Холмс отступил от каминной полки и повернулся так, чтобы не встретиться с моим предостерегающим взглядом.

— Я и подумать не могу иначе, кроме как обратить все те ничтожные способности, коими обладаю, на разрешение этой проблемы.

— Одно лишь предостережение, — сказал Аттерсон. — Необходимо, чтобы Джекил не знал о вашем интересе к делу.

— Даю вам слово, что он будет оставаться в неведении, насколько сие окажется в моих силах.

Они пожали друг другу руки. Затем Холмс записал на манжете своей сорочки адреса Джекила, Аттерсона и Хайда (если помните, последний сам сообщил его адвокату) и распрощался с нашим посетителем, подбодрив его и пообещав держать в курсе. Как только тот ушёл, Холмс повернулся ко мне и спросил:

— Уотсон, что говорит ваш «Медицинский справочник» относительно доктора Генри Джекила?

Я был сердит на своего друга, но до поры до времени подавил гнев и взял с полки требуемый том. Полистав страницы, я нашёл искомое место и прочёл:

— «Война между личностями», — задумчиво повторил Холмс. — Интригующий заголовок. Надо бы поинтересоваться содержанием статьи с таким названием.

— Она попадалась мне совсем недавно, когда я копался в подшивках старых журналов, — отозвался я и поменял толстенный справочник на тонкий «Британский медицинский журнал», датированный февралём прошлого года. — «Редакторы отвели немало места этой весьма необычной теории касательно…» А, вот, нашёл! «Война между личностями», Генри Джекил, доктор медицины, доктор гражданского права, доктор юридического права и прочая, и прочая. Хотите послушать?

— Да, если вас не затруднит.

— «Когда умирает великий человек, — начал я, — мы склонны рассуждать о его естестве и перечислять те блистательные достижения, которые естество это свершило за время его жизни. Что мы игнорируем — и слово «игнорировать» здесь уместно, поскольку все мы знаем о его существовании, однако предпочитаем не говорить об этом, — так это его второе естество, эту более низкую и менее выдающуюся личность, которая, в зависимости от степени подавления, угрожает увести своего владельца в русла более низкие, нежели избранные её возвышенным двойником. Ибо человек не един, но двойствен, и обе эти сути пребывают в постоянном конфликте, выясняя, кто же из них станет хозяином. Именно победитель и решает, какое направление примет жизнь человека…» И далее в таком же духе на протяжении шести страниц. — Я закрыл журнал.

— Выразительно, — отозвался Холмс.

— Но упрощённо. Джекил не пишет ничего нового: это уже давно всем известно.

— Возможно, именно потому так важно об этом говорить. Но интересно, что статья опубликована в медицинском журнале. Она скорее отдаёт философией.

— Далее доктор доказывает, что понимание конфликта между двумя личностями человека однажды может привести к излечению психических заболеваний. Притянуто за уши, я бы сказал.

Но Холмс не слушал. Он сунул руку в карман сюртука и уставился на дым, поднимавшийся от его трубки к потолку.

— Два естества: одно возвышенное, другое низкое. Уж не низкое ли естество самого Джекила избрало его своей мишенью? Если только он действительно является мишенью. Вот где самая мучительная проблема.

— Полагаю, её решение стоит опасности вашему здоровью, — отрезал я, более не в силах сдерживать гнев. — Очевидно, Холмс, мои попытки заставить вас понять всю важность отпуска не принесли результатов!

— К чёрту отпуск! — внезапно вскричал он. — Шантажисты — самые худшие из преступников, ибо они выжимают своих жертв досуха и оставляют после себя лишь пустые оболочки. В Хэмпстеде, например, живёт некий человек — и однажды для него настанет день расплаты, — который держит в своих руках судьбы дюжины мужчин и женщин, играя с ними, как ребёнок с бильбоке. Нет, Уотсон, пока один из наших достойнейших граждан корчится под ногтем подобного мерзавца, отпуска не будет. Ноттингем откладывается, и ни слова о нём больше, пока мы не перелистнём последнюю страницу странного дела доктора Джекила и мистера Хайда. — Он схватил с вешалки пальто и шляпу и оделся.

— Куда мы направляемся? — спросил я.

— Нам предстоит славная ночка, Уотсон, — объявил Холмс, протягивая мне моё одеяние. — Как насчёт небольшого путешествия в Сохо?

III. СТОЛКНОВЕНИЕ В СОХО

После нескольких минут езды в кэбе мы оказались в Сохо-сквер, этом бессистемном скоплении грязных улиц и обветшалых зданий, в которых, подобно множеству сортов экзотических растений в теплице, процветает с десяток различных национальностей. Ночь выдалась ясной, и всё же в скудном свете, сочившемся сквозь закопчённые стёкла стоявших на каждом углу газовых фонарей, пейзаж был едва различим. Какой-то вандал запустил булыжником в фонарь, ближайший к искомому нами адресу, и погасил его, поэтому нашему вознице, дабы удостовериться, что он точно привёз нас в нужное место, пришлось слезть с козел и чиркнуть спичкой под кованым номером на двери.

— Это здесь, джентльмены, — бодро возвестил он, отбросив спичку и вернувшись к кэбу. — Хотя мне совершенно непонятно, зачем двум приличным джентльменам вроде вас посещать парня, что живёт в такой дыре, — если только вы сами не объясните.

Оставив без внимания подразумевавшийся вопрос, Холмс вышел и вручил кучеру полкроны со словами:

— Там, откуда эта монета взялась, найдётся и ещё, если ты поставишь кэб за углом и подождёшь нас.

— Вот это да! — воскликнул тот, пряча монету в карман. — Да за полкроны я согласился бы в одиночку похитить русского царя!

— Этого не требуется. Просто подожди за углом. — Когда экипаж с грохотом удалился, мой друг заметил: — Редко кто высказывается столь откровенно, как этот кучер, Уотсон. И он запел бы по-другому, если бы узнал, чьим наследником является человек, проживающий именно здесь, в этой дыре. Между прочим, вы не догадались прихватить свой револьвер?

— Я не думал, что он понадобится.

— Жаль. Что ж, у нас есть трости. — Холмс взял меня под руку. — Не тревожьтесь, старина. Вряд ли дело дойдёт до открытого столкновения. Однако после того, что мы услышали об этом Хайде, лишняя осторожность не помешает. — Сказав это, он направился к низкой деревянной двери приземистого двухэтажного здания и постучал по доскам.

Нам открыла старуха в строгом чёрном платье с белым кружевным воротником и приколотой в центре незатейливой брошью из слоновой кости, которую она и теребила, изучая двух незнакомых мужчин на крыльце. Некогда её туалет был весьма изящен, однако за прошедшие годы чёрный цвет начал выцветать до фиолетового, белый пожелтел, а слоновая кость разболталась в своей оправе из тусклого серебра. Интересно, что лицо над потрёпанным воротником своим цветом и текстурой напоминало эту самую слоновую кость и вкупе с чистым серебром её волос могло бы придавать пожилой женщине вполне благородный облик, если бы не алчный блеск в глазах да выражение явственного лицемерия. Быстро определив её роль в хозяйстве, я возблагодарил судьбу за то, что нашей домовладелицей является миссис Хадсон. Навряд ли я бы доверил ключ от своих комнат созданию, подобному этому.