• Ворожцов выдыхает и идет к соседнему купе. Возле двери останавливается и тихонько опускает ручку, тянет дверь. В наметившейся щелке — темнота. В купе спят. Очень не хочется будить девчонок, но карточный долг…

    Дверь ползет в сторону. Ворожцов осторожно, неуверенно тянет одеяло с ближайшей койки. Чувствует он себя по-идиотски.

    — Таможня, — громким шепотом объявляет он. — Документы приготовьте.

    Из коридора слышно сдавленное хихиканье.

    — Оружие, — приговаривает Ворожцов по инерции и таращится в темноту.

    Осторожно подтягиваемое одеяло соскальзывает на пол.

    — Деньги, наркотики…

    Что-то не так. Он понимает это слишком поздно, а в следующее мгновение раздается испуганный женский вскрик. Ворожцов пятится, вываливается в коридор, захлопывает за собой дверь и под громогласный хохот Сергуни, Мазилы и Тимура пулей врывается в их купе.

    Ворожцов чувствует, как наливаются пунцовым уши. Но сам уже не удерживается от смешка.

    — Чего ржете, придурки? — бормочет он. — Там какая-то тетка.

    — Какая-то, — ухохатывается Сергуня. — Они ж там не одни едут. Ворожкин, ты с кого одеяло стянул? Маньячелло.

    Ворожцову стыдно и смешно. Но больше он играть не садится. Мазила с Сергуней раскидывают еще пару партий, а потом поезд останавливается, и входят настоящие таможенники.

    Когда граница остается позади, а колеса снова стучат по стыкам, никто уже не играет. Все спят.

    Утром их будит проводница.

    — Встаем, сдаем постель, — повторяет она на одной ноте.

    Ворожцов садится, натягивает майку. Сверху спрыгивает Тимур.

    — Постельку сдаем, — несется по вагону монотонное. — Сдаем постель.

    Они комкают и относят в служебное купе простыни с наволочками и полотенцами. Заказывают чай, по очереди бегают умываться в туалет.

    Ворожцов допивает обжигающий сладкий чай, когда распахивается дверь, и входят девчонки.

    — Доброе утро, — говорит Ворожцов.

    — Привет, — весело откликается Наташка. — Ну, колитесь, кто из вас на таможне подрабатывает?

    Леся улыбается. Мазила, Сергуня и Тимур снова начинают ржать. Казарезова смотрит на Ворожцова.

    — Извращенец, — говорит она под дружный хохот. — Тетке сорок лет, а ты к ней под одеяло.

    — Он к тебе хотел, — писклявым от смеха голосом выдавливает Сергуня, — но перепутал.

    На платформу они спускаются уже без смеха. Ворожцов серьезен. Подтягивает лямку старого рюкзака. Мазила вертит башкой по сторонам. Любопытный. Девчонки озираются, пытаясь прочувствовать незнакомый город. С одной стороны, они насторожены, с другой — им тоже интересно.

    Сергуня с Тимуром выходят из поезда последними.

    Им вслед несется равнодушное напутствие проводницы:

    — Вещи не забываем…

    …Вещи. Теперь у них не осталось ничего. Почти. Паспорта с обратными билетами. Немного денег. У Ворожцова — ПДА, у Тимура — пара ржавых болтов.

    Обрез Тимур оставил рядом с разнесенным прибором. Патроны кончились, а без них от ружья никакого толка. Рюкзак Ворожцов бросил неподалеку от водонапорки.

    Отсюда до места, где они планировали выйти из Зоны, вернуться в обычный мир, оставалось совсем немного. И тащить на себе лишние килограммы ненужного теперь барахла казалось абсолютно бессмысленным.

    Мазила сказал бы на это, что сталкеру своя ноша не тянет… Только где теперь Мазила? И что он знал о сталкерах? Понахватался в интернете всякой чепухи, поверил в романтику. Так в интернете правды не напишут. Ее вообще не передать, эту правду. Только прочувствовать на своей шкуре.

    Вот если б не Ворожцов, а Мазила оттащил Тимура от той аномалии у трансформаторной будки, а потом они вместе закапывали бы руками в грязной канаве друга, разворотившего себе грудь из обреза в упор… Тогда, возможно, мелкий понял бы.

    Но Мазила попал в аномалию, пальнул себе в сердце из ружья. И одному богу известно, что он увидел и понял перед смертью.

    Боль в груди стала острее. Она уверенно вытесняла пустоту. Надолго ли? И что будет потом?

    Нет, не думать сейчас об этом.

    Шаг. Шаг. Еще шаг.

    Одинаковые, безликие, как удары метронома.

    Из ниоткуда в никуда. Хотя, казалось бы, у них есть и точка отправления, и точка, к которой идут.

    Ворожцов тряхнул головой, на ходу выудил из кармана наладонник. Плюмкнуло.

    Загрузилась карта, засветились метки.

    Ворожцов остановился. Рядом застыл Тимур.

    — Что на шарманке? — спросил он негромко.

    — Почти пришли. За деревьями дорога. Через сотню метров блокпост. Там военные. Брат рассказывал, что с ними можно договориться. Денег пихнуть, и они пропустят. Если ты без оружия.

    Тимур постучал пальцем по экрану. Грязная кромка ногтя ткнулась в кучку меток у блокпоста.

    — Это что? — уточнил он.

    — Военные, — пояснил Ворожцов. — Наверное, военные.

    — Наверное?

    — Кому еще торчать на блокпосте?

    — А дальше?

    — А дальше всё. Внешний мир.

    Слова вылетели просто. Когда-то Ворожцов мечтал о том, как скажет это. С облегчением. Сейчас не было никакого облегчения. Не было надрыва, сожаления, радости. Только спокойная констатация.

    — Мы ведь не углублялись, — заговорил он, пытаясь поймать хоть какую-то интонацию, почувствовать хоть какое-то настроение, — по краю, считай, прошли, как и наметили.

    — Ворожцов, не нуди, — попросил Тимур, на секунду напоминая того, прежнего Тимура.

    Но лишь на мгновение. Когда Ворожцов повернулся к нему, тот стоял задумчивый и серьезный.

    — Можно прямо на блокпост и попробовать сторговаться, — предложил Ворожцов. — Еще можно сделать петлю, обойти и под железной дорогой, под насыпью. Как тогда…

    При упоминании о насыпи Тимур едва заметно повел плечами.

    — Пойдем через военных? — предложил Ворожцов.

    — Тоже опасно.

    — Не станут же они по нам стрелять, — стараясь добавить бодрости в голос, проговорил он. Не для себя, для Тимура.

    Не получилось. Не было бодрости. Как не было страха и других бушевавших совсем недавно эмоций.

    — Пойдем, — кивнул Тимур. — Попробуем сторговаться.

    Ворожцов выключил ПДА и убрал в карман. Они спустились по небольшому откосу и зашагали по разбитым останкам дороги.

    Шаг. Шаг. Еще шаг.

    Шаги отщелкивали, как метроном.

    Ворожцов попытался считать их, чтобы занять чем-то мысли, но быстро сбился. Снова нахлынули воспоминания.

    Вот он, выход из лабиринта, в который сами себя загнали. Он был здесь всегда и не только здесь. Надо было лишь захотеть выйти. А они…

    Просто глупо лезли туда, где им нечего было делать.

    Где их не ждали.

    Где им не место.

    Лезли, выбрав себе жизненно важной целью то, что оказалось вовсе не нужным.

    У блокпоста возникло движение. Кто-то там, должно быть, уже держал их на мушке.

    Шаг. Шаг. Еще…

    Тимур остановился. Ворожцов сделал то же самое шагом позже.

    На дорогу вышли двое парней в военной форме. Молодые. Один держал наизготовку автомат Калашникова. Напряженный, готовый нажать на спуск в любое мгновение. Второй опустил оружие стволом в землю и только смотрел на них.