Эта ошибка внезапно поправила дело русской армии, начинавшей уже расстраиваться. Кавалерия, порученная генералу Боуэру, за раною командовавшего прежде генерала Рена, пришла в порядок, а тем временем царь приказал Меншикову. командовавшему левым крылом русской армии, ударить на неприятеля с десятью полками, составлявшими 10 000 воинов. Тут судьба всей битвы повернулась иначе. Меншиков ударил на часть корпуса Рооса, находившуюся под командою Шлиппенбаха, и нанес ему такое поражение, что сам Шлиппенбах со всем своим штабом был взят в плен. Генерал Роос обратился в бегство, но Меншиков отправил за ним в погоню генерала Ренцеля: тот загнал Рооса до шанцев, воздвигнутых шведами под самою Полтавою, и принудил его сдаться в плен со всем отрядом.

Был девятый час утра. Между шведскими военачальниками не было никакого ладу. Когда генералу Спарре был дан приказ спешить на выручку Рооса, он, воротившись без успеха, говорил, что у Рооса достаточно войска, и если Роос с ним не сможет оборониться, то пусть идет к черту. Левенгаупту король дал приказание соединиться с Крейцем, но Реншильд, уже прежде не ладивший с Левенгауптом, раздражился за то, что это делается без его ведома, и начал браниться с Левенгауптом, а король заперся в том, что сам дал Левенгаупту приказ. Отделы шведского войска двигались с места на место, не зная сами, что делают. Это заметил царь Петр, двинул на них все свое войско и принял над ним сам верховное начальство.

Тогда наступило полное замешательство. Короля повезли в носилках лошадьми; 12 драбантов и 24 гвардейца окружали его. Карл велел вести себя в самый огонь битвы. Под его носилками убита была лошадь; гвардейцы выпрягли из-под носилок остальную лошадь и понесли носилки на руках. Но близ короля пало трое драбантов, побиты были носильщики, и наконец самые носилки раздроблены пулями. Тафельдекер Гутман кое-как связал их уздами с павших лошадей. Пользуясь минутным перерывом битвы, Карл выпил воды, приказал перевязать себе раненую ногу и нести себя далее в разгар битвы, чтобы собственным примером отваги возбуждать своих воинов. Генералы Левенгаупт, Спарре, Герд употребляли все усилия, чтобы привести в порядок войско, но все было напрасно. Вдруг под королем опять раздробило носилки, и он упал на землю. Солдаты, издали увидев эту сцену, думали, что король уже убит, и это увеличило смятение. Король, лежа на земле, думал еще как-нибудь остановить потерянных воинов и кричал: «Шведы! шведы!..», но его отчаянный крик терялся в суматохе. Подбежал к королю Реншильд и, обращаясь во все стороны, громко вопил: «Наша пехота пропала, — ребята, спасайте короля!» Затем сам Реншильд бросился в омут битвы и тотчас был взят в плен.

Подобно кораблю, разбитому бурею, метался остаток разбитой шведской армии, говорит шведский историк. Офицеры были побиты или взяты в плен; солдаты без команды метались то в ту, то в другую сторону, сами не зная, что им нужно делать. Левенгаупт, увидя, что делается с королем, кричал: «Ради самого Христа, не оставляйте короля в беде!» Кучка солдат подняла короля. к ним пристали конные. Драбант Брадке посадил короля на свою лошадь. Положивши больную ногу на шею лошади, Карл отдался другим спасать его от опасности быть убитым или полоненным. «Что теперь делать?» — спрашивал он, встретивши Левенгаупта. «Отступать к багажу», — говорил Левенгаупт. Но отступление было уже немыслимо. Происходило полное беспорядочное бегство разбитого в пух и прах войска. Командиры кричали на подчиненных: «Стой», подчиненные кричали один к другому: «Стой!» — и все бежали. Вдруг неприятельская пуля поразила лошадь, на которую посадили Карла, и в это время настигали его русские; шведский король неизбежно попал бы в плен, но капрал Гиерта поспешно дал ему свою лошадь. Не без труда Карл, при помощи других, сел нанее и ускакал во всю прыть, все-таки каждую минуту ожидая, что его или убьют выстрелом, или нагонят и возьмут в плен. Капрал Гиерта, отдавши королю свою лошадь и сам будучи ранен, дотащился под плетень, чтобы там умереть, но увидел его королевский конюх, который вел одну из королевских лошадей, посадил на лошадь, и таким образом капрал Гиерта догнал короля, скакавшего к тому месту, где находился обоз.

Если Карл в этот день показал редкий пример храбрости, отваги и неустрашимости, то не менее его доблестным оказался и соперник его Петр. На нем была прострелена пулею шляпа, другая пуля попала в пуговицу на седле, на котором он сидел, третья ударила его в грудь, но наткнулась на длинный крест (тельник), — и это спасло царя.

Граф Пипер, постоянно находившийся при своем государе, когда увидал, что все уже пропало, поворотил к обозу вслед за Карлом. Пипера сопровождало несколько особ, и в числе их был историк Карла XII, Нордберг, которого сочинение служило нам в числе источников. Он описывает, что когда они, следуя за бежавшим королем, переходили небольшую долину, заросшую кустарником, и уже выходили на ровное место, вдруг появились калмыки и татары. Идти далее казалось невозможным, чтобы не попасться в руки этим азиатским варварам, от которых европейцы шведы не ждали пощады. Они повернули к Полтаве и сами отдались в плен. Их привели в русский стан к Шереметеву. Фельдмаршал принял графа Пипера очень любезно и почетно. Ему приготовили богато убранный шатер. Шереметев беседовал с ним о тогдашнем положении дел, и шведам речь его показалась очень умною.

Много шведских генералов попалось тогда в плен. Из них знатнейшие были: Реншильд, Стакельберг, Шлиппенбах, Гамильтон, Роос, принц Максимилиан Виртембергский. Когда их представили царю, Петр принял последнего за короля и, узнавши свою ошибку, воскликнул: «Неужели-таки я не увижу сегодня брата Карла?» Но тут царю принесли разбитые носилки короля, до сих пор показываемые в сокровищнице московской Оружейной палаты. Несколько времени Петр думал, что Карл убит; вскоре, однако, принесли ему известие, что король успел убежать к обозу, и Петр, узнавши, что Карл жив, был этим очень доволен. Он питал большое уважение к своему врагу.

После полудня всему русскому войску приказано было выстроиться. Царь выехал без шляпы, благодарил всех за храбрость. дал приказание перевязывать раны и лечить раненых, показывал к ним сострадание. Между тем на поле приготовлена была походная церковь. В час пополудни там отслужили благодарственный молебен, и во время пения «Тебе Бога хвалим» дано было три пушечных залпа. По окончании молебна царь позвал сподвижников на пир, устроенный в шатрах. Царь с генералитетом пировал в особом царском шатре, которого полы были подобраны, а перед шатром на карауле стояла гренадерская рота Преображенского полка. К этому пиру приглашены были знатные шведские пленники — генералы и полковники. Во время пира привели Пипера; и его усадили также за стол. Царь ласково обращался со всеми пленниками, собственноручно вручил фельдмаршалу Реншильду шпагу и похвалил его за храбрость и верное исполнение своего долга. У прочих пленников хотя шпаги были отобраны, но тут же милостиво возвращены царем. «Господа! — сказал, обратившись к пленникам, Петр, — брат мой Карл приглашал вас на сегодня к обеду в шатрах моих, но не сдержал королевского слова; мы за него исполним и приглашаем вас с нами откушать». Поднявши налитой вином заздравный кубок, Петр воскликнул: «Пью за здоровье моего брата Карла!» Потом, при громе пушечных выстрелов, Петр провозгласил тост за здоровье своих учителей. «Кто эти учителя?» — осмелился спросить Реншильд. «Вы, шведы», — отвечал царь. «Хорошо же ваше величество отблагодарили своих учителей», — сказал Реншильд.

Если бы русские, говорит шведский историк, неустанно преследовали шведское войско, то, без сомнения, не выпустили бы с полтавского поля ни короля, ни всего остатка его армии, но Петр увлекся пиром на радости о победе, одержанной в такой степени, в какой, быть может, он даже и не ожидал, и не прежде, как уже вечером спохватился отправить в погоню за отступившим с поля неприятелем генерал-поручиков: князя Мих. Голицына и Боуэра. Они не застали уже неприятеля, и действительно, это была большая ошибка со стороны Петра: вся цель Северной войны была бы уже достигнута в этот день, и Россия без дальнейших потерь приобрела бы все то, что получила по Ништадтскому миру.