— Он твой отец, — возразил Джим, засовывая кредитную карточку в карман джинсов. — Он всегда будет считать тебя ребенком, так что смирись с этим.

— Неужели прошло всего два дня? — простонал Джим, хватая ее в объятия, как только они переступили порог дома. Пинком закрыв дверь, он вытащил футболку Энди из-под пояса ее джинсов, чтобы добраться до груди. — С тех пор как мы отъехали от озера, я думал лишь о той минуте, когда вновь увижу тебя обнаженной, а ты словно нарочно издевалась надо мной, прижимаясь грудью к спине… Господи, Андреа, сжалься! — воскликнул он, почувствовав, как она сжала выпуклость под его джинсами.

— Именно этим я и занимаюсь. — Она продолжала ласкать его сквозь плотную ткань. — Проявляю милосердие.

— Ты сведешь меня с ума!

Она игривым жестом убрала руку, но Джим водрузил ее на прежнее место.

— Не останавливайся, продолжай! Ты дразнила меня последние двадцать миль.

— Разве тебе не понравилось? — кокетливо осведомилась Энди, уже зная ответ, но желая услышать его.

— Очень понравилась! — простонал Джим, пока она расстегивала молнию его джинсов и просовывала руку под ткань. — Я люблю тебя.

В порыве страсти он не заметил, что его признание на этот раз не испугало Энди: он был слишком поглощен физическими ощущениями. Едва она прикоснулась к нему, как Джим содрогнулся, дыхание сбилось. Сердце судорожно застучало.

Дрожь мышц, затрудненное дыхание, лихорадочный ритм сердца, невольные стоны — все это придало Энди сил, заставило почувствовать себя женщиной. Она встала на колени, стянула с Джима джинсы…

— Андреа! — издал он стон смертельно раненного и прислонился к стене. — Андреа!..

Протянув руки, он обхватил ее голову, удерживая ее, словно невообразимо тонкое, баснословно дорогое и хрупкое стекло. От страсти и любви его глаза стали золотистыми.

И прежде женщины стояли перед ним на коленях в подобной позе, но ни одна из них не вызывала в Джиме таких чувств — гордости, смирения, благодарности, влечения. Все его существо переполняли мучительная нежность и обжигающая потребность отдать все, оберегать и защищать, властвовать, поклоняться и обожать ее — женщину, которая превратила его в героя-завоевателя. Положить свое сердце к ее ногам, предложить ей свое тело, совершать подвиги в ее честь! Вместе с тем сейчас от слабости он едва мог пошевелить языком. Джим сумел лишь выговорить ее имя, скользя ладонями по плечам Энди, заставляя ее подняться на ноги.

Он прильнул к губам Энди, словно желая поглотить ее в поцелуе — трепетном и жадном, грубом и нежном, умелом и неловком. Энди таяла в его объятиях, доверившись силе его рук и жару поцелуя, желая в этот миг лишь одного: доставить ему величайшее наслаждение. Она не опасалась потерять саму себя, не испытывала тревоги, охваченная потребностью отдать все, что у нее есть. Она стала абсолютно беспомощной, оказалась во власти мужчины, сжимающего ее в объятиях, целующего так, словно ему было достаточно лишь поцелуев.

Их прервал телефонный звонок — два пронзительных, настойчивых сигнала, разорвавших тишину, словно выстрелы в мирном лесу.

Энди окаменела.

— Не обращай внимания, — пробормотал Джим хриплым от страсти голосом, но в этот миг включился автоответчик.

— Шлюха, — послышался в комнате гневный сиплый шепот. — Бесстыдная шлюха. Иезавель. Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал не раз. Теперь ты поплатишься за все!

Глава двенадцатая

Джим резко отстранился, глядя на Энди. Ее застывшая поза и этот виноватый блеск глаз. Такие звонки ей не в новинку! Осторожно отодвинув ее, Джим надел джинсы, застегнул молнию и прошагал на кухню. Энди нервозно оправила футболку и последовала за ним. Голос в автоответчике продолжал выплевывать грязные ругательства, усиливаясь с каждым словом. Джим схватил трубку:

— Кто говорит? Кто это, черт возьми?

Единственным ответом ему стали короткие гудки. Лишенный возможности излить гнев на реального виновника, Джим бросил трубку и обернулся к Энди.

— И долго это продолжается?

— Такого еще не случалось! — Она умоляюще сложила на груди руки, перепуганная звонком и выражением лица Джима. — Все было иначе!

— Что это значит?

— Прежде он никогда не вопил в трубку. Он говорил спокойно и почти… отчужденно — другого слова не подберешь. И до недавнего времени эти звонки были просто… неприятными, но безвредными. Я никак не связывала их с тем, что происходило на работе, — до прошлого четверга.

— Значит, все это тянется уже несколько месяцев, а ты сидишь сложа руки?! Почему ты не обращалась в полицию?

— А чем мне могла помочь полиция? По ее милости моя жизнь только осложнилась бы. Мне посоветовали бы сменить номер телефона и запирать дверь. Нет, я не стану менять номер из-за пары досадных звонков! И кроме того, окна и двери в моем доме надежно запираются.

— Андреа, это не просто досадные звонки. Неужели ты не поняла? Этот тип — псих!

Энди покачала головой.

— До прошлого четверга он вел себя вполне пристойно, — возразила она. — Никаких сексуальных намеков, никаких угроз. Только потом он начал осыпать меня оскорблениями.

— В тот день, как ты приняла меня на работу… И после того, как была разбита люстра. — Энди молчала, и он добавил: — После того, как мы начали спать вместе. Почему же ты молчала?

— Сначала я думала, что эти звонки никак не связаны с происшествиями на стройке. — Энди схватилась за край кухонного стола. — А потом…

Рассказать ему все? Признаться в своих опасениях, выложить все беды и попросить о помощи? Но позволить себе такую роскошь Энди не могла: это означало бы превращение ее в прежнее, бесхребетное и беспомощное, существо, которым она была девять лет назад. В то время она умела принимать решения лишь в бытовых вопросах — например, при выборе новых занавесок для кухни.

— Я молчала потому, что это мои проблемы, и я уже предприняла меры, чтобы справиться с ними.

— Твои проблемы? Ясно… — Его голос прозвучал еле слышно. Он всеми силами пытался сдержать гнев. — Как же ты намерена поступить дальше?

— В понедельник я установлю определитель номера и сигна…

— Определитель? И ты думаешь, этого хватит?!

— В телефонной компании считают, что это наилучшее решение. Я узнаю номер телефона, по которому мне звонят, и тогда смогу обратиться в полицию с конкретными…

Она вздрогнула: не дослушав ее, Джим ударил кулаком по столу.

— Господи, Андреа, ты в своем уме? Ты представляешь себе, насколько все серьезно? Этот тип злится на тебя не потому, что ты лишила его работы! Его злоба приобрела личный оттенок, а может, и всегда была такой! Просто прежде ты не давала ему повода для ревности. Но теперь все изменилось. Ты спишь со мной, и он считает, что ты изменила ему. Он одержим, Андреа! Тебе известно, что такое одержимость? — Джим схватил ее за плечи и встряхнул. — Ты представляешь, на что способен этот мерзавец? И ты думаешь, что определитель номера и пара замков спасут тебя, если он явится сюда?

— Я не настолько глупа! — выпалила Энди, стараясь сохранить достоинство, несмотря на ярость Джима и собственный ужас.

— Я и не пытался обвинить тебя в глупости, я…

— И кроме того, я не ребенок. Я взрослая женщина! Я обдумала положение и приняла разумные меры предосторожности, чтобы обеспечить себе безопасность.

— Разумные? Ты считаешь, что ведешь себя разумно?

— Вот именно! Если бы ты не перебил меня, я добавила бы, что вместе с определителем собираюсь установить сигнализацию, — заявила она. — Что еще я могу сделать? Купить револьвер?

— Револьвер! — Джим мгновенно вспомнил мрачную статистику: нередко жертв преступления убивают из их же собственного оружия. — Только этого не хватало!

— Тогда чего же ты хочешь от меня? — Энди была готова сорваться на крик.

— Хочу, чтобы ты позвонила в полицию, а затем собрала вещи и уехала к отцу, пока этого типа не поймают.

— Нет! — Энди попыталась вырваться из рук Джима, но не сумела. — Никуда я не уеду. Я сама разберусь в своих проблемах, — твердо добавила она. — Неужели мужчина в таком случае решил бы сбежать? Скажи, ты бы сбежал?