Это ублажение связано с обетованием: «ибо время близко»(ο γαρ καιρòς εγγύς). B прологе Откровениямы имеем два различных, но и как будто однозначных утверждения, относящихся к времени исполнения пророчества: первое есть самое общее его определение, в котором говорится, что оно дается, чтобы показать, «чему надлежит быть вскоре(α δει γενέσθαι εν τάχει) (I, 1). Каково здесь значение этого εν τάχει, есть ли оно хронологическое, как «обстоятельство времени», или же онтологическое, которому в этом именно смысле усвояется «долженствование», внутренняя значимость и сила свершения, хотя бы оно имело далее выразиться во времени и временах, а также и за временем и даже над временем, сверхвременно? (Это общее определение буквально повторено и в заключительных словах Откровения: XXII, 6). Такой онтологический характер времени выражен в книге прор. Даниила так: «есть на небесах тайны, и Бог открыл царю Навуходоносору, что будет в последние дни». ( Дан. II, 28-30). Это εν τάχει, таким образом, должно быть понято не в смысле краткого срока, но скорее надвременности, которая имеет силу над временем как его внутренняя норма. Этот нормативный характер онтологического долженствования проявляется и во временномбытии в качестве руководящего начала, исторической закономерности.

Второе же значение, более хронологическое, чем онтологическое, принадлежит второму пророчеству: «ибо времяблизко» (ср. 3). В этих словах выражено особое ударение, усиливающее конкретное значение пророчества как относящееся к историческому времени. Однако и они должны быть поняты не в смысле непосредственной близости исторического момента, но лишь общей эсхатологической перспективы. От первого буквального их понимания предостерегает нас ап. Павел на примере фессалоникийцев, их суеверного и суетливого отношения к эсхатологическим пророчествам: «молим вас, братие, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, будто уже наступает день Христов. Да не обольстит вас никто, никак»... ( 2 Феc.II, 1-3). [ 10] Поэтому же нельзя понимать близость эсхатологического конца буквально и в таких выражениях, как Лук. XVIII, 8: «сказываю вам, что подаст им защиту вскоре»; подобное же значение имеет и Рим. XVI, 20: «Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими «вскоре»; также и в Откр. II, 5 к Ефесской церкви: «если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься». Во всем этом ряде выражений скороимеет различное значение.

После этой первой части пролога, содержащей как бы заглавиевсей книги, следует его вторая часть, содержащая торжественное самосвидетельство составителя Откровения, Иоанна, в благословении, которое он посылает семи церквам, находящимся в Асии: «благодать и мир от Бога». Это есть общее апостольское благословение, со всей силой его и властию преподаваемое. Такое благословение мы встречаем в большинстве апостольских посланий, обычно также в начале, и это есть самосвидетельство власти апостольской. Итак, по форме Откровениеесть апостольское послание, обращенное непосредственно к семи асийским церквам. Это, разумеется, не придает им лишь местного ограниченного характера, что умаляло бы их значение для всей церкви. Поэтому послание семи асийским церквам является и «соборным» экуменическим посланием ко всей церкви Христовой. От кого же посылается это «благословение»? Ему присущ торжественный, повелительный, вселенский характер, оно исходит от самого во св. Троице сущего Бога, и прежде всего, от вечного Бога Отца, который именуется Тот. [ 11] Кто «есть и был и грядет (есмь грядый ο ερχόμενος)» (4). Вечность Божия здесь выражается как всевременность или сверхвременность грамматическим соединением всех трех времен: настоящего, прошедшего и будущего. [ 12] Благословение продолжается так: «и от семи духов, находящихся пред престолом Его» (4), а далее следует за этим: «и от Иисуса Христа» (5). Естественно, возникает вопрос, как следует понимать эти «семь духов»: видеть ли здесь ипостасьСв. Духа, именно третью ипостась, которой, однако, усвояется здесь необычное, именно второе, место во Св. Троице, или же только дары, благодать, действие Св. Духа? Сам по себе порядок ипостасейне имеет здесь решающего значения для того или другого уразумения текста. Седмеричное число здесь может означать действие ипостасив ее дарах применительно к церкви соответственно седмеричному числу частных церквей. Видеть же здесь ангелов в сопоставлении с Первой, Отчей, ипостасиюи Иисусом Христом, притом названных прежде Христа, является догматически несообразным. Экзегетически же вопрос этот не может разрешиться бесспорно, да, впрочем, то или иное его решение в данном случае даже не представляет особого значения. (Семь духов, или семь светильников в явлении Христовом повторяются в Откр. III, 1; IV, 5; V, 6. О семи духах Божиих ср. у Ис. II, 2).

Третья часть благословения Иоаннова делается от Христа, в особенно пространном, торжественном и догматически содержательном Его именовании: «и от Иисуса Христа, свидетеля  [ 13] верного, Первенца из мертвых и Владыки царей земных» (5-а). В отличие от IV Евангелия, принадлежащего тому же священному писателю, Вторая ипостась здесь описывается не со стороны вечности Своей, как «сущее в начале Слово», но со стороны Ее служения в мире, космического и сотериологического, как «свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных»: служение пророческое и в особенности царское. Но здесь же присоединяется и первосвященническое служение как искупителя: «Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших кровию Своею, и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков. Аминь» (6). Здесь в сжатой лапидарной форме излагается учение о Христе как искупителе и спасителе — так, как оно кристаллизовалось в апостольский век, в посланиях ап. Павла (особенно Кол. I, 18), Петра и др. в связи с внутренним, иерархическим соотношением Первой и Второй ипостасей, Бога и Христа: «Царями и священниками Богу и Отцу». Это соответствует уже и учению IV Евангелия («восхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, Богу Моему и Богу вашему» ( Ин. XX, 17). Но и этим еще не исчерпывается христологическая часть благословения, п. ч. она продолжается и в области эсхатологии, и притом с особенной, можно сказать, в этом смысле как бы программной силой, свойственной этой пророческой книге: «се грядет с облаками и узрит Его всякое око, и те, которые пронзили Его и возрыдают перед Ним все племена земные. Аминь» (7). Здесь явное созвучие с Ин. XIX, 37 ( Зах. XII, 12), а также есть, конечно, и синоптическая эсхатология «малого апокалипсиса» ( Мф. XXIV, Мк. XIII, Лк. XXI. Ср. Дан. VII, 13-14).

Обращение с благословением, которое излагается в третьем лице чрез посредство Иоанна, теперь еще особо подтверждается от первого лица, «Господа Вседержителя», самого Бога-Отца, Который применяет к Себе еще особый символ Своей вечности: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет» (8). Повторяется слово стиха 4-го — о вечности Божией. Следует здесь же остановить внимание, что эта же самая формула: α и ω, первый и последний, начало и конец, — применяется и в других текстах Откровения, именно I, 10-в, XXII, 13, однако уже в применении не к Отцу но ко Христу, как следует из всего контекста (см. ниже). Можно поэтому здесь уже заранее указать, что это отождествление свидетельствует о Богочеловечестве Христовом, в котором не умаляется Его Божество, и, напротив, со всей силой свидетельствуется священным писателем.