спит, – кратко пояснила я и села в кресло напротив.
Мы поговорили о погоде, здоровье и мужчинах, выпили гранатового сока, и я начала старательно изображать смущение. То есть ерзать, прятать глазки и отвечать невпопад.
– Ты хочешь меня о чем-то попросить? – минут через несколько догадалась Инесса Львовна.
– Да. Только не знаю, как приступить.
– Начни с главного, – предложила Марченко и, отхлебнув сока, прищурилась со вниманием.
– Тогда начну так, – «приободренно» вступила я. – Несколько лет назад исчез муж моей двоюродной сестры. Причем исчез не просто так, а со всеми совместными капиталами…
– Мерзавец! – припечатала Львовна.
– Согласна. Так вот. Сестра, ее Мариной зовут, подала в розыск, но мерзавца так и не нашли. И вот представь, на этом корабле я встречаю типа, очень похожего на Стаса!
– Да ну!
– Точно. Но этот тип – плотный и лысый. А Стас был кудрявый и худой.
– Так, так, так… Уж не на Тараса ли ты намекаешь? Хохол-аграрий…
– В точку. Он.
– Господи, так сообщи охране! Преступник на борту! С этим не шутят. Он же в розыске?
– В розыске-то он в розыске. Но я сомневаюсь.
(По большому счету, сомневалась я не только в аграрии Тарасе. Секретарь лорда Каментона вызывал во мне те же чувства. Только этим двум мужикам мне пока не удалось примерить на фотографиях очки и кепи. Я, безусловно, пыталась пририсовать им означенные предметы в воображении, но получалось плохо. То клетчатая кепка сползала, то очки вбок уезжали, то пакля из волос никак на уши не ложилась. Я страдала, страдала, мучилась, мучилась и решила прибегнуть к помощи Инессы Львовны как лица наиболее пострадавшего от происков «клетчатого». Она уже из-за него за борт отправилась, уже стыда натерпелась, так что в помощи, думаю, не откажет.)
– Так он похож или нет? – снова прищурилась Львовна.
– И да, и нет. Мне нужно его сфотографировать и отправить по «мылу» сестре. Пусть сама решает, он это или нет. И сама, коли что, скандал поднимает. Мне, знаешь ли, скандалить как-то не с руки. Вдруг это не он? Еще подаст в суд за дискредитацию имени честного бизнесмена. И вообще, скандалить – стыдно.
– Я что-то не понимаю. Он похож на твоего Стаса или нет?! Говори прямо.
Я вздохнула и пустилась врать дальше:
– Понимаешь ли, Инесса, я этого типа видела только один раз. Пять лет назад, когда на свадьбу приезжала.
– А сбежал он когда?
– Через два года после свадьбы.
Инесса протянула руку к своему фотоаппарату, который я на столик между нами положила, быстро пролистала электронный фотоальбом и нахмурилась:
– Везде отворачивается.
– Вот! То-то и оно! Я сама пыталась пару раз поймать его объективом, но он, гад, всегда успевает отвернуться!
– Он тебя узнал, – безапелляционно заявила мадам.
– Скорее всего, – пригорюнилась я и по-коровьи вздохнула. – Я-то за эти годы не сильно изменилась…
Инесса покрутила в руках фотоаппарат, поразмышляла немного и выдвинула гипотезу:
– Знаешь что? Если бы мне моего Макса предъявили по единственной фотографии – ухо крупным планом, я бы его и по уху опознала. Пошли сестре эту фотку – здесь Тарас даже кончиком носа попал, она его опознает.
– Инесса, – вкрадчиво пустилась втолковывать я, – ты своего Макса, может быть, по уху и узнаешь. Но пойми, пять лет назад и даже три этот гад пышную шевелюру носил. А теперь бритый ходит, что, согласись, сбивает с толку. Так что мне не ухо, мне весь аграрий нужен.
– И что ты предлагаешь? Ведь этот гад и пластическую операцию сделать мог… Денег-то хоть много утащил?
– Много, Инессочка, ох много. Маринка тогда большое наследство получила.
– А если попросить у него паспорт? И отксерить?
– Как?! Как попросить у человека паспорт?!
– А через капитана?
– Ты что! Я же сказала – сомневаюсь! Вдруг этот Тарас честный хлопец, а я на него напраслину возвожу, а?
– Да. Действительно. И что ты предлагаешь?
– Я хочу попросить тебя об одолжении. Ты у нас дама общительная, веселая, – я могла бы добавить «беспардонная», – и все давно привыкли, что везде с фотоаппаратом ходишь. Так не могла бы ты «случайно» зацепить объективом нашего агрария?
– Зачем – случайно? – безмятежно пожала плечами Инесса. – Я его попрошу вместе с моим Максом сфотографи…
– Ни в коем случае!! – перебила я. – Если это он, то сразу заподозрит неладное и скроется! Я же ведь здесь! Сестра его жены… А если он смоется, то с Украины нам его не достать.
– Ну, может быть, и так, – без энтузиазма согласилась Марченко. – Значит – незаметно? Да?
– Угу. Пусть он как бы фоном попадет, Маринке этого достаточно. И умоляю! Даже если он тебя заметит, делай незначительное лицо. Не то смоется.
– Кого ты учишь, – фыркнула Львовна. – Оформлю в лучшем виде. Я даже сама этого делать не буду. Попрошу кого-нибудь заснять нас с Максом в бильярдной на фоне гада. Он там почти каждый день крутится…
– Еще лучше! – обрадовалась я. – Выбери ракурс и действуй! Камера цифровая?
– Нет, восьмимиллиметровая! Конечно, цифровая…
– Ты, главное, не торопись, – поучала я, обеспокоенная безопасностью ретивой помощницы, – не делай с кондачка. Тут главное – не попасться…
– Софья, – перебила меня Марченко, – я уже весь пароход перефотографировала. Во всех ракурсах.
– Знаю, – кивнула я и мысленно добавила: «Потому и обращаюсь. Других таких любителей на теплоходе нет». – Я не зря тебя так въедливо инструктирую. Я хочу показать, насколько это для меня важно.
– Господи, да если это так важно, отбей сестрице телеграмму, пусть садится на ближайший самолет и дует сюда! Встретит теплоход в ближайшем порту.
– Не хочу ее беспокоить, – грустно пояснила я, – у Марины слабое здоровье…
– А-а-а, – сочувственно протянула мадам. – Гад подорвал?
– Ну.
– Тогда надо к капитану – и под арест мерзавца.
– Нет, рано. Сначала установим личность. Тем более что мне не дает покоя еще одна мысль, – сообщила я, кинула наживку и подождала, пока заглотит.
– Какая мысль? – заинтересованно склонилась вперед Инесса Львовна.
– Помнишь вечер, когда ты за борт упала?
– Еще бы!
– В тот день за ужином ты была в белом костюме и белом платке-чалме. Ты этот платок до конца вечера оставила?
– Оставила, – с удивлением кивнула мадам.
– То есть… Именно в нем и белом платье ты ходила по пароходу и разыскивала твоего Максима?
– Да, да. А в чем дело-то?!
– У меня к тебе просьба. Не могла бы ты сейчас надеть этот платок.
– Зачем?
– Надо.
– Он утонул.
– А если из белого полотенца то же самое изобразить?
Инесса посмотрела на меня с настороженной задумчивостью, кажется, она начинала подумывать о том, а не опасно ли находиться со мной в одной комнате? То Тарас – расхититель семейных ценностей, то платок из полотенца.
– Инессочка, сделай, пожалуйста, так, как я прошу, позже ты сама все поймешь.
– Ты хочешь, чтобы я надела на голову банное полотенце?!